ПО РЕКЕ БРЕВНО ПЛЫВЕТ...

В мире

Стокгольм не  любит вспоминать, что своим появлением он в известной степени обязан русскому князю Александру Невскому, с которым Биргер Ярл схватился в знаменитом Невском сражении 1240 года. Окажись меч князя попроворнее, дело не кончилось бы только шрамом на лбу шведа, но и вероятным отсутствием города.

Никакого преувеличения, никакого преуменьшения – история города началась с обыкновенного бревна. Швеция той поры (а речь  идет о XIII веке) страдала от нападений со стороны Балтийского моря и грабежей викингов – североевропейских пиратов, которые не делали исключения для  Средиземноморья,  Каспия, Северной Америки. 
Чтобы остановить мировой беспредел,  потребовался мощный оплот. Где лучше всего его создать? По легенде, решили все отдать на волю волн. Шведы срубили мощный дуб, выдолбили середину, нафаршировали дупло золотом и драгоценными каменьями и оттолкнули от берега.

Место, куда ткнулось бревно, оказалось восточным берегом островка на озере Меларен, где в ту пору был рыбацкий поселок.
В истории есть загадка и чудо. Именно на них  западает турист, который только того и ждет. Русскоязычный путешественник с ходу выстраивает аналогию с  каленой стрелой, выпускаемой поочередно тремя братьями, младший из которых, как мы помним, отыскивает ее  в пасти зелено-пупырчатой земноводной твари.  Которая впоследствии оказывается и красавицей,  спортсменкой и комсомолкой, с легкостью и очарованием выполняя любое задание вышестоящего органа.

Болотная версия поиска русской невесты вполне вписывается в шведский менталитет по выбору крепости.
С ценностями же закавыка. Не проще ли было просто зарыть их в  тихом местечке, чтобы они не достались варягам? Зачем поручать его первому попавшемуся дубу? Мало ли в каких руках мог оказаться сейф на плаву?  Ответы на эти вопросы мы не узнаем никогда.  

Забыть тоже не сможем. Об этом позаботился  Биргер Ярл, риксграф, ставший впоследствии королем Швеции, распорядился отразить его в названии города. Что и было сделано. Стокгольм – Stockholm - слово из двух частей, обозначающих «бревно» и «маленький остров».  С тех пор, а именно с 1252 года, город живет на островах, ныне их 20,  при собственном бревне - на острове Кунгсхольмен. Правда, в базальтовом обличье, чтобы древесину не смогли подточить влага и жучки.
С каменного изображения легендарного бревна на Кунгсхольмене, аккурат напротив городской ратуши, традиционно начинаются городские экскурсии. 

От бревна до саркофага Биргера Ярла – считанные метры, он в торце Ратуши. Правда, самого риксграфа-короля тут нет. Его прах погребен в стенах церкви Варнхем в провинции Вестергеталанд, на западном побережье Швеции. Здешние монахи отчего-то посчитали, что стране будет спокойней, если мощи короля-основателя Стокгольма будут прикрывать от недруга западное, скагерракское,  а не восточное, балтийское побережье.

Саркофаг, выполненный в лучших египетских традициях, монументальный и сияющий позолотой, решили на всякий случай не убирать. Авось монахи передумают. 

Поэтому когда в Ратуше накрывают столы к ужину в честь очередной партии Нобелевских лауреатов, в празднике невольно, но зримо участвуют реальный саркофаг и былинное бревно. Один – с виду приличный и вроде занятый, но на поверку пустой и в ожидании поступления. Другое – цельное, полено поленом, на поверку полое, а под завязку драгметаллами набито. Вот ведь швед отчебучил! Умница и храбрец Биргер Ярл и в страшном сне предположить бы не мог, что его отлучат от города, им основанного. А бессловесное и, страшно сказать, тупое бревно точно знало, куда и зачем плывет.  

Стокгольм не афиширует обстоятельства своего появления на свет. Он, к примеру, не  любит вспоминать, что своим появлением в известной степени обязан русскому князю Александру Невскому, с которым Биргер Ярл схватился в знаменитом Невском сражении 1240 года – окажись меч князя попроворнее, дело не кончилось бы только шрамом на лбу шведа. Но проворнее оказался швед, который, не исключено, попросту улепетнул от россиянина. 

Зато от немецкого нашествия уйти так просто не удалось: через пару веков после основания Биргером Ярлом города, занимавшего стратегическое положение в Скандинавии,  немцы составляли четверть населения Стокгольма. Затем последовало торговое нашествие датчан, которые одним махом решили покончить с цветом шведской нации. Массовая казнь стокгольмского дворянства (1520) породила национальное восстание, которое возглавил Густав Ваза.

Он  стал первым королем независимой Швеции и родоначальником не очень продолжительной, но весьма известной династии.
Громкая слава ее связана опять же с бревном. Но уже не в штучном формате.

Окрестные леса изобиловали сосной и дубом, а город – мастерами по обработке древесины. Эти два обстоятельства способствовали тому, что стремительно развивающийся город стал в XVII веке самым процветающим в Швеции, Европе и в тогдашнем мире.   Происходило это в значительной  степени  благодаря флоту. Торговому и военному.

В 1625 году королем  Швеции Густавом Вторым Адольфом овладела, как сейчас принято говорить, амбициозная идея – построить самое совершенное военное судно. Понятие «совершенное» подразумевало численность экипажа (437 человек), огневую мощь (64 пушки) на трех палубах, площадь размещенных на трех мачтах 10  парусов (4 тыс. кв.м), позволяющих развивать скорость не менее 20 узлов. По типу – комбинация галеона (многопалубного, с мощным артиллерийским вооружением, рассчитанного на дальние океанские походы) и  каракки (трехмачтового судна).

Уникальный проект требовал уникального воплощения. Самым известным судовым кутюрье в Скандинавии той поры считался голландский мастер Хенрик Хюбертссон, у которого был, говоря современным языком, семейный бизнес.  Корабельничал он вместе с братом Арендтом. Вместе с пришлыми голландцами  бродили коренные шведы по окрестным лесам, вооружившись  шаблонами  отдельных частей судна, - искали подходящую тысячу дубов.

1 января 1626 года был нанесен первый удар топориком по заготовленному стволу – инструмент был в руках Хенрика. К нему, единственному из корабелов, судьба оказалась благосклонна: он не дожил до спуска на воду своего  детища буквально считанных месяцев.

Горевать ему было от чего. Судно «Ваза» он рассчитал дотошно: 69 метров в длину, 12 метров в ширину, возвышаться должно, учитывая гросс-мачту, на 52 метра. Однако в разгар строительства  Густаву доложили о том, что противник строит судно подобного типа.

Король возмутился и решил изменить конструкцию. Он приказал надстроить еще одну палубу и разместить там пушки такой же огневой мощи, что и на первой.

Возражения относительно того, что из-за этого смещается центр тяжести и конструктивные изменения могут привести к роковым последствиям, высокой особой приняты не были. В связи с увеличением массы уровень отверстий для нижних пушек оказался  на уровне ватерлинии, и изменить это, не перестраивая судно заново, было попросту нереально. В этом  состояла причина будущей катастрофы. Но рок пощадил короля: ему, как и главному конструктору, тоже не довелось ее увидеть. 10 августа 1628 года он был вдали от шведских границ. 

Чтобы было понятно тогдашнее значение «Вазы» - ее называют авианосцем «Нимиц» XVII века.
Напомним, что «Нимиц» -  сданный «под ключ» в 1975 году авианосец ВМС США, несущий 75 сверхзвуковых истребителей, считается до сей поры оружием сдерживания в любой точке мира, где бы он ни находился. Та же роль была уготована и «Вазе» с ее небывалым для той поры вооружением -  64 пушки.  Один этот корабль способен был контролировать всю акваторию Балтики, что, учитывая военно-политический момент (в ту пору шла Тридцатилетняя война), было решающим в пользу такого строительства. Причин для войны было достаточно - и религиозных, и экономических, и личных. Лютеранской Швеции тех времен противостояла католическая Польша, которая препятствовала импорту конопли для производства корабельных веревок для новых судов. Во главе Польши был в ту пору Сигизмунд III, двоюродный брат короля Густава II Адольфа, который сам имел виды на шведский престол.  Братца с его непомерными аппетитами  следовало приструнить и нейтрализовать одной «Вазой». Она одна обладала огневой мощью всего тогдашнего польского флота. Уже первый выход «Вазы» в высокие воды должен был блокировать устье Вислы у Гданьска. 

Если бы он состоялся, конечно.
На рассвете 10 августа 1628 года капитан Сефринг Ханссон приказал  держать курс  на военно-морскую стоянку на острове Эльфснаббен. Вода была спокойна, дул легкий ветер - юго-восточный бриз. Судно буксировалось вдоль набережной к южной стороне бухты, затем  были установлены паруса, и корабль развернулся строго на восток. Под пушечные залпы – сначала портовые, а затем и корабельные - флагман шведского флота покидал Стокгольм. Он начал свой рейс, обогнув остров Гамла Стан с востока. Первый же порыв свежего ветра показал, что судно трудно управляемо. Второй порыв накренил его, и в пушечные порты нижней палубы хлынули первые потоки воды. С поднявшегося борта стали срываться на нижнюю палубу пушки, все ниже пригибая судно к поверхности воды.

Прошли считанные минуты, прежде чем  «Ваза» затонула на глубине 32 метра, причем над водой еще много дней возвышались концы главной и носовой мачт. Несмотря на близость к берегу, всего каких-то  120 метров, команда потеряла, по разным данным, от 30 до 50 человек. Есть источники, называющие даже 170 человек. Включая жен и детей членов экипажа: ввиду исключительности момента им разрешили подняться на борт и сопроводить родных до Эльфснаббена.  Женщины и дети тонули на глазах не только городских зевак, но и иностранных послов, которые не скрывали ужаса. Свидетелями катастрофы стали союзники и враги шведского короля. Он, узнав о ней, потребовал строго наказать виновных, не подозревая, что в этом  ряду он – первый.

Сначала шли подозрения: кто-то споил команду. Капитан Ханссон клялся, что экипаж был трезв. Допросы продолжались две недели. Доказательств злого умысла со стороны экипажа тайными дознавателями  добыты не были. Тогда принялись  за судостроителей. Почему судно оказалось столь узким и неустойчивым, без брюха – на этот вопрос должен был ответить мастер Хайн Якобссон, который после смерти голландца принял руководство постройкой «Вазы». Он допрашивался с особым пристрастием. А отделался классической отговоркой чиновника: следовал приказам короля.

В конце концов «козла отпущения» найти не удалось. Правильнее сказать, он был слишком очевиден: Густав Адольф утверждал параметры -  измерения,  огневую мощь. Корабль был построен точно в соответствии с его инструкциями и загружен указанным им числом орудий. Поэтому никто не был ни  наказан, ни признан  виновным в халатности и гибели людей.

Попытки вытащить корабль были предприняты уже через три дня после катастрофы. Но и они, и последующие усилия  оказались безуспешны: «Ваза» прочно увязла в грязи.  Прошло более 30 лет после затопления судна, как была предпринята новая, на этот раз успешная попытка. Но она касалась самого ценного, что было на судне, - вооружения. Смешанная шведско-немецкая команда смогла поднять более 50 орудий, изготовленных из бронзы.

Стокгольмцы не оставляли надежду вызволить «Вазу» из водного плена. Это случилось уже в середине XX века, когда была разработана технология, при которой существовал шанс вытащить судно целиком. Она предусматривала рытье шести туннелей под корпусом и постепенный подъем с помощью 18 лифтов с глубины 32 метра до 16-метровой. Все защитно-реконструкционные работы проводились под водой: так уменьшался риск быстрого окисления древесины, пробывшей на дне почти 3,5 столетия. Полтора года «Вазу»  отчищали от грязи,  пока в апреле 1961-го, когда мир был занят исключительно одним событием – полетом Юрия Гагарина, ее не подняли целиком на плавающий понтон и отбуксировали к доку Густава V, чтобы спустя 30 лет поставить на вечный причал в специально построенное для него помещение. В течение нескольких десятилетий работали реставраторы, чтобы привести корабль в тот вид, которым он, возможно, обладал.

Случай с «Вазой» - единственный в истории классический пример, когда потомки славят тех, кто сливал в прибрежные воды все подряд.

Благодаря  этому, на первый взгляд беспардонному отношению к окружающей среде балтийские воды близ Стокгольма оказывались до конца минувшего столетия настолько токсичными, что в них не выжил корабельный червь – известный под латинским псевдонимом Teredo navalis 20-сантиметровый пожиратель деревянных конструкций.  Хищник ушел, образно говоря, поломав зубы. Но среда осталась. Дубовая ткань  настолько пропиталась серой, что, едва соприкоснувшись с новой, обогащенной кислородом средой, стала гигантским накопителем готовой серной кислоты. Производство ее не прекратилось по сию пору и составляет сегодня 100 литров в год. Ржавчина стала разъедать болты, которыми заменили прежние, несмотря на то, что новые оцинкованы и уснащены защитными смолами.

Это вызывает понятное беспокойство всех, кому дорога новая, надводная судьба «Вазы». Его берутся устранить шведские ученые, объединившись со специалистами США и Японии. «Ваза» превратилась в научную лабораторию, где совместно трудятся лучшие химики мира.  А пока надо справиться с другой проблемой - неизбежным старением судна, поэтому в музее поддерживаются 18-20-градусная температура и неизменный же 55-процентный уровень влажности.  

Современные исследования позволяют не только вооружиться известным оптимизмом по поводу «Вазы», но и  точнее определить причину катастрофы. Ученые говорят: была нарушена общепринятая в ту пору практика размещать  тяжелые орудия на нижней палубе – таким образом  снижалась нагрузка на верхнюю палубу и обеспечивалась остойчивость. А в случае с «Вазой» пушки разного калибра были размещены поровну и как попало (читай: как сказал король). Кроме того, верхняя палуба была построена с применением чрезмерно толстых досок.

Всего этого издалека не видно. Для этого надо прийти в музей «Вазы». Он обозначен тремя иглами-мачтами, которые проткнули красную покатую крышу здания. Мачты при веревках, парусов не видно. Но кажется, вот-вот капитан отдаст команду разворачивать все десять полотнищ, и судно, обернувшись кормой к Дюргардсброну (Зоосадному мосту), продолжит некогда прерванный курс на восток от города, где появилось на свет и покоилось на дне 333 года. 

Расположенные в основном в кормовой части свыше 500 статуй,  призванных продемонстрировать  мощь Швеции и  ее презрение к противнику, сыграли злую шутку.  Смешение стилей и эпох - персонажи из Ветхого Завета и из Древнего Египта, римские и греческие боги и воины, русалки, дикари и морские чудища – все это было привязано к Ренессансу и  должно было свидетельствовать о  надежной родословной шведского короля,  покровительстве  со стороны божественных сфер  и  неизбежном поражении вражеского флота. Многофигурная  россыпь в ярких красках, которую сегодняшние искусствоведы именуют типичным китчем, значительно утяжелила и без того массивное судно, чем свела на нет маневренность.

По иронии судьбы в этот суматошный вихрь  персонажей был втянут и облик шведского короля. Скульпторы изобразили его длинноволосым мальчуганом, глава которого вот-вот будет увенчана двумя грифонами. Тот из корабелов, кто знал эту подробность орнамента, позже шутил вполголоса: наш Густав-то потонул вместе с «Вазой».  Замечание не лишено смысла: менее чем через полстолетия после гибели «Вазы» ушла в небытие и сама династия Вазы, получившая свое имя по чистой случайности. На гербе рода, прославившегося под этим названием, значился символом могущества, плодородия и благополучия сноп злаков; колосья при этом распадались несколькими волнами-рядами, а сам сноп был перепоясан веревкой, концы которой были лихо заверчены по бокам, напоминая ручки вазы.

Судно «Ваза» числится в списке 24 самых крупных деревянных судов всех времен и народов. Он открывается   немецкой каравеллой  Peter von Danzig,  изготовленной в 1462 году (длина 51 м, ширина 12 м, площадь парусов 760 кв.м, скорость 18 узлов) и завершается шестимачтовой американской шхуной Wyoming, изготовленной в 1909 году (длина  137 м, ширина 15 м, площадь парусов 4 тыс. кв. м, скорость 16 узлов).  Эти суда прослужили разные сроки – от 15 до 37 лет. «Ваза» в данной номинации  является печальным лидером: она продержалась на плаву не больше трех часов. Можно сказать, младенец умер при родах. Однако его бесславная и трагическая гибель не помешала городу через шесть лет, в 1634 году, стать столицей Швеции.

Музей «Вазы» сегодня такой же символ Стокгольма, как Лувр - Парижа. Уникальность бесспорна: житель XXI века буквально оказывается лицом к лицу с XVII веком. Он видит, как выглядит корабль той поры не в макетном исполнении или на холсте. Тщательно восстановлены скульптуры, другие резные украшения, даже личные вещи: шляпы, швейные инструменты, гребень, матросские башмаки.  Был поднят со дна и бочонок шнапса, однако исследователи не указывают, какова его судьба после обнаружения, хотя это – единственный продукт, который мог бы быть опробован после почти четырехвековой консервации. Пусть даже в качестве эксперимента распит за здоровье нескольких поколений спасателей  - водолазов, резчиков, реставраторов, художников. 
Они показали, что достойны славы корабелов.