ГОЛОС из-под глыб холокоста

Чудеса случаются – наперекор расхожей поговорке. Из-под глыб Холокоста, от имени миллионов замученных и уничтоженных раздался вдруг, 60 лет спустя, живой и взволнованный голос. Случилось чудо. Рукопись, которая пролежала нечитанной эти шесть с лишком десятилетий, была издана и стала неожиданным бестселлером во многих странах.
Рукопись называлась «Французская сюита». Автор – Ирена Немировская (я русифицирую ее имя, возвращая к истокам – вместо франко-англоязычного Irиne Nйmirovsky).
Слово - долгожитель по сравнению с человеком. Ирена Немировская погибла 17 августа 1942 года в лагере смерти Освенциме, через месяц после того, как её, еврейку, сдали французские коллаборационисты. А спустя десятилетия, ее голос неожиданно зазвучал в полную мощь и на весь мир. Её книга вышла сначала по-французски, на языке оригинала, и буквально в несколько месяцев была переведена на все главные европейские языки. И вот, наконец, её американское издание. Незамедлительный бестселлер. А ведь в Америке редко иноязычные книги становятся бестселлерами. Тем более – незаконченные, написанные более полувека назад, когда автора давно уже нет в живых. Очевидно, на судьбу этой книги отбрасывает свой трагический отсвет судьба ее автора, жертвы Холокоста. Сюжеты, тон, стиль, жанр этой книги укрупняются в читательском представлении, как будто она вся набрана курсивом.
«Французская сюита» состоит из двух больших новелл, изображающих жизнь во Франции с 4 июня 1940 года, когда немецкие войска готовились вступить в Париж, до 1 июля 1941 года, когда часть оккупационных войск была отозвана из Франции на Восточный фронт. В конце этого тома приведены биографические данные об авторе. Ирена Немировская родилась в России, в 1919 году иммигрировала во Францию, где стала писателем и опубликовала по-французски девять романов и биографию Чехова. Она писала свою «Французскую сюиту» в деревне Исси-Левэк, куда с мужем и двумя маленькими дочерьми бежала из оккупированного немцами Парижа.
Время смерти Немировской в соотношении с датой написания её прозы поражает. Фактически, нет прозора между ними. Время в жизни и время в тексте синхронны. Это одно и то же время. Автор был прерван буквально на полуслове.
По сути это нонсенс. Так не должно быть. И так не может быть. Между событием и его описанием должно пройти время. Факт должен отстояться как в памяти писателя, так и в памяти читателя.
Самый известный в мире воентолог Пол Фусселл пишет о неизбежном процессе – от поспешной реакции до спокойного размышления – в изображении катастрофических событий: «Выразительность, присущая прозе, достижима только тогда, когда дневниковые записи или анналы постепенно принимают мемуарный лад, поскольку только отстраненно воспринятый факт делает возможным связность повествования или иронию».
У Немировской всё не так – не по этому, универсальному вроде, правилу Фусселла. Но правила на то и существуют, чтобы у них были исключения. Проза Немировской и является таким поразительным исключением. В этой книге – одновременность свидетельства очевидца и художественного произведения, документа и романа. В этих непосредственных синхронных описаниях событий, свидетелем которых автор является, есть эпический размах. Немировская достигла этого отчуждения, или, если воспользоваться словцом, введенным Шкловским в литературоведческий обиход – остранения от факта, который произошел только-только, день, неделю, самое большое – месяц назад.
В защиту Фусселла можно сказать, что, когда он выводил свою знаменитую теорию, он слыхом не слыхивал и не мог знать об уникальной книге Ирены Немировской. Также как никто не подозревал об этом «неведомом шедевре», включая старшую дочь Немировской – Дениз. Дочь сохранила переплетенную в кожу тетрадь своей матери, ни разу туда не заглянув, чтобы не бередить старые раны (её отец, Мишель Эпштейн погиб в газовой камере Освенцима через несколько месяцев после смерти её матери). Только в конце 90-х Дениз открыла тетрадку и нашла там, вместо дневника или записной книжки, как предполагала, две законченных новеллы, написанные микроскопическим почерком из-за экономии бумаги. И вместо Французского института, где хранились персональные документы военных лет, Дениз послала тетрадку в издательство. «Французская сюита» вышла во Франции в 2004 году и стала бестселлером.
Две новеллы Немировской – две части от задуманного ею – из пяти частей – романа, который – она надеялась – будет французской версией «Войны и мира». Но помимо других несовпадений с романом Толстого, «Французская сюита» писалась синхронно с событиями, положенными в основу сюжета: падение Парижа и оккупация Франции нацистскими войсками. В этом существенная разница – Толстой сочинял свою эпопею 50 лет спустя после описываемых событий. Немировская шла по свежим следам увиденного и писала, что видела.
Тем не менее, сам текст предельно объективный, местами даже объективистский для нас, читателей, которые знают, чем всё кончилось. Именно эпический замысел – «французская «Война и мир» - и диктовал автору эту объективность, своего рода отстранение от событий, которые непосредственно её касались: как француженку, как русскую, как еврейку. И однако невозможно, да и немыслимо читать эту неконченную книгу вне личной трагедии автора, трагедии Франции, трагедии европейского еврейства. Это была зачумленная Европа, которой было не до романов. Тем более поразителен подвиг автора, начавшего и продолжающего писать свою книгу на самом краю гибели, чего она не могла не сознавать.
Один из героев «Французской сюиты» стремится передать в будущее своё свидетельство о легкой приспособляемости многих французов к жизни под оккупацией: «Подумать только, что никто так и не узнает правды, что закрутится такой заговор лжи, что всё это превратится в еще одну страницу славы в истории Франции. Мы сделаем всё что можем, чтобы вписать небывалые подвиги и героизм в официальные протоколы».
Две части «Французской сюиты» резко контрастны. «Буря в июне» рассказывает о паническом бегстве парижан на юг перед наступающей немецкой армией. В «Дольче», написанной лучше и тоньше, французская деревня живет под немецкой оккупацией.
«Буря в июне» начинается с грохота немецкой артиллерии на окраинах Парижа. Июньская ночь необычайно жарка, и те из парижан, что не могут заснуть из-за жары, слышат первые звуки воздушной сирены: «Для них это началось как долгое дыхание, как глубокий вздох. Но вскоре взвыло всё небо. Звук пришел издалека, из-за горизонта – медленно, почти с ленцой. И тем, кому удалось уснуть, снились волны, что разбивались о берег, и мартовская гроза, исхлеставшая деревья в лесу».
Когда Париж проснулся, всем стало ясно, что ничто – в особенности доблестная французская армия – не стоит между ними и немцами. И все как один устремились на дорогу – вон из Парижа. Изображая панический исход горожан из любимого города – железные дороги, забитые толпами, взорванные рельсы, нехватка бензина и пищи – Немировская выхватывает из толпы несколько человек и эту толпу полноправно представляющих.
Автор сознательно использует социальные стереотипы: истерический эгоизм и изоляция в этой толпе богатеев в их дорогих, доверху набитых ценными вещами автомобилях, и – человеческая солидарность неимущих в их машинах-развалюхах, а то и пешим ходом со своим скарбом на плечах.
Вот мадам Перикан, жена высокопоставленного чиновника, оставшегося в Париже, пытается обойти эту бесконечную очередь беглецов, чтоб внести, как она думает, хоть какой-то порядок (опять таки согласно социальной иерархии), а на самом деле вносит в это движение еще больший хаос.
Вот Габриэль Корт, богатый, успешный и самовлюбленный писатель, рассматривает падение Парижа как личное оскорбление своей утонченной чувствительности. Застряв на дороге в перманентной «пробке», он жалуется своей любовнице: «Если события, такие болезненные как поражение и массовый исход, не могут быть вознесены до монументальных высот, они и вовсе не должны случаться!» С точки зрения Корта, трагическое - это великое. Будучи настоящим художником, Немировская никак не комментирует самоочевидное – человеческую глупость. Создавая эпическое полотно, она предоставляет своим героям полную свободу самовыражения.
А вот среднего возраста супруги Мишо. Они бредут по дороге с чемоданами в руках вместе с десятками тысяч других беженцев. В Париже они оба работали клерками в банке. В связи с войной банк переносит свои операции в Тур. И супруги Мишо должны пешком дойти до Тура и немедленно приступить к работе. Директор банка обещал подвести их на своей машине, но теперь их места заняты любовницей директора и его собакой. Обогнав Мишо на машине, директор банка грозно внушает им: «Вы должны быть на работе через два дня. Все служащие должны быть на своих рабочих местах». Супруги Мишо только посмеиваются, глядя, как автомобиль их босса исчезает впереди. Они не многого ждут от жизни и потому редко бывают разочарованными. «Несмотря на истощение, голод, страх, Морис Мишо не был на самом деле несчастлив. У него было своеобразное понимание хода вещей: он не казался сам себе настолько значительным, редким, незаменимым, как думают о себе большинство людей».
В «Буре в июне» Немировская через горстку людей и их судьбы показывает, как в перевернутом бинокле, судьбу всей нации на изломе истории. Искусство автора в переключении тона и темпа с одного персонажа на другой завораживает. Есть в этом эпическом полотне и иронические отступления: скажем, целая глава, написанная от имени кота – в добрых традициях европейской литературы (« Житейские воззрения Кота Мурра» Гофмана). Но эти легкомысленные пассажи сменяются вспышками ужаса, когда немецкие самолеты бомбят колонны беженцев.
И военные сводки – что Франция капитулировала – приветствуются измученными беглецами, как будто это ответ на их тайные мольбы и надежды. Те, кто выжил, возвращаются в Париж – пусть там их ждут оккупанты, суровая зима и неизвестность.
В «Дольче», второй части неконченного романа Немировской, нет ничего от сутолоки и страстей её первой части. Напряженная, резкая тональность сменяется умиротворенной, буколической. Франция капитулировала на полях сражения, и теперь битва перенесена с авансцены истории за ее кулисы, где главные герои уже не солдаты, а совесть и души людей.
Немецкий отряд расквартирован в небольшом городке Бусси.
У Немировской тонкий, нюансированный взгляд на тот выбор и на те возможности, которые были у оккупантов и оккупированных. Да, она описывает сравнительно мирный период в начале 1941 года, когда главная проблема немецкой армии была сочетать военные требования с сосуществованием с французами. Присутствие гестапо еще не было столь очевидно и, соответственно, не было еще и Сопротивления, ибо некому было сопротивляться.
Вторая часть кончается, когда это подразделение немецких войск, с которым жители городка неплохо уживались, уходит на Восточный фронт, в Россию. А жители гадают, что случится и кто придет следующим.
Увы, мы знаем, что случилось. Немировская погибла в концентрационном лагере, не успев дописать свою книгу.Тем более невероятно, что написанное ею пережило автора – причина для торжества и одновременно скорбь от еще одного напоминания об ужасах Холокоста.
Немировская первой написала прозу о Второй мировой войне. И теперь все могут прочесть этот замечательный, гуманный и проницательный – пусть и неоконченный - роман, который произвела эта трагическая эпоха.