Еще один Гитлер?

Страхи оказались напрасны, и на ум приходят соответствующие пословицы: «У страха глаза велики», «Не так страшен черт, как его малюют» и прочие в том же духе. Напомню, в чем дело.
Показанный на минувшей неделе телериал про то, как некий безвестный Адольф Шикльгрубер превращается в Гитлера, вызвал толки задолго до того, как начались его съемки в Австрии, Чехии и Германии. Сам этот дорогостоящий проект - четырехчасовой телефильм из мини-серий, снятый для Си-Би-Эс канадской компанией «Альянс Атлантик», - был подвергнут резкой критике американской, европейской и, в частности, международной еврейской общественностью уже на уровне замысла. Только один из критиков удосужился прочесть скрипт будущего телефильма, остальные накинулись на саму его идею априорно - за коммерческую тривиализацию зла и неизбежную реабилитацию злодея, пусть в его юношеские или даже детские годы. Чего больше всего боялись, так это появления на экране фюрера с человеческим лицом. «Нью-Йорк таймс», помню, откликнулась на эти споры, дав фоторобот фюрера шиворот-навыворот: к его детской мордашке были пририсованы знаменитые усики.
Создатели и защитники этого телепредприятия говорили, что о фильме нельзя судить до его просмотра, а тем более до его создания. Ссылались на то, что в основу сценария взята одна из самых авторитетных биографий Гитлера, написанная британским историком Яном Кершоу, а тот довел свое исследование только до 1936 года, оставив за пределами Хрустальную ночь, концлагеря, Холокост, Вторую Мировую с 50-тью миллионами убитых. Те же хронологические рамки у телесериала: 1889 - 1936. Вот критики и опасались, что фокусируя внимание на детских, юношеских и молодых годах Гитлера, фильм воленс-ноленс если не обелит, то очеловечит будущего фюрера, и на всякий случай указывали, что Гитлер успел проявиться вполне монструозно и до 36-го, уничтожая политических противников и бывших соратников и призывая к расправе с еврейством в «Mein Kampf», а ту сочинил десятью годами раньше прихода к власти. Кстати, и Бертольдт Брехт задумал «Карьеру Артуро Уи» - памфлет на Гитлера - в 1935-ом, задолго до апогея этой карьеры.
Помню, я тоже ввязался в этот разговор и в русской прессе по обе стороны океана написал, что в наш политкорректный и масскультурный век опасаться здесь абсолютно нечего: все идеологические акценты будут расставлены верно, приличия соблюдены, волки (ТВ-могулы) сыты и овцы (зрители) целы. Только что с того? Мы ни на йоту не приблизимся к пониманию Гитлера как исторической личности и гитлеризма как исторического явления. Хотя самый раз вроде бы взяться за Гитлера искусству, которое может пробиться к психологическим истокам на интуитивном уровне. Что ни говори, злодей был высшего класса, а по содеянному злу - самой значительной исторической фигурой прошлого века. И подход к такому мощному олицетворению зла может быть на уровне Кукрыниксов, а может - в теории - на уровне Шекспира, а тот был гениальным портретистом именно злодеев: Ричарда Второго, супругов Макбет, того же Отелло. Но о каком искусстве может идти речь в коммерческой мелодраме, которая неизбежно должна соответствовать обычным стандартам мыльных сериалов? Лично я ничего иного от этого телешоу не ждал, кроме очередной профанации - искусства, истории и психологии.
Как в воду глядел.
Злодей оказался, что называется, с колыбели. Покойный Ломброзо остался бы этим телесериалом весьма доволен. В наш политкорректный век его теория давно уже вышла из моды, а ведь когда-то пользовалась бешеным успехом. Он считал, что преступниками (как и гениями) не становятся, а рождаются, и во всеоружии его псевдонаучной теории можно угадать кто есть кто уже в колыбели. Точнее: кто из сосунков в своем потенциале будущий злодей.
С тех пор всё круто изменилось: социальные условия были объявлены формирующими будущую личность, а все без исключения младенцы - невинными. Включая того самого младенца Адольфа, в котором никто - ни прочно забытый ныне д-р Ломброзо, ни до сих пор модный д-р Нострадамус - не смогли бы угадать величайшего в истории человечества злодея. Разве что в жанре ретроспективной фэнтези.
Пока мелькают титры этого фильма с именами его создателей и занятых в нем актеров, зрители имеют возможность как бы пролистать раннее био Гитлера и, согласно нехитрой психоаналитической схеме, понять, что сделало его таким, каким он в конце концов стал: брутальность отца, чрезмерная любовь матери, разного рода унижения, неудачи и, само собой, столкновения с евреями, будь то собрат по оружию на фронтах Первой мировой или офицер, ставящий ему палки в колеса при награждении Железным Крестом. Кой для кого это, конечно, вполне убедительные причины, чтобы невзлюбить евреев, но не для того, чтобы задумать и частично осуществить беспрецедентную по своим масштабам акцию по уничтожению Народа Книги. Есть разница: одно дело быть антисемитом, другое - Гитлером.
Короче, никакого становления личности, как говорили в старину про романы воспитания. Как только титры заканчиваются и начинается собственно фильм, перед нами уже готовый психопат, истерик и клоун, не заслуживающий не только понимания, но и внимания. Герой этого фильма - изначальный злодей, пусть и не во всей еще своей мощи и красе. Фильм как бы подсказывает зрителям: не в тех ли ранних временах кроются корешки, которые, пробившись наружу, дали такую пышную крону, покрывшую своей зловещей тенью почти всю континентальную Европу?
Образ, более близкий Кукрыниксам, чем Шекспиру. Хоть актер - Роберт Карлайл - и старателен, даже слишком, не оставляя места ни вдохновению, ни интуиции. Роль Гитлера для него как костюм: он не вживается в своего героя, а скорее демонстрирует его. Хочешь не хочешь, а сравниваешь с другими Гитлерами: Алека Гиннесса в биографическом фильме «Гитлер: последние 10 дней» и Энтони Хопкинса в «Бункере». Да и сравнения со скучноватым все-таки фильмом Сокурова новый телесериал тоже не выдерживает.
Остается без ответа вопрос: как этот бесноватый ублюдок, брызжущий слюной и истекающий потом, без тени личной харизмы, ухитрился увлечь за собой целую нацию?
Весь ужас в том, что Гитлер был идеалистом. Идеалистом в самом худшем смысле этого слова. По мне, так лучше цинизм! Именно этим романтическим идеализмом он и увлек свою нацию, которая всячески теперь от него открещивается, относя его популярность в массах к явлениям иррациональным. А разве иррациональное, в свою очередь, не требует рационального объяснения? Магия, неотразимость, тайна зла как раз в том, что его исполнители - от Гитлера до филистера - были убеждены, что творят добро, создавая на покоренных территориях тысячелетний Рейх.
Авторы телефильма, априорно подвергнутые разносной критике за сам замысел, были настолько озабочены, чтобы соблюсти все правила политкорректности, не скатиться в дурновкусицу и остаться исторически точными и аккуратными, что как-то начисто позабыли о других правилах - художественных: в этом сериале нет ни настоящих конфликтов и драм, ни эмоционального и сюжетного напряга. И главное - за единственным исключением президента Германии генерал-фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга, которого слишком даже хорошо для этого фильма играет Питер О’Тул, - отсутствуют настоящие, полнокровные характеры. Есть исторические маски, нет художественных персонажей.
Почему все-таки научные исследования, посвященные Гитлеру, оказываются на куда более высоком уровне, чем все его кино- и телеперсонификации? Казалось бы, должно было быть наоборот.
Вот несколько ключевых фраз из классического исследования Эрика Фромма «Адольф Гитлер: клинический случай некрофилии», которые, с моей точки зрения, приближают нас к психологической загадке Гитлера в большей мере, чем этот политкорректный, исторически аккуратный и во всех отношениях вторичный телепродукт:
«В своей жизни Гитлер как бы поднимался по ступенькам неудач: нерадивый учащийся, исключенный из средней школы; провалившийся на экзаменах абитуриент; изгой, отлученный от своего класса; неудавшийся художник, - каждое поражение все больше ранило его нарциссизм, все больше его унижало... Война как будто положила конец полосе неудач, но она закончилась новым унизительным событием: поражением немецкой армии и победой революции. Однако на сей раз Гитлер имел возможность превратить свое поражение в унижение нации... Месть за Германию была его личной местью. Спасение Германии было личным спасением... Теперь он знал свою цель: стать великим демагогом. Не художником, нет. Он нашел иную область, где у него был подлинный дар и где он мог по-настоящему рассчитывать на успех...».