Во Франции официально началось правление Николя Саркози. В России, если судить по прессе, желали победы Саркози на прошедших президентских выборах. Прежде всего потому, что большинству населения и журналистов импонировала его жёсткая позиция по отношению к прошлогодним волнениям иммигрантов.
Многие советские люди, скандировавшие на школьных линейках и первомайских демонстрациях лозунги о братстве народов, непонятным образом превратились ныне в сторонников чистоты крови и расы. Президент футбольного клуба “Химки” Андрей Червиченко, рассуждая в одном из интервью о проблемах адаптации темнокожих легионеров, прямо говорил, что у нас расизм процветает...
Такие резкие заявления следует оставлять на совести сказавших, но вот уже несколько лет подряд наша страна известна миру нападениями на заграничных студентов, убийствами иностранцев. Никого не удивляет, что в Москве проходят официально разрешенные митинги, на которых несут транспаранты “Россия – для русских!”, “Мы не хотим разноцветной России!” и тому подобное.
Ксенофобские массы и потворствующая их настроениям пресса решили, что Николя Саркози в этом вопросе их единомышленник и союзник.
Другой причиной симпатий к Саркози со стороны российской прессы было то, что его соперница Сеголен Руаяль – социалистка.
Здесь опять же феномен бывшего советского человека. Работники средств массовой информации, вышедшие из пеленок тотального государственного патронажа, вдруг стали радикальными сторонниками жёсткого капитализма.
Когда во Франции начались студенческие протесты против права хозяев на увольнения без объяснения причин, когда к ним присоединились рабочие, служащие и там началась чуть ли не всеобщая забастовка - французских трудящихся, вчерашних братьев по классу, у нас изображали едва ли не бандитами. А самыми распространенными были слова “иждивенцы”, “социальные иждивенцы”, “халява”, “примитивная битва за халяву”. Телевидение из всей массы бастующих рабочих и протестующих студентов выхватывало в основном темноко жие лица.
Газеты упражнялись в обличении и язвительности: “Халяву можно только давать – отнимать будет непопулярно, а значит, недемократично. Вот главный тупик политкорректности... Во-французском, по-настоящему социалистическом государстве настолько привыкли существовать на всевозможные пособия, что одна только мысль о том, что их или их отпрысков могут волюнтаристски уволить, подмывает «честных буржуа» возводить баррикады”.
Был даже такой заголовок - «Студенческие волнения во Франции – кризис европейского социального государства».
У них кризис, понимаете ли...
Одним словом, к “социализму” в российской прессе устойчивая идиосинкразия. Тут сходятся две линии. Авторы статей, работники газет и телевидения – высокооплачиваемые молодые люди. Это у них якобы современная, якобы западная, самодовольно-брезгливая реакция – объявить всех не таких успешных людей бездельниками, тунеядцами, халявщиками, “лузерами”.
А с другой стороны – они выполняют заказ хозяев изданий. Олигархов. Которым социальные программы, социальные протесты в стране и тем более забастовки на их предприятиях на дух не нужны. В России почти нет настоящих профсоюзов, каждый наемный работник сам за себя, а значит, в полном рабском распоряжении хозяина.
Но когда Саркози победил на выборах, у нас вдруг стало известно, что его дедушка – еврей, а отец – венгр. Да еще венгр, сбежавший на Запад после окончательного утверждения в Венгрии советской власти. И в некоторых кругах возникло опасение: сможет ли человек с такими корнями, с такой исторической памятью объективно относиться к России? Точно так же “вдруг” стало известно, что Саркози настроен к нам далеко не так благостно, как Ширак.
Более того, Саркози то и дело вспоминает Чечню. А это слово многим режет слух. Тем более он употребляет его в самых разных контекстах. Например: “Если вы хотите, чтобы я сказал, к кому я ближе — к Соединенным Штатам или к России, которая ведет себя так, как мы это видели в Чечне, то я ближе к Соединенным Штатам”.
Или: “Господин Путин, как и господин Ельцин, сделали много хорошего для России. Но это не заставит меня согласиться с тем, что происходит в Чечне. И это не заставит меня закрыть глаза на значительные пробелы в области демократии в России”.
И даже хочет потребовать от Путина, “чтобы он объяснился по поводу Чечни, по поводу своей позиции в отношении Грузии и Украины”.
А уж что говорит о России его советник по внешней политике Пьер Лелюш – просто шок для некоторых российских политиков:
“У нас перед глазами - авторитарный режим, который установил контроль над СМИ, который позволяет убивать журналистов, который отменил выборы... Сегодняшняя Россия напоминает Германию 1918 года — разочарованную, реваншистскую и националистическую... Нельзя забывать и о скрытой оккупации двух грузинских сепаратистских регионов. Их жители получили российские паспорта, многие местные руководители назначаются напрямую через Москву. ФСБ в этих регионах ведет себя по-хозяйски. Это неслыханно! Как бы мы отреагировали, если бы Эльзас и Лотарингия оказались под контролем иностранной державы?”
Французская пресса не исключает вариант, что этот самый Лелюш станет министром иностранных дел Франции.
Так или иначе, а с уходом Шрёдера с канцлерского поста в Германии и с уходом Ширака с президентского поста во Франции для России ушло в прошлое благостное отношение Европы. Путин исчерпал весь горбачевский и ельцинский лимит симпатий. Герхард Шрёдер еще мог влиять на ситуацию, оставаясь видным политиком общеевропейского масштаба. Но он сам же уничтожил свой авторитет, став главой Северо-Европейского газового трубопроводного консорциума. Если суммировать все негативные высказывания по этому поводу, то получится: “На зарплате у Путина”.
Однако отношение Европы к России зависит не от Шрёдера, Ширака, равно как и не от нынешних лидеров европейских стран, - оно зависит в первую очередь от самой России.
В России об этом говорить не любят.
И почти не говорят.