ОСТАНОВКА НЬЮ-ЙОРКСКОГО ВРЕМЕНИ

Кому довелось проживать в Гринвич Вилледже между 20-ми и 60-ми прошлого века, хорошо запомнили этого высокого долговязого человека, упорно молчаливого, погруженного в собственные мысли - машинально делающего круги вокруг Вашингтон-сквера. Этой знакомой – и знаковой, прямо-таки навязчивой городскому ландшафту фигурой был Эдвард Хоппер – такой же одинокий, отрешенный от городского быта, думающий свою думу, как и люди на его картинах. Однажды художник Поль Резика, многолетний сосед Хоппера, встретил его в парке и остановился в удивлении. «Мистер Хоппер, - спросил он. – Чем вы так заняты?» Хоппер ответил: «Я обдумываю мою картину». Чаще всего это означало, что Хоппер раздумывал, как бы ему преобразить место действия его негромких, но интенсивных красок, подогнать к своему видению метрополиса, который он себе присвоил. Нью-Йорк был для него «американским городом, который я лучше всего знаю и больше всего люблю», и за 60 с лишком лет Хоппер улавливал лицо, физиологию и настроение города в своих картинах, рисунках, акварелях и гравюрах. Хоппер проживал в Манхэттене с 1905 года до самой смерти в 1967-ом. Он самозабвенно, со страстью, казалось бы, несвойственной его охлажденной, пуританской натуре, блуждал по городу и свел близкое, интимное знакомство с нью-йоркскими закоулками, углами и местечками, далекими от туристских маршрутов.
Еще несколько художников изобразили Нью-Йорк так достоверно, что мы уже не воспринимаем город без их творческой подсказки. Хоппер был членом этого избранного клуба художников. На ум сразу же приходят Джордж Гершвин и Вуди Аллен, которые соорудили свой собственный космос – самодовлеющий и тем не менее мгновенно узнаваемый. Таинственным путем их город становится нашим городом.
Сорок лет после его смерти, пейзажи и настрой Хоппера еще можно отыскать повсюду в этом городе стальных мостов, бетонных стен, асфальтовых дорог, кирпичных домов, бензоколонок и старых складов. Когда пустынная улица плавится и мерцает в августовском зное, когда кто-то садится в затемненном кинозале и ждет начала сеанса, - Хоппер тут как тут. Когда одинокий созерцатель торчит в окне или диагональная тень поглощает тротуар, - здесь тоже поработал Хоппер.
Всегда противоречивый, Хоппер дал свою версию Нью-Йорку, который большинство других, современных ему художников изображали как город абсолютной новизны, строительного гигантизма, технологических чудес – как, к примеру, в картинах Джозефа Стелла. Хоппер разработал свой персональный городской ландшафт, в котором проигнорировал строение, символизирующее Нью-Йорк для всего мира – небоскреб. Ни Empire State, ни Chrysler Building не появились в его работах. Никогда не встретишь в его нью-йоркских пейзажах корабельные формы Flatiron Building, что так часто – как эталон живописности – использовали в своих полотнах другие художники-урбанисты.
И хотя он запечатлел на своих полотнах много нью-йоркских мостов, Хоппер никогда не рисовал самый знаменитый и знаковый – Бруклинский мост. Вместо этого Хоппер сосредоточился на Манхэттенском мосте, наиболее интенсивно – в картине 1928 года, где поток солнечного света увязает в глубоких тенях, отбрасываемых трамвайной петлей на мосту. В картине «Городские крыши» 1932 года, где представлено все, что Хоппер видел с крыши своей односпаленки в Гринвич Вилледже, причудливый, в стиле Арт Деко, дом на Пятой Авеню лишен всех своих архитектурных красот, зато огни и трубы на крыше его дома превращены в эксцентричную игру квадратов и прямоугольников.
Нью-Йорк Хоппера – город не шикарный, не гламурный, а также с умыслом – пустынный и тихий. Даже его кинотеатры либо темноваты, либо почти безлюдны. Несколько человек, которых он поместил на сиденья, кажутся или рано прибывшими либо припозднившимися. Также пустынны его улицы, словно застигнутые художником либо на рассвете, либо глубокой ночью.
При всей одержимости городом, Хоппер не был уроженцем Нью-Йорка. Он родился в 1882 году в Найаке, в 25 милях к северу от Нью-Йорка. Закончил нью-йоркскую художественную школу и постепенно стал довольно известным гравировальщиком. Живопись он освоил и полюбил только в 40 лет. Но времени ему было отпущено судьбой вдоволь (умер в Нью-Йорке в 1967). Он складывался медленно и долго, и когда нашел свой самобытный живописный стиль, не менял его на протяжении десятилетий. Его жена была единственной натурщицей для всех его картин.
В свободное время Хоппер был типичным ньюйоркцем. Одним из самых больших удовольствий было слоняться по городу и тайком разглядывать ярко освещенные комнаты к ночи. Не соучастник жизни, а ее страстный вуайерист. Он неутомимо ездил на автобусах, троллейбусах и надземке, смакуя быстрые и мимолетные подгляды в чужие жизни. Он был завсегдатаем кофейных, гулякой в городских парках и страстным кино- и театралом. Когда у него не ладилось с живописью, он жадно набрасывался на кино и театр, благо они всегда были представлены в Нью-Йорке в самом широком ассортименте.
Благодаря отчасти этим интересам, театр и кино стали естественными темами живописи Хоппера. Но это не значило, что он просто транскрибировал кистью образы кинотеатров и бродвейских сцен. Его отношение к этой тематике было намного тоньше и сложней. Он переносил на полотна не кино- и театральные сюжеты, а чувство неустроенности, одиночества и тоски. Знающие его люди поговаривали, что за его англосаксонской безучастностью скрываются суицидальные настроения. Было от чего прийти в отчаяние – художник вел обособленную, однообразную жизнь, и только искусство – свое и чужое – было выходом из жизненного лабиринта. Отсюда такой беспросветностью и даже мертвизной веет от его внешне таких слаженных, с тонким подбором красок картин. Какой контраст к сентиментальному и слащавому образу Америки у его современника Нормана Рокуэлла! Какая из этих двух америк всамделишная? Ни одна! Обе с перекосом в субъективную сторону. Есть реал – и есть художка. Даже уже сотворенный мир художник создает заново, по своему образу и подобию.
Самая знаменитая картина Хоппера «Ночные ястребы», написанная в 1942 году, в фильмовом стиле ужасов, изображает исчезнувший город нашего воображения. На картине - угловое ночное кафе. Четыре фигуры внутри – как экземпляры, законсервированные в банке, излучающей резкий призрачный зеленый свет. Стеклянные стены, огромное, из зеркального стекла окно, но без прорезей, - и нет дверей. Как эта грубоватая парочка, одинокий мужчина и официант, вошла внутрь? Как они выйдут? За стеклянными стенами – абсолютно безлюдная улица. Подобно персонажам в криминальном кино или экзистенциальном романе, люди у Хоппера – в западне, из которой нет спасения.
Отчужденный мир, созданный Хоппером на его полотнах, оказался как нельзя более адекватным тем настроениям, которые охватили западный – не только американский – мир спустя десятилетия после его смерти, в новый век компьютеров и Интернета, технически облегчающих жизнь человека, но не спасающих его от душевной смуты, сомнений и крутого одиночества. Отсюда повторная популярность Эдварда Хоппера, художника без иллюзий, который силой своей тоски и таланта остановил нью-йоркское время.