Вопреки всем законам

В минувшем году российскими режиссерами было сразу выполнено несколько крупных проектов, которые должны были представлять отечественный кинематограф за рубежом, а также бороться с голливудской продукцией за место в прокате. Одним из самых заметных таких проектов, несомненно, был новый фильм культового, как сегодня принято говорить, режиссера Валерия Тодоровского. Тут и сценарий модного нынче Геннадия Островского, и звездный состав исполнителей, и интригующая драматическая коллизия, и две премии на фестивале в Сан-Себастьяне. Называется фильм «Любовник», и как можно понять из названия, речь в нем идет о любовном треугольнике. Правда, не простом, а весьма своеобразном.[!] Не прямоугольном и не равностороннем, а каком-то скособоченном, вычерченном авторами не только с нарушением правил геометрии, но и вообще вопреки всем, как говорится, законам добра и красоты.
Казалось бы, обыкновенная, хоть и не столь уж часто встречающаяся история: умерла у интеллигентного 50-летнего человека жена, женщина молодая и вроде бы совершенно здоровая. Варила себе и мужу утренний кофе, да так и упала у плиты - разрыв сердца. Что ж делать: похоронили, поплакали, жизнь продолжается, надо ремонт в разоренной квартире заканчивать.
Муж не может не то чтобы в себя прийти - осознать случившееся. Что, так сильно любил? Может быть, да, а может, и нет. В любом случае терпевший десять лет, он, теперь освободившись, закурил, нашарив в полной после поминок пепельнице чей-то окурок. И полез по чуланам разыскивать любимую трубку.
Вместе с трубкой нашел листок из школьной тетрадки - неоконченное любовное письмо жены. К кому? Вот он - вопрос всех вопросов. Заело героя, из недоумения (как мог я, такой умный, не заметить?) вылез сначала мазохистски любопытствующий, а потом уж и на грани с преступлением (ах ты, тварь!) эгоизм. Искать, опрашивать, обостренным чутьем угадывая ложь (хоть во спасение вопрошающего, хоть из желания сохранить собственное лицо) в ответах всех, кто знал изменницу. Знали - о нем, любовнике - разумеется, все. Кроме мужа, как и должно быть.
Расследование, впрочем, не понадобилось. Враг на следующий же день сам позвонил в дверь следователя.
Дальнейшая история - уже история двух эгоистических одиночеств: мужа и любовника. Последний, оказывается, не был случайным увлечением покойной, и «стаж» сожительства ее с ним насчитывал почти те же пятнадцать лет, что прожила она и с законным своим супругом
Любовник - бывший военный, пожертвовавший ради любви карьерой, убит горем и ищет в муже, если не понимания, то хоть сочувствия. Он как бы, именно как бы, не эгоист. Муж - эгоист - полон праведного негодования и даже ненависти. Он оскорбляет, бьет любовника. Тот терпит. Они ходят друг за другом, друг к другу, как лиса и журавль из русской сказки, все глубже и глубже вторгаясь в прошлое, растравляя каждый свои боль и обиду.
В конце концов, опять же как и должно быть, вдовцы приходят к невозможности друг без друга обходиться, ведь между ними всегда была ОНА, а теперь, когда ее не стало, когда они узнали друг друга, их разделяет, в сущности, только пустота утраты. То есть нечто физически эфемерное, попросту ничто.
Эпизод за эпизодом они разбираются с прошлым, рассчитываются с собой и с ней, умершей, сближаются и вновь отталкиваются, ибо эпизод за эпизодом (муж в кадре, а любовник как бы за кадром) все глубже и глубже постигают истину о ней и о себе: он - каждый из них - не единственный, не лучший, не... Наконец, муж принимает последний удар - единственное, что осталось от ВСЕЙ прожитой жизни, сын - и тот не...
Предпоследняя в фильме сцена втроем, сцена между мужем, любовником и сыном - чей? - неожиданно для мужа завершается катарсисом: надо принять, наконец, правду обо всем, главное, правду о себе. Но эта же сцена убеждает и любовника - нельзя добивать ближнего. Любовник исчезает, тем самым становясь эгоистом, а муж, познавший всю безмерность правды и отчаявшийся в одиночестве, разом состарившийся, принявший, наконец всю меру правды, от эгоизма отрешается.
Поздно: тот, кто всегда был его тенью, ушел из его жизни. А тот, кто потерял свою тень... Переживший катарсис, становится другим человеком.
Роль мужа играет легендарный, еще у Тарковского снимавшийся Олег Янковский. Роль любовника - один из самых ярких актеров сегодняшнего российского кино Сергей Гармаш («Ворошиловский стрелок», «Время танцора» и сериалы «Каменская», «Досье детектива Дубровского»). А вот ОНА - та, которая была между ними, - на экране ни разу не появляется. И это весьма, на мой взгляд, повлиявшее на геометрические пропорции треугольника обстоятельство, - не случайность, а вполне осознанное решение режиссера. Вот как он сам его объяснил в блиц-интервью:
– Основной режиссерский ход родился еще до того, как Геннадий Островский написал сценарий. И как раз его воплощение и оказалось очень сложным. Геннадий рассказал мне эту историю как некий случай - человек после смерти жены находит любовную записку... И в том же разговоре я понял, что можно снять картину, и ни разу за весь фильм эту женщину не показать. Сразу нашелся режиссерский ход. И сама история была болезненная, «задевающая». По ней потом Островский и написал сценарий. Подобрать девушку для этого короткого эпизода оказалось очень сложным делом. Основной же «интригой» фильма стало то, что зритель ни разу не видит лица «главной героини». Только в самом начале ее берет на руки Янковский, но видно только фигуру, лицо не показывается. Потому что если бы хоть на фотографии, хоть на кинопленке, хоть где-то краем глаза зритель увидел бы ее лицо, - все, конец фильму.
Огромная сложность была с подбором актрисы, которая появляется в этом эпизоде. Собственно, особых актерских данных там не требовалось. Но те «детали» - шея, ухо, волосы, плечо - которые на короткое время попадают в кадр, - должны были быть такими, чтобы на протяжении всего фильма у зрителя оставалось ощущение этой женщины. Должно было быть показано не нечто «среднеарифметическое», а такое, чтобы зритель где-то на подсознательном уровне держал в голове эти золотые волосы, родинку: От образа этой женщины должно было остаться какое-то неуловимое ощущение необыкновенности. Хотя зритель и не видел ее лица - но он должен был чувствовать, что она особенная, необыкновенная.
Выяснилось, что найти такую женщину трудно. Во-первых, все крашеные. Это очень любопытно - все, кто приходили к нам на кастинг, несли отпечатки «сделанности». Кроме того, они были какие-то очень «конкретные». А многие были тяжелые - ведь, помимо всего прочего, актриса должна была быть женщиной, которую смог бы поднять Янковский. Кастинг мы начали в Москве, потом продолжили в Минске, где у нас были построены декорации. Смотрели каждый день по десять человек, но даже за три дня до конца съемочного периода у нас этой девушки не было. И начальную сцену фильма мы снимали в самом конце съемочного периода.
– Как вы подбирали актеров для фильма?
– Даже до написания сценария я изначально знал, что в главной роли будет Олег Янковский. И он дал свое согласие до того, как был написан сценарий. А уже потом мы пригласили на роль Сергея Гармаша. Причем круг артистов, из которых выбирали, был очень узкий. Если бы взяли какого-то красавца - все понятно, девушка выбрала кобеля. «Интеллектуал» и «святой» тоже не годились. Актер для этой роли, во-первых, должен был быть абсолютно другой, нежели Янковский, а во-вторых, неоднозначный. И Сергей Гармаш на эту роль подошел идеально.
И Олег Янковский, и Сергей Гармаш во время съемок всю эту историю пропускали «через себя». Съемки были очень психологически тяжелыми. Янковскому даже один раз стало плохо. К одной из «центральных» сцен он себя очень готовил, настраивал. И после съемок этой сцены его увезли в очень тяжелом физическом состоянии. У него просто случился нервный срыв. Но если бы актеры в этот фильм так не «включались» - я думаю, мы бы его не сняли. Была бы формальная очень картина.
– Вы с Геннадием Островским сразу решили, какой у фильма будет финал, или были какие-то варианты, из которых вы выбирали?
– Это единственный финал, который в этом фильме мог быть. У меня была на эту тему многочасовая дискуссия с Никитой Михалковым. Ему фильм понравился, но он спросил: «Почему такой финал?» И начал предлагать варианты - а предлагая их, сам начал понимать: любой другой финал этот фильм в конце бы «размыл». Один из предложенных вариантов был - герой уехал в ночь. Трамвай увез героя, который задумался о своей жизни. И многоточие. И фильм сразу же растворяется в воздухе, превращается в пастораль, в этюд «о нечто». Но история, которую рассказывает картина «Любовник» - такая простая и одновременно такая... по-своему страшная, что она должна была закончиться каким-то резким движением. Как хлопок дверью. Финал фильма всех шокирует, но именно этого я и хотел добиться в этой картине.

* * *
На словах все это звучит, казалось бы неплохо, но на деле фильм вышел никудышный. То есть начинался-то он еще довольно интересно: завязка действительно смотрится достаточно захватывающе. А вот развить ее создателям картины не удалось, и в течение полутора часов на экране практически ничего не происходит. В отличие от схожего по сюжету фильма Кисловского «Синее» (только там женщина узнает об измене мужа после его смерти), Тодоровский и Островский не смогли предложить ничего оригинального в драматическом разрешении завязанного в первые пятнадцать минут экранного времени драматического узла. Вместо метафизических поисков у них получилось тягомотное переливание из порожнего в пустое, и даже такие актеры, как Янковский и Гармаш, не смогли спасти положения, потому что никто не в состоянии в течение полутора часов изображать перед камерой одну и ту же эмоцию.
Впрочем, ничего удивительного для меня лично в этом не было, потому что каких-то откровений я от картин Тодоровского никогда и не жду.И ничего выше двойки мы ему по нашей традиционной десятибалльной шкале поставить никак не можем.