Александр Калягин: власть над залом

Фестиваль “Гешер” представляет израильтянам московский театр Et Cetera, которым руководит известнейший актер и режиссер Александр Калягин, через месяц отмечающий свой 70-летний юбилей. В мае-июне этот театр покажет в Израиле и классику - “Бурю” Шекспира в постановке Роберта Стуруа с Калягиным в главной роли, и SounDrama - новое направление в театральном и музыкальном искусстве, основанное на синтезе этих жанров, воплощенное в спектакле “Морфий”. 

 

Калягин не любит давать интервью, выступать на телевидении. Публичный человек не любит публичности - такое сегодня тоже бывает. Над коллегами, которые позволяют вести репортажи из собственных спален, он посмеивается. Следует заповеди “Не суди, и не судим будешь”, но в его жизни это ничего не меняет: его судят за все - за успех и провал, за признание и награды, за выстроенный театр и должности, за дорогую машину и хороший дом и еще за очень многое. Он раздражает - нет, не своим везением, есть и более удачливые, а тем, что ускользает от прямых определений. Его любят, не понимая за что, и не любят, не вникая, есть ли на то причины. Калягин выпадает из любого амплуа – он не трагик и не комик, существует где-то на границе, в той зоне, куда мало кто рискнет сунуться. Он эталонный артист – именно так назвал его Анатолий Васильевич Эфрос. 

 

- Александр Александрович, вам свойственна самоирония? 

- Самодовольные люди кажутся мне смешными. Предпочитаю для себя самоиронию. Без иронии можно потерять ориентиры в жизни, причем везде, а самое главное - в профессии. Льстивое слово угадываю с первой секунды. Терпеть не могу лесть, всякий раз прошу отложить ее до речей у гроба. Хотя когда окружен любовью, чувствую себя хорошо. Всем артистам известно, что хорошие спектакли получаются только тогда, когда на сцене царит атмосфера любви, я бы сказал, страстной любви - когда ссорятся, мирятся, когда эмоции перехлестывают, кипят страсти... 

- А что это такое - быть артистом? 

- Воспринимать жизнь острее других. Уметь чувствовать чужую боль. Накапливать свой опыт боли. Быть личностью, иметь свой мир. Это все как бы прописные истины, но других нет. Почему любят артистов? Потому что они проживают свои жизни более наполнено. Живут наотмашь, без остатка тратятся, отдают себя, не скупясь. Это все в природе актерской. За сценическое время актеры проживают целую жизнь, за свою жизнь - множество судеб. Вам, должно быть, известно, что если артист долго не выходит на сцену, он заболевает. Ему необходимо отдавать свою энергию, но одновременно и насыщаться энергией зала. Это то, что держит его по жизни. Для артистов нет большего наслаждения, чем почувствовать на сцене, что ты “взял зал”. Вот тогда ты ощущаешь свою власть. Это непередаваемо!

 

- А не жаль тратить свое время на общественную деятельность? Вам бы играть и играть... 

- Играть люблю больше всего на свете. Я актер прежде всего. Еще ребенком мечтал о своем театре, теперь он у меня есть. Это такое счастье - знать, что после тебя останется потрясающий театр, в который будут приходить зрители еще много-много лет. А времени, конечно, жалко, его катастрофически не хватает. Нет времени читать хорошие книги, слушать музыку, ходить на выставки. А что делать? Не надо было браться, если не можешь довести дело до конца. Все, кто меня давно знает, удивляются, что я вдруг стал общественной фигурой. Я никогда не был социально активным. В советское время сидел в гримерке и негодовал. Критиковал Ефремова, удивлялся, что он ставит просоветские, плохие пьесы. Дома слушал приемник, радио “Свобода” и возмущался на кухне. Это было легко. Власть ненавидел, но про себя. Кому мои чувства тогда были интересными?.. Когда в 1996 году на съезде Союза театральных деятелей мою кандидатуру предложил Михаил Александрович Ульянов, я честно признался, что никогда не имел склонности к общественной деятельности, да и вообще на театральном съезде оказался впервые. Но потом меня охватил азарт: неужели не получится? И получилось. Во всяком случае, очень многое. 

- Возглавлять СТД и одновременно руководить собственным театром, да еще играть на сцене - это же колоссальное напряжение. Что вам помогает держаться? 

- Мне как-то врач сказал после инфаркта: “Саша, у вас энергетический ресурс исчерпан. Вы живете уже на НЗ”. Ну и что? Я же не знаю, сколько его, этого неприкосновенного запаса, осталось. Помню, в молодости проснешься в холодном поту от ужаса: как это так - я живу, и меня не будет?! А потом идет время, уходят друзья и близкие, и вдруг понимаешь: впереди путь - короткий или длинный, Бог его знает. Я медик по первому образованию, по второму - актер. Моя профессия - человековедение. К смерти со временем начинаешь относиться просто: жизнь идет, все естественно, это шаг, говорят, в вечность. А может, и нет... Что помогает держаться? Жена, дети, театр, ученики, ответственность перед ними всеми. 

- У Шекспира “Буря” - это комедия, а у вас? 

- Хотя она и называется комедией, но ни в одной шекспировской трагедии нет такой безысходности. Да, в ней много фантазийного, много волшебства, из нее легко можно сделать шоу в жанре фэнтези, как сейчас говорят... В “Буре” много и мыслей, которые разбросаны по разным пьесам Шекспира - о любви, о времени, о несовершенстве мира и человека. И все это на фоне летающих духов - здесь и нимфы, и цереры, и жницы, и прочие сказочные существа. Как из всего этого вычленить главное? Как подступиться к этому тексту? Оказалось, просто. Хотя это “просто” далось каторжным трудом в течение семи месяцев, которые были и очень счастливыми, и многострадальными для всех, кто участвовал в спектакле. Роберт Стуруа - уникальный режиссер, его глубинные знания всего творчества Шекспира поражают, он легко апеллирует разными примерами из разных пьес. Его работа над “Бурей” - какое-то анатомическое препарирование текста, при том что это не алгебра, которая разрушает гармонию. Это алгебра, которая необходима, когда пытаешься разгадать последнюю пьесу Шекспира. Он прожил еще несколько лет, но больше ничего не написал. Почему “Буря” стала последней пьесой? Стуруа обостряет смысл пьесы, убирая все лишнее. В спектакле нет ничего проходного, немотивированного, все очень лаконично и понятно, без всякой зауми. 

- Ваш Просперо - волшебник, маг, которому известны тайны мира. Как же играть такого героя?

- У героя есть биография. 12 лет он жил на острове, мучаясь одной мыслью: как отомстить, как наказать, как сделать больно тем, кто сделал больно ему. Он очень долго ждал момента, когда корабль с его врагами окажется рядом с тем островом. Это могло бы случиться через год, но случилось только через 12 лет. За все эти годы он помрачнел, постарел от своих мыслей, от одиночества - вокруг него, кроме дочери, никого не было. Все его общение сводилось к общению с книгами и полуживотным Калибаном... У каждого артиста есть свои методы, свои кнопочки, но здесь они были исключены, в этой роли я отказался от всех своих красок. В роли Просперо есть очень мощный заряд, мощное содержание, но в этой сложнейшей партитуре есть одна доминанта - жажда мести. Им владеет одна мысль: как жестоко наказать своих врагов. Я никогда ни одного персонажа не играл столь однотонно, столь монотонно... Но я шел за биографией Просперо и уверен, что его надо играть почти без красок. “Буря” открыла мне страшную истину: нельзя изменить низменную природу человека. Только перед самым концом, последним вздохом человек освобождается от земных пут, расстается со своими инстинктами - амбициями, гордынею, местью. И прозрение Просперо, когда он решает простить своих врагов, это миг, это последние секунды перед смертью.

- А вы сами способны простить? Как вы поступаете с людьми, которые вас обижают?

- Меня сложно обидеть. Это умение приходит с возрастом. Пока ты молодой - реагируешь болезненно на все, на каждое слово, косой взгляд. А потом перестаешь замечать. Я живу в режиме энергосбережения. Знаю, когда нужно выложиться по полной, а когда абстрагироваться от суеты. 

- Ваш спектакль - это исповедь режиссера и артиста одновременно, взирающего на жизнь без оптимизма...

- Думаю, что это мудрость, которая приходит с годами. На самом деле я совсем не мрачный человек, кстати, Роберт Стуруа тоже. В любой пьесе мы всегда ищем юмор. В мае будут праздновать мой юбилей, и знаете, как будет называться это действо? “Праздник шута”. Когда об этом узнали мои коллеги, они очень удивились, кто-то даже признался, что обиделся бы, если бы ему предложили так отметить свой юбилей. А я счастлив. Ненавижу пафос, официоз, длинные речи, которые нужны исключительно выступающим. У меня на вечере будут клоуны, цирковые артисты, артисты моего театра, а сам я появлюсь в конце с небольшим монологом. Вот и все. 

 

 “Новости недели”
Photo: gesher-theatre.co.il