Истории новогодней ночи

Какие истории вы любите слушать (или рассказывать) в новогоднюю ночь? Как правило, в этой единственной в году ночи наступает такой момент, когда все - и гости, и хозяева - давно напелись, наелись, натанцевались и решили сесть у камина (Если уж в новогоднюю ночь сидеть, то непременно у камина).
Итак, камин горит, за окном метет, вокруг расположилась угомонившаяся компания, и кто-нибудь самый трезвый начинает... И так бы, кроме шуток, хотелось, чтобы это был особенный, интересный человек и чтобы это был особенный, интересный рассказ, потому что ночь-то эта особенная.[!]
А хотите, я подарю вам истории, которые можно смело рассказывать в новогоднюю ночь и вообще в любое время дня? Истории, которые никто еще не слышал (кроме меня, разумеется). Их рассказал мне Лев Кандинов, бывший помощник Председателя Совета министров Таджикистана. (От себя могу добавить, что Лев Кандинов человек исключительно интеллигентный, образованный и на редкость скромный. О том, что он в течение 30-ти лет был правой рукой главы правительства Таджикистана я узнала лишь через пару лет после нашего знакомства).

Откуда пошли сталинские премии

(С разрешения Льва Кандинова я рассказываю от его имени)
В шестьдесят пятом году я жил в Душанбе, столице Таджикистана, и работал помощником председателя Совета министров республики Абдулахада Кахарова. Был я молод, энергичен и многое успевал - и в Совмине работать, и переводами с таджикского на русский заниматься (в основном по ночам), и в служебные командировки ездить. Однажды мой начальник, Абдулахад Кахаров, внимательно посмотрел на меня и сказал:
- Лев Пинхасович, хватит работать, бери путевку и уезжай в отпуск. Мне не нравится твой вид. Куришь как паровоз, побледнел, осунулся. Чтобы я тебя в понедельник здесь не видел!
В следующий понедельник я улетел отдыхать в подмосковный правительственный пансионат Лесные Дали. Пансионат расположен в одном из красивейших уголков Подмосковья. Кружевные березовые рощи, пронизанный солнцем сосновый бор, заросшие травой нехоженые тропы, алые ягоды малины на склонах темных оврагов, стрекотание кузнечиков в усеянной ромашками траве. Целыми днями я пропадал в окрестных рощах и лесах, даже к обеду опаздывал. Мой сосед по пансионату Якуб Атабаев (он был постоянным представителем Таджикистана в Москве) шутливо говорил:
- Лев, признайтесь, не иначе как вы решили оставить работу в Совмине и устроиться в этих местах на должность лесника. А что семья, согласна?
Мне очень нравилось собирать грибы, хотя какой из меня грибник? Я ведь родился в Баку, учился, работал и жил в Душанбе. Другое дело - хлопок, или, скажем, виноград. Отменным грибником был наш сосед по пансионату, невысокий крепыш лет семидесяти, коренастый, в панамке на наголо обритой голове. Каждое утро он уходил в лес и возвращался к обеду с корзинкой, полной отличных белых грибов.
- Да где же вы такие грибы находите, это же чудо просто, один в один, - восхищался я.
- А я слово знаю, - шутил он. - Как скажу, так они и вылезают из укрытия.
- Вы знаете кто это? - спросил меня Атабаев, когда мой собеседник отошел от нас на приличное расстояние.
- Кто?
- Поскребышев. Заведующий секретариатом Сталина.
После этого мы, как старые знакомые, раскланивались с Поскребышевым, перекидывались парой слов о погоде, грибах, красотах Подмосковья, а через несколько дней Атабаев подошел ко мне и сказал:
- Лев, сегодня вечером никуда не уходите. Я получил с оказией чудесную дыню из Душанбе. Посидим, пообщаемся. Да, кстати, Поскребышев тоже придет.
Вечер, проведенный в обществе Поскребышева, я вряд ли когда-нибудь забуду. И не только потому, что на нем как бы лежал особый отпечаток личности его многолетнего повелителя (Поскребышев работал со Сталиным с середины 30-х и до 52-го, то есть вплоть до своего ареста, жену же его арестовали в 1949-м, в том же году что и жену Молотова). Мне он был интересен как человек. До самой смерти Поскребышева никому, насколько мне известно, так и не удалось его разговорить.
Сначала мы говорили о местных красотах, потом перешли на новости из нашей республики. Я сказал Атабаеву, что нашего поэта Мумина Каноата вроде бы выдвинули на государственную премию за его поэму «Голоса Сталинграда». Атабаев был очень обрадован, как-никак наш поэт, а никакой другой. И, разумеется, мы снова выпили. Теперь уже за присуждение премии хорошему поэту. И тут Поскребышев, который до сих пор, как бы это точнее выразиться, дружелюбно молчал, вдруг сказал:
- А вы знаете откуда пошли сталинские премии?
- Что значит откуда, - не совсем понял я, - Сталин решил их присуждать, вот и...
- Да нет, все было совсем не так, - сказал Поскребышев. Все было вот как...
В тридцатые годы чем дальше, тем больше, культ Сталина разростался до невероятных размеров. Любое слово вождя, где бы оно ни было произнесено, немедленно подлежало публикации. И каждый раз - будь то его выступление на съезде, статья в газете или изданные миллионными тиражами книги, в приемную Сталина привозились аккуратно запечатанные пачки новеньких банкнот - очередной гонорар.
Все деньги, которые поступали на имя Сталина, Поскребышев складывал в огромный металлический шкаф, который стоял в приемной. Однажды, это было в начале 1939 года, после того, как из издательства в очередной раз привезли новую порцию денег, Поскребышев стал укладывать их в шкаф и уронил несколько пачек на пол. Он опустился на колени, принялся их подбирать, и в это время в комнату вошел Сталин. Он молча посмотрел на пачки денег в банковской упаковке, лежащие на полу, на испуганное лицо Поскребышева и буркнул:
- Зайди!
По словам Поскребышева, он был очень напуган, хотя вины за собой никакой не видел.
- Что это за деньги? - спросил его Сталин, когда он вошел в кабинет.
- Это то, что вам платят издательства за выступления, публикации.
- Это что же, я один столько получаю?
- Да.
- А почему ты мне не докладывал об этом?
- Я пытался вам сказать, но вы...
Сталин его перебил:
- А что члены Политбюро, они тоже получают гонорары?
- И они тоже.
- Вызови немедленно министра финансов и пусть с ним приедут несколько служащих, которые смогут оприходовать эти деньги.
Очень скоро приехал министр финансов Зверев со своими сотрудниками, которые стали подсчитывать сталинские гонорары. За их работой наблюдали телохранители Сталина.
Сталин приказал немедленно собрать членов Политбюро. Когда запыхавшиеся члены Политбюро явились, Сталин укоризненно поглядел на них:
- Оказывается, мы все тут миллионеры! Куда американцам до нас. У них там всякие Рокфеллеры, Вандербильды... А мы ничуть не хуже, мы скоро еще богаче станем!
Члены Политбюро, ничего не понимали. А Сталин, глядя куда-то поверх их голов, но каждому казалось, что он смотрит только на него, продолжал:
- Как позволяет вам ваша партийная совесть получать деньги за то, что вы говорите или пишете от имени партии? У нас есть талантливые писатели, ученые, но мы им не платим столько, сколько платят вам. Поэтому предлагаю все, что вы получили за партийные публикации, немедленно вернуть в бюджет. И начнем с меня. Видите, - в приемной уже сидят люди и принимают деньги. И сегодня же оформим постановление, запрещающее издательствам выплачивать гонорары за выступления или печатные публикации членам и кандидатам в члены Политбюро, членам ЦК, а также наркомам и замнаркомам.
Члены Политбюро, как обычно, единогласно поддержали предложение Сталина и тут же кто-то из них предложил:
- А может есть смысл учредить премии в области науки, техники, литературы и искусства, а финансовой их базой станут средства, полученные от партийных публикаций?
И вслед за первым предложением последовало второе.
- Товарищи, в декабре мы будем праздновать 60-летие товарища Сталина. В честь этого знаменательного события предлагаем назвать премии сталинскими и присуждать их ежегодно в день рождения великого вождя!
Сталинские премии были учреждены в декабре 1939 года.

Узбекский Чапаев

Во время Отечественной войны узбекскую партийную организацию возглавлял Усман Юсупов. Узбеки очень любили этого человека. Я про себя называл его узбекским Чапаевым.
Весной 1943 года Юсупов повез эшелон подарков (сухофрукты, рис, орехи, теплое белье, варежки и т.п.) от народа Узбекистана узбекским и таджикским частям, которые воевали под Смоленском. Подарки были вручены бойцам, Юсупов поехал домой и на обратном пути, будучи в Москве, пошел на прием к Сталину. Сталину очень понравилось беседовать с Юсуповым и вместо положенных 15 минут их разговор продолжался около двух часов.
Несколько раз в кабинет заглядывал Поскребышев, заведующий секретариатом Сталина, вопросительно глядел на Сталина, тот махал ему рукой, чтобы не мешал, и Поскребышев скрывался за дверью. Наконец, Поскребышев еще раз заглянул, извинился и сказал:
- Товарищ Сталин, вы вызывали Хрущева, он уже полтора часа как сидит в приемной и ждет...
- Пусть войдет, - сказал Сталин.
Когда Хрущев вошел, Усман Юсупов приподнялся, чтобы уйти.
- Сиди, - сказал Сталин. И Юсупов остался в кабинете.
В то время в Советской Армии только что ввели новое в форме - погоны. У генералов погоны были золотые. Когда в кабинет Сталина вошел Хрущев в сверкающих золотом погонах и брюках с красными лампасами, Сталин поглядел как бы сквозь него и сказал Юсупову:
- Ты вот повез издалека подарки на фронт, а этот угробил под Харьковом армию и смотри, сияет золотом, как ни в чем не бывало. Что скажешь на это, Юсупов?
Весной 1943 года Хрущев, будучи членом Военного совета фронта, настоял на том, чтобы на плечах отступающей немецкой армии части Красной Армии ворвались в город и взяли его. Части Красной Армии взяли город, попали в окружение, немцы их полностью разгромили.
Юсупов посмотрел на побледневшего Хрущева, потом повернулся к Сталину и сказал.
- Сам виноват, зачем дураков на фронт посылаешь?
Сталин рассмеялся и махнул рукой, показывая Хрущеву, чтобы тот ушел из кабинета.
Прошло шесть лет. В 1949 году Юсупов был назначен министром вновь организованного Министерства хлопководства СССР. Он пробыл на этом посту вплоть до 1953 года. Сталин умер. Хрущев стал первым секретарем ЦК КПСС, а потом, оттеснив Маленкова, стал Председателем Совета Министров. И вполне естественно, что очень скоро он вызвал к себе министра хлопководства и сказал ему:
- Я понимаю, Усман, возможно тогда ты спас мне жизнь Но теперь Предсовмина я. И как ты сможешь работать с дураком?
На следующий день вышел правительственный указ о ликвидации Министерства хлопководства, а Усман Юсупов уехал в Узбекистан, где ему по возрасту назначили пенсию. Правда, вместо положенной союзной злопамятный Хрущев распорядился дать ему пенсию республиканскую (т.е. не 3000 рублей в месяц, как положено, а всего лишь1200).
В это время в Узбекистане шло освоение Голодной Степи, и он попросил направить его туда на работу. Он прекрасно работал директором совхоза. Вместе с моим шефом, Абдулахадом Кахаровым, мы были в гостях у Усмана Юсупова (они - давние друзья), его русская жена, к слову сказать кандидат биологических наук, приготовила для нас отличную шурпу и манты. Мы ели, запивали все это зеленым чаем и слушали историю, которую я только что вам рассказал.
16 октября 1964 года кончилась эра Хрущева. Через два дня к Юсупову приехал ответственный секретарь комиссии по персональным пенсиям и привез ему выписку из постановления Совмина СССР за подписью Косыгина о назначении ему пенсии союзного значения с выплатой разницы за все прошедшие годы. Но Усман Юсупов от разницы отказался.
- Я уже прожил эти годы без всяких выплат. Если можно, перечислите деньги в какой-нибудь детский дом.

НельзЯ терЯть обруЧальное кольцо!

Осенью 1966 года я поехал лечиться в Сочи, в санаторий 4-го управления Минздрава СССР. Прекрасное место на берегу моря. Два высотных корпуса, несколько отдельно стоящих дач, а за забором 3 дачи для членов Политбюро. До Хрущева в санатории отдыхали только министры и их замы, после того, как он пришел к власти, тут разрешено было отдыхать их детям, внукам, любовницам, парикмахерам...
Вместе со мной в санатории отдыхал председатель Госплана Таджикистана Кахор Махкамов, веселый общительный человек. Однажды мы с ним пошли на пляж. Я зашел в море, зачерпнул пригоршней воду, чтобы обмыть лицо, и вдруг заметил, что на моем пальце нет обручального кольца. Оно, видимо, соскользнуло, когда я опускал руку в воду. Я принялся искать кольцо, оно ведь только что было у меня на руке! Махкамов, узнав, что произошло, тоже подключился к поискам. Увы, как мы ни старались, все было напрасно. Да и как можно было его найти среди бесчисленных мелких камушков?
Занятые своими поисками, мы не обращали внимания на то, что происходит вокруг, да и стояли мы спиной к берегу.
- Что происходит, что вы ищете? - услышал я мелодичный женский голос.
Я обернулся к берегу и увидел очень интересную женщину средних лет. На статной фигуре отлично сидел модный купальник, светлые волосы были уложены в замысловатую прическу. Рядом с женщиной стоял представительный мужчина. Это были министр культуры Е. Фурцева и ее муж, зам. министра иностранных дел Н. Фирюбин.
Я рассказал Фурцевой, что потерял обручальное кольцо, но думаю, что поиски надо прекратить, кольцо не вернешь...
- Нет, нет, надо непременно найти кольцо, - возразила Фурцева. - Терять обручальное кольцо - очень плохая примета!
С этими словами она вошла в воду, подошла к нам, нагнулась над водой, внимательно посмотрела на прибрежную гальку, где мы только что вели безуспешные поиски, пошарила в ней рукой и вытащила мое кольцо.
– Держите и больше никогда не теряйте!
И вот уже 36 лет как я ношу кольцо, которое мне нашла Фурцева.

Подкидной дураЧок

Спустя несколько дней мы сидели с Махкамовым на пляже и играли в шахматы. Час был ранний, отдыхающих немного. Я очень люблю шахматы, мне нравится эта умная интеллигентная игра, особенно если имеешь дело с достойным соперником, а мой партнер именно таким и был.
Каким-то боковым зрением я увидел, что к нам подошел маленький сухонький старичок и стал молча наблюдать за ходом игры. Рядом со старичком, заботливо поддерживая его под руку, стояла медсестра из нашего санатория. И тоже смотрела. И тоже молчала. Мы продолжали играть, и я, по моим соображениям, близок был к победе, как вдруг где-то рядом с моим ухом я услышал дребезжащий старческий голос:
- Да вы не так пошли!
Мы с Махкамовым от неожиданности подняли головы, посмотрели на говорящего и тут же оба вскочили.
– Здравствуйте, Климент Ефремович! Может сыграете с нами?
Ворошилов, а это был он, грустно покачал головой.
– Да нет, куда мне в шахматы, мне теперь в дурачка разве что играть.
Я сказал:
– Это с моей женой. Она любит играть в дурачка на копеечку.
- А как это на копеечку? – заинтересовался Ворошилов.
- Да очень просто, Климент Ефремович. Каждая оставшаяся карта стоит копейку. Сколько у проигравшего игрока остается карт, столько копеек он платит победителю.
- О, это интересно, это надо взять на вооружение, слабо улыбнулся Ворошилов, попрощался, взял под руку медсестру, и она бережно повела его вдоль берега.

ХоЧу кушать!

Однажды, в начале шестидесятых, мы встречали в аэропорту тогдашнего Председателя президиума верховного совета СССР Анастаса Микояна. Он летел из Индонезии в Москву и из-за плохих погодных условий вынужден был сделать вынужденную посадку у нас в Душанбе. Вместе с Микояном летел его сын Серго с женой.
Когда все они спускались по трапу самолета, я обратил внимание на то, что в руках у Серго клетка с большим разноцветным попугаем. Попугай прыгал на жердочке и что-то безостановочно кричал.
Серго спустился по трапу, подошел ближе, и я ушам своим не поверил. Резким гортанным голосом птица четко выговаривала: Ми-ко-ян! Ми-ко-ян!
- Здравствуйте, добро пожаловать в Душанбе. Ну и птица у вас замечательная, - сказал я ему. - Это же надо, так четко выговаривать имя своего хозяина. Вам долго пришлось ее учить?
- Да нет, это она не имя хозяина говорит, она просто требует, чтобы ее накормили. По-индонезийски «Ми-ко-ян» означает «Хочу кушать». И пока ее не накормят, она все время будет требовать еду. Пожалуйста, помогите нам ее накормить!