Человек из Меллаха

Речь ниже пойдет о первой нелегальной алие из Северной Африки. Корабль “Иегуда Галеви” с евреями из стран Северной Африки, решившими совершить алию в 1947 году, был перехвачен британским судном у берегов Израиля. Пассажиров арестовали и доставили на Кипр в лагерь “для перемещенных лиц”. Слово - одному из тех, кто был среди пассажиров этого корабля

 

Наша попытка летом 1947 года нелегально пробраться в Эрец-Исраэль на рыболовецком судне Иегуда Галеви окончилась провалом, мы были перехвачены британским кораблем у берегов Хайфы, арестованы и в плавучей тюрьме переправлены в “лагерь перемещенных лиц” на Кипре.

 

После провозглашения еврейского государства в мае 1948 года, когда последний британский солдат покинул территорию Израиля, власти Британии продолжали надеяться на победу арабов в войне с евреями, чтобы вернуть себе контроль над Палестиной. Находясь под международным давлением, требовавшим освобождения людей, интернированных на Кипре, англичане согласились освободить евреев только непризывного возраста, чтобы не способствовать укреплению израильской армии. Список иммигрантов, отвечающих этому условию, был готов 6 июля 1948 г.

 

В 7 часов утра следующего дня большие толпы людей собрались на территории лагеря недалеко от ворот в предвкушении долгожданной репатриации. За воротами выстроился британский конвой из грузовиков для доставки евреев из лагеря в Фамагусту - порт на юго-восточном побережье Кипра. Несмотря на раннее утро, солнце поднялось уже высоко.

Всем, получившим разрешение на выезд, были выданы пропуска с печатью и подписью представителя ООН. На пропуске была фотография, и кроме основных данных, были указаны также вес, рост и пр. Я не был ни достаточно молодым, ни старым, чтобы освободиться из британского плена.

 

Среди интернированных находился и мой двоюродный брат. Мы с завистью наблюдали за медленно двигавшейся по направлению к грузовикам очередью счастливых обладателей пропусков. Я курил и изучал обстановку. Постепенно зародился план смешаться с покидающими лагерь людьми, и я сказал брату: “Смотри, нам нечего терять, кроме нашего заключения. Давай попытаемся выбраться. Если англичане нас и поймают, то поиздевавшись, снова бросят в лагерь”.

Он согласился и спросил, что я намерен делать. Я сказал, что можно помочь пожилым людям перенести и погрузить узлы и чемоданы в грузовики.

 

Моей первой задачей было уговорить пожилую европейскую леди принять мою помощь в погрузке её вещей. Я не знал ни идиша, ни польского, и лишь с помощью жестов и нескольких немецких слов, которые когда-то выучил, мне удалось объяснить ей своё намерение, и она согласилась.

 

Взяв чемодан и большую сумку, я последовал за ней. Мы остановились у лагерных ворот, британский солдат, один из двадцати охранников, проверил пропуск женщины и пропустил её вперед, мне же пересечь линию ворот не разрешил. Указав на меня пальцем, он произнес то, что мне удалось понять: “А ты возвращайся в лагерь!”

 

Старая женщина разволновалась, на её морщинистом лице отразилось отчаяние. Быстро говоря по-французски, и сопровождая свою речь жестами, я дал понять солдату, что только помогаю старой леди перенести её багаж. Опустив чемодан, я указал на своего кузена и объяснил, что и он делает ту же работу. Охранник был сбит с толку и раздражен, не зная как поступить. У него не было полномочий разрешить нам выход за ворота, и он решил ждать распоряжения своего командира. Но сержанта поблизости не было, и очередь задерживалась. Охранник занервничал, а старая женщина, вспомнив свое недавнее прошлое (пребывание в нацистском концлагере), начала плакать и кричать. Ошеломленный и окончательно запутавшийся солдат дал нам знак продолжить движение.

 

Итак, мы с братом вышли за ворота, подошли к грузовикам и погрузили на них вещи наших подопечных, а затем вернулись в лагерь за следующей порцией багажа. Возвращаясь, у ворот мы замедлили шаг, стараясь обратить внимание все того же охранника на наше возвращение. Я хотел установить доверие между нами и британским солдатом, давая ему понять, что нам поручено лишь помочь отъезжающим с их багажом. Я был уверен, что если бы мы не вернулись после первой ходки, он бы точно заметил наше отсутствие.

 

Тем временем возросло давление на охрану. Сержант - командир охраны, курсировавший между воротами и грузовиками, обнаружил, что погрузка продвигается медленно. Подняв руку, он рявкнул на своих подчиненных: “Faster! Faster!” (Быстрее! Быстрее!).

 

Полагаю, что на вопрос сержанта по поводу нашего присутствия здесь, солдат ответил, что мы изо всех сил стараемся помочь пожилым людям, потому что сержант удовлетворенно произнес “Very good!” (Очень хорошо!). А возможно, он даже похвалил нас за помощь британской армии (тогда я еще не знал английского).

 

После четвертой ходки мы поняли, что большинство охранников поверили нашей версии, и мы сможем беспрепятственно продолжать свою работу. Я даже дерзнул попросить у солдата сигарету, употребив все свои тогдашние познания в английском:

 

“Please! Cigarette! Thank you”. (Пожалуйста, сигарету. Спасибо.)

Почувствовав таким образом, что бдительность охранников значительно ослабла, я подошел к брату и сказал ему по-арабски: “Это моя последняя ходка. Пора попытать счастья. Давай на время расстанемся, так легче будет осуществить наш план и встретимся уже, надеюсь, в порту Фамагуста”.

 

Солнце нещадно палило, и молодые английские солдаты изнемогали от жары. К тому же это был выходной день, и они пропустили свою еженедельную игру в футбол. На их потных несчастных лицах отражались раздражение и усталость. Можно было заметить, что им все настолько надоело, что они едва обращали внимание на происходящее вокруг.

 

Открытые грузовики были переполнены людьми и багажом. В тот день из лагеря было выпущено более тысячи человек. Я прошел к середине конвоя. Водитель этого грузовика стоял поодаль, болтая с водителем другой такой же машины. Я взобрался на один из грузовиков, где уже разместились одни пожилые женщины. Багаж был свален на другой стороне непосредственно за кабиной водителя. Я передвинул несколько сумок, оставив себе некоторое место, чтобы спрятаться посреди багажа. Приложив палец к губам, я попросил женщин не выдавать меня. Не владея их языком, я вынужден был общаться при помощи жестов. Но они поняли меня и некоторые даже улыбнулись. Я максимально согнулся, чтобы уместиться в приготовленное мною место. Одна из женщин по собственной инициативе дополнительно прикрыла меня сумками сверху. А затем часть пассажирок, чтобы скрыть мое присутствие, устроила из себя живую стену. Находясь в столь стесненном положении, я сильно вспотел и задыхался от недостатка воздуха, но несмотря на это, был счастлив.

Как долго я был погребен под тюками и сумками не знаю, я не следил за временем. Я был слишком занят мыслями о моих дальнейших действиях, когда конвой прибудет к месту назначения, в порт Фамагуста, и нам надо будет подняться на борт Израильского корабля, снова пройдя, вернее минуя, британский контроль.

 

На какое-то время грузовик снизил скорость, но затем снова набрал. Я отодвинул несколько узлов, закрывавших меня сверху, выпрямился и наконец-то наполнил легкие теплым морским воздухом. Через некоторое время конвой прибыл в порт, и люди выгрузились из машин. Я оставался джентльменом до конца, помогая пожилым леди спуститься с грузовиков, подставляя табурет.

 

Увидев брата, спрятавшегося, как и я, в другом грузовике, сказал ему: “Надеюсь, следующий этап будет легче. Ты только не торопись. Надо изучить обстановку и ждать благоприятного момента”.

 

Он кивнул и отошел от меня. Солнце стояло прямо над головой, возможно, было 12 пополудни. Неподалеку можно было видеть, как поблескивают спокойные морские воды Фамагусты. Длинная очередь нетерпеливых иммигрантов выстроилась для окончательной проверки личности.

 

Большое грузовое судно, стоявшее на якоре у причала, было отгорожено высоким стальным забором. Десятки вооруженных британских солдат прохаживались взад и вперед. Для прохода пассажиров в заборе был сделан проем шириной в метр. От этого проема до трапа судна было примерно 8 метров. По обеим сторонам проема со стороны очереди стояли два небольших прямоугольных стола, за каждым из которых на не слишком удобных стульях примостились по два солдата. Их работа была довольно однообразна и утомительна. Один из них проверял законность пропуска и соответствие фотографии личности предъявителя, второй повторял эти операции, а также проверял наличие данного имени в списке лиц, подлежавших отправке в Израиль. Каждая пара солдат проверяла одного человека. Двое задержанных опускали вещи на землю, становились лицом к проверяющим и спиной друг к другу так, что между ними почти не оставалось свободного места.

 

У одного из столов стоял еще один безоружный солдат, скрестив руки перед собой, он казался безразличным к происходящему. Если с пропуском все было в порядке, он давал знак счастливому пассажиру пройти к трапу. А при необходимости помогал пожилым людям перенести вещи.

 

Рядом с трапом находился израильский моряк, который вручал каждому новоприбывшему, поднимающемуся на палубу, небольшой пакет с едой. Корабль считался израильской территорией, и на его мачте развевался сине-голубой израильский флаг с Маген Давидом.

 

Процесс проверки проходил очень медленно из-за частого расхождения в написании имен или возраста задержанного. Солдаты затруднялись в переводе польских или русских имен на латиницу. Люди терпеливо ждали в длинной очереди. Одна старушка от сильной жары упала в обморок. Невесть откуда появившийся британский представитель “скорой помощи” привел её в чувство стаканом холодной воды, и старушку пропустили вне очереди.

 

Небольшого роста британский сержант (судя по полоскам), в юбке и в забавной шляпе сновал туда и сюда вдоль очереди. В правой руке он держал дубинку, концом которой время от времени почесывал подбородок. Моя особа привлекла его внимание, т.к. я был выше и моложе ожидающих в очереди. На мне были короткие брюки, мятая рубашка и несоразмерно большая обувь. Не имея возможности бриться всю неделю, я отрастил небольшую бородку. 

 

Время от времени сержант останавливался прямо передо мной, перекладывал дубинку из одной руки в другую и пристально смотрел на меня. Я не избегал его недружелюбного взгляда. Наша игра в кошки-мышки только начиналась. Когда он отошел от меня, я тут же перешел из одной стороны очереди в другую (очередь состояла из 2-3 рядов). Заметив это, сержант в юбке повторил мой маневр. Прятки продолжались еще некоторое время, но оказавшись слишком близко к столам проверки, я отступил назад, пропустив несколько человек из очереди вперед.

 

В это же время еще двое задержанных попытались проскочить на корабль, но их схватили и поместили в военный грузовик со стальными решетками, припаркованный у забора. Видно было по всему, что англичане хорошо подготовились к любым неожиданностям. Меня начали одолевать сомнения, казалось, обстоятельства оборачиваются против меня.

 

Тут я увидел хорошо одетого блондина, направлявшегося к проему в заборе. Я понял, что это представитель Еврейского агентства - “шалиах”. Британский солдат остановил его, но проверив удостоверение, разрешил пройти к судну через другой выход, не предназначенный для общей очереди. Через несколько минут “шалиах” вернулся. Я подошел к нему и просящим тоном сказал: “Товарищ! У меня нет никаких документов, может быть, вы поможете мне зайти на корабль, представив меня как члена экипажа судна”. Он покачал головой: “Это невозможно. Вы не должны были приезжать сюда без документов”.

Я вернулся в очередь, и мне оставалось только молиться в надежде на чудо. Через некоторое время “шалиах” снова появился, но на этот раз его сопровождал молодой парень из числа задержанных, выходец из Европы. Позже я узнал, что “шалиах” тайно представил британцам этого молодого человека как члена экипажа судна, и мы с братом обменялись печальными взглядами: “Вот вам и братство!”.

 

Было уже около 3 часов дня. Я сильно вспотел от жары. Британские солдаты выглядели очень уставшими, как и вся очередь. Они находились под безжалостно палящими лучами ближневосточного солнца, не имея возможности хотя бы на время спрятаться в тень, занимаясь к тому же утомительной работой. Можно было предположить, что они, как и все смертные, в конце концов, начнут делать ошибки. Порт Фамагуста в середине июля совсем не напоминал прохладный, туманный Лондон. Очередь все еще была очень большая, и солдаты стали раздражительными. Удушающая жара почти парализовала их мыслительный процесс, а скучная работа постепенно усыпляла их бдительность.

 

На сцене появился британский офицер, и солдаты встали по стойке смирно. После визита офицера солдаты заработали немного быстрее. К моей радости преследовавший меня сержант куда-то исчез, временно покинул свой пост и один из четырех проверяющих. Он стоял спиной к столу проверки и оживленно переговаривался с солдатом за забором. Этим воспользовался мой кузен, который стоял в очереди на несколько человек впереди меня. Он протиснулся между двумя пожилыми дамами, приготовившимися встать спиной к спине для проверки, и быстро прошел прямо к трапу. Я по-прежнему не знал, что предпринять, но подумал: “Сейчас, или никогда!”

 

Я спросил стоявшую впереди пожилую женщину, нет ли у нее ненужного документа или просто клочка бумаги. Она не поняла меня, и чтобы успокоить нервы, я поднял с земли клочок газеты и аккуратно сложил его. Стоявшие впереди меня женщины благополучно прошли проверку и двинулись в сторону судна. Настала моя очередь. Я подошел к левому столу и встал напротив совершенно измученных солдат. Сердце мое готово было выскочить из грудной клетки. Я вспомнил молитву, которую евреи читали перед переходом через Красное море.

 

Один из проверяющих, не поднимая головы, раскрыл ладонь в ожидании моего пропуска. Не получив его, он с досадой взглянул на меня и что-то спросил по-английски. Я не понял ни слова, но было ясно и так, что он требует предъявить пропуск. Автоматически я положил ему на ладонь сложенный клочок газеты. Как истинные британские военные, не обладающие чувством юмора, оба солдата как в тумане взглянули на меня и махнули рукой, чтобы я отошел в сторону. Тогда стоявший солдат, сообразив, что случилось, не прерывая оживленной беседы, также жестом указал мне на припаркованный тут же тюремный грузовик. Я сделал три шага в сторону грузовика, а затем резко изменил направление в сторону корабельного трапа. Те несколько секунд, которые прошли с момента, когда я стоял перед проверяющими, и до момента, когда я достиг корабля, показались мне вечностью. Какой-то шум послышался сзади, но я с быстротой молнии вскочил на трап. Израильский моряк, видя мое зигзагообразное перемещение, понял в чем дело и поднял пакет с едой достаточно высоко, чтобы я смог захватить его в своей поспешности. Я схватил пакет и вбежал по трапу, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Сердце перекачивало кровь так, что я не мог дышать. Я был на борту израильского судна, и другой матрос направил меня в глубокий тайник где-то в самом чреве судна. Здесь я обнаружил кузена, жующего свой сэндвич. Мы хорошо посмеялись и угостились первой израильской сигаретой.

Итак, мы были свободны без чьей-либо посторонней помощи!

 

Но, как оказалось, через пару дней нас еще ждало испытание. Офицер израильской армии, не получив от нас документов, удостоверяющих личность, и не поверив моему рассказу о бегстве из плена, предположил, что мы “арабские шпионы”. Нас спасло фото, где я был снят в составе почетного караула, сопровождавшего Голду Меир во время её пребывания ни Кипре. Тогда он изменил свое мнение, но ни сожаления, ни извинения с его стороны мы так и не услышали.

“A Man from the Mellah” a memoir by Shalom Weizmann

 

Перевод Брони ШАУЛЬСКОЙ, Кирьят-Гат

“Секрет”