“У меня счастливая писательская судьба...”

Если бы слова, вынесенные в заголовок, сказал о себе писатель, издавший на протяжении жизни десятки книг миллионными тиражами, удостоенный званий и наград, то с таким высказыванием можно было бы согласиться.

Однако эти слова принадлежат писателю Льву Разгону, который лучшие 17 лет жизни провёл в лагерях “Гулага” и который на долгие годы был оторван от литературного процесса, а главную книгу жизни писал в “стол”, не надеясь, что она будет опубликована при его жизни.

И всё-таки... Он считал себя счастливым.

ДЕД БЫЛ ИЗ КАНТОНИСТОВ

Лев Разгон родился 1 апреля 1908 года в Горках. Его дед, Абрам Менделевич, был кантонистом, так в 1805-1856 гг. называли в России несовершеннолетних солдатских сыновей, числившихся с рождения за военным ведомством. Отслужив 25 лет в царской армии, он в середине XIX века в поисках работы решил обосноваться в Горках - маленьком уездном центре Могилевской губернии.

Один из его сыновей, Мендель Абрамович (1878-1942 гг.), работал в кустарных мастерских, которые выпускали известный на всю Россию крем “Казими-метаморфоза”.

Как позже он напишет в своих воспоминаниях “Позавчера и сегодня”, “...читатели русских газет и журналов начала нашего века на всю жизнь, наверное, запомнили... название “Крем “Казими - метаморфоза”... Это была реклама “единственного крема, удаляющего веснушки на лице и руках”, как гордо сообщало объявление. То ли крем, действительно, был “единственным”, то ли реклама его была мастерски поставлена, но крем “Казими- метаморфоза” был чрезвычайно популярен в предреволюционной России”.

О чудодейственном креме Разгон знал не понаслышке. В кустарных мастерских Подзерского работал его отец: “У моего старшего брата Соли (Разгон И.М. стал впоследствии доктором исторических наук, профессором, лауреатом Государственной премии СССР) - хранителя семейных реликвий и фотографий - был старый фотографический снимок: на нем - все, кто делали крем “Казими - метаморфоза”. В центре, в окружении мастеров и наиболее приближенных рабочих, сидит сам Казимир Подзерский. Поодаль от него сидят и стоят рабочие победнее. Среди них - отец: молодой, с закрученными усами, с ясными живыми глазами за стеклами очков, в грубом брезентовом фартуке. Место его на фотографии довольно точно определяло и его положение на фабрике Подзерского. Он был рабочий - упаковщик и не допускался к тщательно охраняемому хозяином таинству смешения мазей и духов, из которых составлялся знаменитый крем. Тем не менее, запахом этого крема отец был пропитан до того, что даже пасхальные омовения и праздничная одежда не могли его приглушить. И этот запах неизменно связан с моими воспоминаниями об отце”.

В годы Первой мировой войны отец писателя был призван в царскую армию и участвовал в боевых действиях, демобилизовался в 1918 году. В начале 20-х гг. в поисках заработка переехал в Москву, где устроился сначала в кожевенно-меховую мастерскую, а затем - гардеробщиком в Народный Коммисариат путей сообщения СССР. До Октябрьской революции состоял в Бунде, а в 1924 вступил в ВКП (б).

Мать, Глика Израилевна (в девичестве Шапиро, 1880-1955 гг.), происходила из обеспеченной семьи и получила образование. Она хорошо знала еврейскую литературу, увлекалась поэзией и писала стихи, музицировала. Своим детям привила любовь книгам и тягу к знаниям.

Помимо Льва, в семье появились сыновья: Израиль (1906-1987) и Абрам (1911-1989). Абрам и Лев в 30-х гг. подвергались репрессиям. Их отец, не отказавшийся от своих сыновей, был исключен из партии. А людям, сидящим за казённым сукном, как писал Л.Разгон в своих воспоминаниях, он сказал:

- Мы же не для того делали революцию, чтобы наших детей сажали в тюрьмы.

А когда его любимый сын в отчаянье воскликнул: “Как мог ты спокойно расстаться с партией? Вспомни, с каким трудом тебя принимали из-за того, что ты был бундовцем!” - отец со своим обычным спокойствием ответил:

“- Сынок! Так я же из этой партии вышел! А вступал тогда в другую, совсем другую...”.

“ГОРКИ МНЕ ЧАСТО СНИЛИСЬ...”

До 1915 года, а затем с 1918 по 1923 год семья Разгона жила в Горках, где он окончил шесть классов школы второй ступени. Кстати, о жизни в Горках Лев Разгон очень увлекательно рассказывал в книге воспоминаний “Позавчера и сегодня”.

У этой книги интересная судьба. Автор писал её как воспоминания для своей дочери Наташи, без всякой надежды на издание, когда был в “Гулаге”. Рукопись дочь потеряла. Об этом он рассказал через 35 лет в журнале “Юность”, где печатались его главы из книги “Непридуманное”.

И вот удача! Об этом прочитали люди, которые нашли рукопись и хранили её в семье. Они позвонили Льву Разгону и, когда он приехал по указанному адресу, дверь открыла женщина, которая держала в руках тетрадь. “Я заплакал...”, - вспоминал Разгон.

Найдя рукопись, писатель не планировал издавать свои воспоминания. Но планы изменила поездка в Израиль. Вспоминая о ней, он сказал как-то М.Гейзеру: “Я по-настоящему счастливый человек не только потому, что в девяносто с лишним лет я еще могу на равных выпить бутылку водки с таким мальчиком, как вы, но еще и потому, что заповедь: “В будущем году в Иерусалиме” оказалась для меня сбывшейся. Я побывал в этом замечательном городе, и это был настоящий триумф в моей жизни” М.Гейзер “Лев Разгон: “Что остается после людей?” http://www.sem40.ru/.

Во время поездки он опубликовал некоторые части своих воспоминаний в русскоязычной прессе. И неожиданный звонок. Как писал Л.Разгон в своей книге “Позавчера и сегодня”, об этих публикациях узнал израильский генерал, потомок еврея Гендомана из Горок, который приехал в страну ещё в конце 19 века. Он пригласил к себе домой Разгона, чтобы его дети увидели человека, который родился в далеком белорусском городке - родине их предков.

В конце 2007 года я опубликовал в одной из израильских газет информацию о том, что разыскиваю выходцев из Горок, в связи с написанием книги об истории Горецкой еврейской общины. И мне позвонила секретарь Яакова Хисдая и рассказала о том, что Л.Разгон встречался с её шефом.

Яаков сообщил мне, что его отец, Шимон Гинодман, был в Горках купцом первой гильдии, а сын Авраам увлёкся сионистскими идеями и даже был делегатом на съезде российских сионистов в Гельсингфорсе в 1902 году.

Приехал в Эрец-Исраэль в 1912 году (но потом поехал в Россию в гости, застрял там из-за войны и только в 1919 г. сумел вернуться в Эрец-Исраэль). Поселился в Тель-Авиве и стал носить фамилию Хисдай. Там основал фабрику по производству ваты. Умер в 1958 году.

Его сын, Яаков Хисдай, родился в Израиле в 1938 году. Служил солдатом и офицером в десантных войсках, участвовал в Шестидневной войне, где был ранен в бою под Газой, получил Орден отваги и цалаш (почетную грамоту) начальника Генштаба. Участвовал в “Войне на истощение” (1968 - 1970) и Войне Судного дня. В 1978 году он демобилизовался и стал изучать историю, защитил диссертацию по истории евреев Польши в Еврейском университете в Иерусалиме, где работал преподавателем. Затем окончил юридический факультет и стал адвокатом.

Я.Хисдай - автор трёх сборников статей и лекций: “Правда, высвеченная войной”, “Железным резцом”, “На пороге юбилея”, “Смутное время” (на русском языке). Первая книга выдержала в Израиле три издания и была переведена на английский язык.

Как известно, встреча с генералом и его семьёй произвела сильнейшее впечатление на писателя. И он подумал, что его воспоминания будут интересны не только родственникам, но и читателям. И решился на их публикацию.

А тут ещё подвернулся случай. К нему в гости пришёл предприниматель И.Колеров, который, будучи арестованным, как-то прочитал статьи Л.Разгона. Он предложил помощь в публикации книги, и она вышла в 1995 году в Москве и Тель-Авиве, а затем её опубликовали в Италии.

Когда книга вышла, Л.Разгон отослал экземпляр в родные Горки. Сейчас она находится в архиве музея. На ней дарственная надпись: “Горецкому историко-этнографическому музею на добрую память от одного из тех, кто родился и провел детство в этом городе. Лев Разгон. 3.11.1995 г.”

В этой книге очень интересные исторические и этнографические подробности о Горках дореволюционных и первых лет Советской власти. С особенным интересом читаются главы книги, где рассказывается о том, как проходили еврейские национальные праздники и обряды, о его известных родственниках. Это И.Э.Разгон, родной брат писателя, доктор исторических наук, профессор, лауреат Государственной премии СССР, Э.И.Шапиро, двоюродный брат, полковник в отставке, награжденный в годы Великой Отечественной войны орденом Суворова третьей степени номер 1, И.И.Разгон, Георгиевский кавалер во время Первой мировой войны, активный участник гражданской войны, заместитель командующего Черноморским и Балтийским флотами, начальник управления вооружения Народного комиссариата военно-морского флота СССР и многих других.

Писатель всегда помнил о своём родном городе. В 1987 году, оказавшись в Москве в командировке, я в журнале “Огонёк” узнал номер телефона Л.Разгона и попросил его о встрече.

И вот я в небольшой квартире на Малой Грузинской. Хозяин встретил меня с улыбкой, и мы оказались в маленьком кабинете, заставленном полками с книгами.

Начались расспросы о Горках, его истории и людях, о создании в Горках историко-этнографического музея.

- Горки мне часто снились, когда я был в лагере, - грустно сказал он.

Я пригласил его на открытие музея. И Лев Эммануилович рассказал, что в 1975 году во время совещания детских литераторов в Минске он попросил председателя Союза писателей Беларуси М.Танка дать автомашину, и они вместе с женой посетили город.

- Я не узнал его, - сказал он. - Только территорию Белорусской сельскохозяйственной академии.

- Это совершенно новый город. Тех Горок уже нет.

- Обрадовало посещение детской библиотеки, где я увидел несколько своих книг.

- Поэтому приехать туда во второй раз не смогу. Это выше моих сил.

Запомнилось, что во время встречи он расспрашивал о евреях Горок: сколько осталось семей, где и кем работают. И неожиданно спросил:

- Знаете ли вы еврейские песни?

И, как мне показалось, обрадовался, когда я сказал, что несколько песен знаю, так как мой отец, когда собирались гости, любил их петь.

При расставании он достал с полки большой конверт, из которого вынул пожелтевшую газету, и сказал:

- Этот раритет - первый номер Горецкой уездной газеты “Луч Интернационала” за 1919 год - мои родители хранили его всю свою жизнь. Я дарю его будущему музею.

ЗЯТЬ ЛЮДОЕДА?

В 1923 году семья Разгонов переехала в Москву. Там Лев окончил школу второй степени. Затем работал в первом Московском Доме пионеров. Еще во время учебы в Горках Лев заинтересовался литературой, с большим удовольствием писал в “Вестник знания” (рукописный школьный журнал). “Таким образом, - вспоминал Лев Эммануилович в книге “Позавчера и сегодня”, - я уже в невинном отроческом возрасте (было мне двенадцать-тринадцать лет) проявил недюжинные способности к публицистике и понимание методов журналистской деятельности”.

В Москве он начал писать в “Комсомольскую правду”. Его заметили и стали заказывали брошюры по проблемам воспитания. Одновременно Лев учился на историческом факультете 2-го Московского государственного университета (сейчас Московский педагогический университет). Затем он редактирует книги в издательствах “Молодая гвардия”, “Детгиз”, работает редактором в журнале “Вожатый”. В автобиографии он писал: “Это были интереснейшие годы становления и развития советской детской литературы. Молода была литература, молоды были и все ее авторы и редакторы” (Лев Разгон. Повести. М., 1978. С. 6).

В 1933-1936 гг. он работал старшим оперуполномоченным в спецотделе ОГПУ. Об этих года жизни Л.Разгона подробных сведений нет. Сам он об этом также нигде не писал, но и этот факт своей жизни не скрывал.

Во время нашей встречи я отважился задать вопрос Л.Разгону о его службе в ОГПУ.

Он спросил:

- А откуда вы это знаете?

Я ответил, что об этом мне рассказал наш земляк, Геннадий Афанасьевич Терехов, который начинал работу секретарём в Горецкой прокуратуре, окончил юридический вуз. И в своё время был заместителем, а затем старшим помощником Генерального прокурора СССР.

Он уже собирался мне что-то ответить, но в это время зазвонил телефон, и он почти полчаса разговаривал с кем-то из редакции. Затем зашёл на кухню и, вернувшись, задал вопрос по истории города Горок.

Мне показалось, что ему не совсем приятно было говорить на эту тему, и своего вопроса я не стал повторять.

А недавно в ВИКИПЕДИИ появилась информация, что Разгон “два года проработал в спецотделе НКВД, который занимался разработкой шифров и дешифрованием”.

Известно, что в это время он познакомился, а затем женился на Оксане - дочери Г.И.Бокия, одного из начальников ОГПУ.

На сайте “Соловки - энциклопедия” пишут, что он был “уголовником до 1917 г.”  Так ли это? Да, он 12 раз арестовывался, сидел в тюрьме и сибирской ссылке. Но уголовником не был. У него судьба типичного революционера-большевика.

Отец Иван - действительный статский советник, учёный и преподаватель, автор учебника “Основания химии”, по которому училось не одно поколение гимназистов. Старший брат Борис окончил Петербургский горный институт, стал квалифицированным инженером, потом преподавал в том же институте. Он считается одним из основоположников отечественного горного дела. Сестра Наталья выбрала специальность историка, она не один год преподавала в Сорбонне.

И Глеб учился в Горном кадетском корпусе. Но с 1900-го года он - член Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП). В 1902-м был сослан в Восточную Сибирь за подготовку демонстрации.

В 1904 году Бокий введён в состав Петербургского комитета РСДРП как организатор объединенного комитета социал-демократической фракции высших учебных заведений. В апреле 1905-го он арестован по делу “Группы вооруженного восстания РСДРП”.

Бокий амнистирован по октябрьскому манифесту 1905 года, но в 1906-м году вновь арестован по делу “Сорока четырех” (Петербургского комитета и боевых дружин).

В декабре 1916 года он вошёл в состав Русского бюро ЦК РСДРП. А сразу после падения самодержавия возглавил в Русском бюро отдел сношений с провинцией.

“Это был человек, происходивший из старинной интеллигентной семьи, хорошего воспитания, большой любитель и знаток музыки, - писал Л.Разгон. - Пишу это вовсе не для того, чтобы прибавить хоть малость беленькой краски к образу Глеба Бокия. Ни образование, ни происхождение, ни даже профессия нисколько не мешали чекистам быть обмазанными невинной кровью с головы до ног....

Глеб Иванович Бокий был одним из руководителей Октябрьского переворота, после убийства Урицкого стал председателем Петроградской ЧК и в течение нескольких месяцев до того, как Зиновьев вышиб его из Петрограда, руководил “красным террором”, официально объявленным после покушения на Ленина.

А во время гражданской войны, с 1919 года был начальником Особого отдела Восточного фронта, а затем и Туркестанского. Как нет надобности объяснять, характер этой деятельности, так и невозможно подсчитать количество невинных жертв на его совести”.

Однако вскоре Г.Бокию была поручена совершенно новая работа. 5 мая 1921-го постановлением Малого Совнаркома создаётся советская криптографическая служба в виде Специального отдела при ВЧК. Начальником новой структуры и одновременно членом коллегии ВЧК назначается Глеб Бокий.

Были в структуре Спецотдела и подразделения, информация о которых считалась особо секретной. В частности, была создана лаборатория из учёных самых разных специальностей. Круг вопросов, изучавшихся подразделениями, работавшими в этой лаборатории, был необычайно широк: от изобретений всевозможных приспособлений, связанных с радиошпионажем, до исследования солнечной активности, земного магнетизма, попытками реализовать утопические (в те годы) идеи производства взрывов на расстоянии невидимыми лучами. Здесь изучалось всё, имеющее хотя бы оттенок таинственности. Всё - от оккультных наук до “снежного человека”.

Считалось, что Бокий вел по заданию высшего партийного руководства исследования по паранормальным явлениям, зомбированию, восточным мистическим культам.

Ныне про этот отдел написано немало очерков и материалов. Утверждают, что отдел Бокия помогал организовать экспедицию Рерихов для поиска таинственной Шамбалы и тайно отправил в том же направлении бывшего террориста Якова Блюмкина.

16 мая 1937 году Глеб Бокия был арестован. Есть версия, что его вызвал к себе Н.Ежов и потребовал выдать ряд секретных документов, сославшись на соответствующий приказ Сталина.

Будто бы он ответил Ежову: “А что мне Сталин? Меня Ленин на это место поставил”. Домой он уже не вернулся (его расстреляли 15 ноября 1937 года). В 1956 году он был реабилитирован.

Обвинение было стандартное: “предательства и контрреволюционная деятельность, связи с английской разведкой, подготовка покушения на И.В.Сталина и т.п. “. Но было и специфическое: организация масонской ложи.

“...Этот живой человек, в честь кого был назван пароход, - людоед, главный в той тройке ОГПУ, которая приговаривала людей к срокам и расстрелам... “, - так охарактеризовал его академик Дмитрий Лихачев (“Избранное: Великое наследие. Заметки о русском”. СПб.: 1998).

Писатель Аркадий Ваксберг в статье “Масон, зять масона” написал, что Глеб Бокий командовал “не только Соловецкими лагерями “особого назначения”, но и всеми другими концлагерями, не “особыми” и не “специальными” (“Литературная газета”, номер 52 за 1990).

Тут Д.Лихачёв и А.Ваксберг, как, впрочем, и другие исследователи темы “Гулаг в СССР”, допускают ошибку.

Да, он был, как утверждают многие историки Гулага, вдохновителем и разработчиком идеи концентрационного лагеря для интеллигенции, политической оппозиции без каторжного труда. “Предполагалось создать на изолированных от мира островках концентрационный лагерь, - писал Л.П.Беляков, - но за два-три года политизолятор для эсеров, анархистов, эсдеков, бывших белых и царских офицеров превратился в концлагерь для уголовников и политических заключенных, где утверждалась идея принудительного труда и уничтожения людей” (Л.П.Беляков “Лагерная система и политические репрессии (1918-1953)”. М.- СПб.: 1999. С. 385-391).

Но заметим, что Постановление СНК СССР “Об организации Соловецкого лагеря принудительных работ” было принято ещё при В.И.Ленине 2 ноября 1923 года. И на нём был гриф: “Опубликованию не подлежит”.

Интересно, что из 21-го наркома, которые приняли это постановление, десять - были репрессированы, т.е., приняв это постановление, они подписывали себе приговор.

А широкую известность Г.Бокий получил в связи с тем, что в те годы его именем назвали пароход, который привозил заключенных на остров.

Лев Разгон утверждает, что Г.Бокий на Соловках был последний раз в 1929 году вместе с Максимом Горьким, когда для того, чтобы сманить Горького в Россию, ему “...устроили такой грандиозный балет-шоу, по сравнению с которым знаменитые мероприятия Потемкина во время путешествия Екатерины кажутся наивной детской игрой” (Разгон Лев “Плен в своем отечестве. Москва”, 1994).

Почему мы так подробно рассказали о Г.Бокии? Да потому, что знакомство с его дочерью и женитьба на ней сыграли важную роль в жизни нашего земляка.

Известно, что на некоторое время Лев Разгон вошел в круг околокремлевской элиты. В книге “Непридуманное” он вспоминает, что в это время имел возможность быть по пригласительному билету на заседаниях 17-го партийного съезда РКП (б). Был знаком с партийными деятелями: А.И.Рыковым, И.М.Москвиным, В.В.Осинским и даже с печально известным Н.М.Ежовым.

В 1936 году Лев возвращается к работе в “Детгизе”. Но летом страшного 1937 года его увольняют, и пришлось “охранять природу” - работать секретарем в Московском Обществе друзей зеленых насаждений. Вскоре как “жертву перегиба” возвращают в “Детгиз”, но ненадолго.

“НА КАЖДОГО У НКВД БЫЛА СВОЯ ПЫТКА...”

Как мы уже писали, вначале арестовали тестя. Потом очередь дошла до его жены и дочери Оксаны.

18 апреля 1938 года арестовали и Льва. Просто подошла очередь? Скорее всего, так. Но был и донос. Когда началась перестройка, в архиве КГБ ему дали прочесть своё следственное дело. А там была информация, что он, “говоря о кинокартине “Петр I “ и других, заявил: “Если дела так дальше пойдут, то скоро мы услышим: “Боже, царя храни...” (Разгон, Лев “Плен в своем Отечестве”. М.: 1994, с. 89).

После недолгих допросов Лев подписал показания. Объясняя это Е.Бальц, он говорил, что “на каждого у НКВД была своя пытка”.

Разгона заставили подписать абсурдные показания на себя, отнюдь не засовывая ему под ногти иголки, - просто пообещали, что дадут инсулин его молодой жене.

Обманули! Не дали, и Оксана умерла от тяжёлой формы диабета на этапе, по дороге в лагерь. Умерла в 22 года. Родным удалось спасти их маленькую дочь Наташу.

Через 50 лет нашему земляку пришлось защищать честь своей жены, когда Б.В.Соколов, доктор филологических наук, в “Энциклопедия Булгаковская” (1997) написал, что Г.И.Бокий завел на своей даче бордель, куда втянул и своих юных дочерей.

Художник Борис Жутовский был свидетелем и участником встречи Льва Разгона в Институте мировой литературы. Вот как он это описывает:

- Вы - господин Соколов Борис Вадимович? - спросил мой дуэлянт, склонив голову к плечу.

- Ну, - ответило лицо.

- Я - Лев Эммануилович Разгон. Я хотел бы задать вам следующий вопрос, - едва переждав “ну”, продолжил Лёва. - Из каких
источников вы почерпнули информацию, опубликованную в вашей книге, о том, что Глеб Иванович Бокий завел на своей даче бордель, куда втянул и двух своих юных дочерей?

- Взял это в личном деле Бокия в КГБ, на Лубянке, - ответил “Мартынов”, не соображая еще до конца, что его ждет.

- Вы - лжец, - сказал Лёва, - и негодяй. В личном деле Бокия на Лубянке я сам видел всего четыре листочка: два протокола допросов, приговор о расстреле и справку о приведении приговора в исполнение...

После чего Лёва потянулся на цыпочках, чтобы достать, и ляпнул противника по морде”.

Об этом случае в статье “Вызов на дуэль”, опубликованной в газете “Известия”, рассказал Б.Жутовский. “Да, он сделал это, - писал автор статьи, - показав, что честь мертвых и живых, его, моя, наша, имеет цену и что пренебрегать этим не следует никогда” (“Известия”, 9.12.1988 г.).

Впрочем, сексуальная патология у Глеба Бокия, основателя и шефа Соловков, видимо, была. Валерий Шамбаров в книге “Государство и революции “ (М, 2001) и Г.Иоффе (“Белое дело”. М, 1989) писали, что, как открылось на следствии в 30-х годах, Глеб Бокий в 1921-1925 гг. организовал в Кучино “дачную коммуну” под своим руководством. Сюда его приближенные должны были приезжать на выходные вместе с женами, на содержание “коммуны” они вносили 10 % месячного заработка. Лица обоего пола обязаны были ходить там голыми, пьянствовать, вместе ходить в баню и устраивать групповые оргии. Над упившимися потешались, “хороня” заживо или имитируя казни...”.

Правда, после этого прошло более десяти лет (Л.Разгон женился на дочери Бокия в 1935 году) и вряд ли Бокий излагал подробности своей такой “деятельности” зятю, к тому же сотруднику ОГПУ.

 О дальнейшей судьбе Льва Разгона вы сможете прочитать через неделю

“Секрет”