Бунт романтиков

Снова праздник на Музейной Миле? Да верна ли такая формулировка? Сюда, на короткий, всего-то в одну милю, отрезок знаменитой Пятой авеню сбежалось столько музеев мирового класса, что не каждая страна может таким их числом похвастаться. И любой из этих музеев дарит нам столько нового, интересного, прекрасного, мудрого, наполняя сердце радостью познания только что увиденного и узнавания шедевров, в душу давно запавших.
Очень нравятся мне слова ироничного и наблюдательного Сомерсета Моэма: «Ну не забавно ли? Идёшь во все эти музеи и галереи и думаешь, ну не скучища ли, а потом, когда меньше всего этого ждёшь, обнаруживаешь, что невероятно заинтересовался, что можешь использовать для себя, для своей жизни то, что там увидел». Это именно так. Но не только. Поход в музей – это праздник, это соединение, воссоединение, слияние с самым чистым, самым высоким, что есть в мире, - с искусством. А потому на Музейной Миле царит непреходящий праздник.
Но сегодня, как и ежегодно, во второй июньский вторник, праздник особенный. Сегодня день рождения Музейной Мили, которой стукнуло уже 28. Неплохая в общем-то цифра, и очень-очень жаль, что у меня она позади.
Собственно Музейной Милей этот “замузеенный кусище” разрезающей Манхэттен на Ист и Вест магистрали от 82-й до 103-й улицы назвали нью-йоркцы давно, но официально – с табличками, указателями и информацией в справочниках – обретён был этот статус лишь в 1978 году. Тогда же и отпраздновали первые именины, получившие пышный титул “Фестиваль Музейной Мили” – яркий, шумный, многолюдный, всякий раз другой. Популярностью пользуется всеохватной. Приезжают сюда и из других штатов, и из других стран.
Открытие фестиваля традиционно проходит на парадной лестнице великолепного античного здания художественного музея Метрополитен, богатейшего в многомузейной Америке. Итак, мы с вами, дорогие читатели, не поспевшие на праздник, что очень, доложу вам, обидно, подошли к подножию метрополитеновекой громады и изготовились внимать действу, которое здесь развернётся. Выступления, приветствия, туш – и «офисьяльная», как говорил мой блаженной памяти начальник, часть не прошла, а промчалась очень резво, и публика, вдохновлённая любовью к искусству и бесплатным входом, устремилась в разверстые двери музея.
Ура! Ух, сколько интересного, но прежде всего заберемся на крышу, но не просто на крышу, а в знаменитый Roof Garden, сад, почти 20 лет тому назад подаренный музею, а стало быть, нам семьёй музейных фанатиков и спонсоров Кантор. Пожалуйста, не слушайте тех, кто упрямо называет американцев скупыми и бездуховными. Отсюда с крыши отрывается фантастически красивый вид на Манхэттен и Центральный парк. Здесь и пофотографировать, и прогуляться захватывающе интересно, но, главное, на крыше ежегодно бывает представлена очередная экспозиция суперсовременной скульптуры. На этот раз к скульптуре, на мой взгляд, отношения не имеющие инсталляции Сей Гуо – Кванга. «Прозрачные облака на чёрном небе» - конечно же, здесь что-то от китайской поэзии эпохи Мин. Но не будь этого названия, угадать, что задумал автор, было бы трудновато. Отлично промытое стекло – окно в мир? Тогда что означают дохлые дрозды у подножия монумента, где дружно тусуются и бурильщики, и хирурги, и космонавты, и артисты, и статисты, и привычная цепочка вождей, только с раскосыми глазками. Что бы это значило, не подскажете?
«Мне сверху видно всё» - увы, перекрытия Мет, как ласково называют американцы главный свой музей, не прозрачны, и, окинув на прощание взглядом потрясающую панораму нашего города, спускаюсь вниз. Ну, об «Англомании», ярко и занимательно поведавшей о традициях английской моды, извращённой больной фантазией нынешних супердизайнеров, мы вам уже рассказывали. Вот только, уж простите, пожалуйста, как-то проскочила я при первом посещении мимо великолепного тронного фотопортрета юной королевы Елизаветы II, выполненной одним из знаменитейших фотохудожников XX века Сэсилем Битоном.
О царствовании единственной женщины-фараона вы на страницах нашей газеты тоже читали. Но вот побывать на уникальной этой выставке, которая продлится до 9 июля, не мешало бы, тем более что попросту преступно не взглянуть на рафаэлевскую роспись алтаря семьи Колонна из Перуджи. Был этот шедевр молодого Рафаэля куплен всё тем же неуёмным JPM, великим финансистом и коллекционером Морганом в самом начале прошлого века за 2 миллиона франков, сумму колоссальную по тем временам, и подарен Мет. На панели вознесенная на трон Мадонна с Младенцем, окружённая святыми, а над ними - благословляющий сына Бог-отец.
Коллекция дивного фарфора, собрание старой китайской живописи и каллиграфии, а рядом - китайских тончайшего рисунка тканей, шедевры индонезийского ткачества; а для подростков да и взрослых тоже - гималайские всадники, невероятно динамичные, будто живые, и – из другой земли и эпохи – доспехи лошадей европейских рыцарей. Увы, воевали и воюют всегда и везде.
Любопытно собрание разнообразных поделок известнейшего современного дизайнера Бетти Вудмэн, метафорически переосмысливающей в своей керамике суть, символику, стилистику египетской, греческой, этрусской скульптуры, фарфора от эпохи Танг до шедевров Севра и итальянского барокко, вплоть до Пикассо и Матисса.
И вот ещё выставка, мимо которой уж никак нельзя пройти: «Жироде. Романтическое бунтарство». Анн-Луи Жироде-Триосон, соратник и друг великого Давида, восприемник его неоклассического стиля, художник талантливейший, мастер глубочайше психологического портрета, что особенно проявилось в серии его исповедальных автопортретов. Его называли рисующим поэтом, а ещё историком от живописи. На выставке немало исторических полотен Жироде, но самым, пожалуй, интересным стал огромный портрет Наполеона–триумфатора, к которому художник долго и мучительно готовился: десятки эскизов, портретов полководца, в том числе и нагой Наполеон – чтобы познать его человеческую сущность.
Но нам давно пора покинуть бездонный Мет - как драгоценнейший алмаз в изумрудной оправе зелени Центрального парка, украшающий Пятую авеню. Только он на Музейной Миле расположен на парковой её стороне. Все остальные музеи - на противоположной, и их окна глядят на чугунный узор виртуозного литья парковой ограды, на могучие деревья, куртины и озера. Достаточно пересечь Пятую авеню, вернее, протолкаться сквозь тесно спрессованную возбуждённую толпу, и мы у входа в институт Гёте. Так называется музей немецкой культуры, ещё в 30-х годах прошлого века созданный бежавшими из нацистской Германии немецкими евреями. Эмигранты отдавали иногда последние деньги, чудом спасённые книги, рисунки, статуэтки. Сейчас здесь можно узнать всё о Германии – концерты, лекции, фильмы, а сегодня выставка работ Беттины Виттевеен «Братья, к солнцу, к свободе!» и совсем уж неожиданная – Ансельм Кифер о Велимире Хлебникове. Обещаю рассказать поподробнее.
Три маленьких квартальчика – и на углу 86-й улицы (заметили, мы движемся аптаун, т.е. в сторону увеличения номеров улиц), пробившись сквозь звуковую стену наяривающего оркестра (они почти у каждого музея) входим в прекрасное, позапрошлого века постройки здание ещё одного немецкого музея, вернее, музея немецкого и австрийского искусства. «Новые галереи» - это название повторяет имя известного венского музея. Венское кафе, венские интерьеры, но главное - венские, в большинстве своём, талантливые художники, открывшие эпоху модерна, – Климт, Шиле, Кокошка, Бекман, мастера Баухауза. Раз Баухауз, значит, щедро представлены здесь мастера прикладного искусства рядом с одарённейшими живописцами. Кстати, почти обо всех мы вам рассказывали. А сейчас музей демонстрирует свою новинку – одну из крупнейших работ великого Эгона Шиле «Город в зелени». Применив Шагаловский термин, - подлинный портрет города.
Следом, через пару кварталов – спиральная башня музея Гуггенхейма, великое творение Фрэнка Ллойда Райта. Благодаря Пегги Гуггенхейм, выдающемуся искусствоведу и красивейшей, сексуальнейшей женщине своего времени, влюблённой в искусство модерна и взыскательно собиравшей лучшие его образцы, стала башня признанным в мире музеем наиновейшего искусства. Его постоянная коллекция обширна, она даёт полное представление об искусстве современности, её дополняют всегда оригинальные «временные» выставки. Вот и сейчас мы узнаём всё о работе, жизни и замыслах выдающегося архитектора нашего времени, родившейся в Багдаде Захе Хадид. Спроектированные Хадид очень интересные здания – в Японии, Испании, Австрии, Германии, Дании, Франции, а в Америке – Центр современного искусства в Цинциннати. А ещё у Гуггенхейма привлекает сегодня галерея Кандинского – поразительные по красочности и философской наполненности абстрактные полотна великого русского мастера.
Но – вперёд! Нас ждут ещё пять горячих точек. Первая – Музей Национальной академии художеств. Ему 181 год. В его стенах (здесь была и сама академия) учились и преподавали Рембрандт Пил, Томас Коул, Сэмюэл Морзе – тот самый, что изобрёл телеграфную азбуку. Сейчас здесь выставка работ нынешних художников, питомцев академии.
Институт дизайна знают все американцы. Сюда приходят, когда строят дом или обновляют интерьер квартиры. Войдём и мы, открыв резные двери в декорированные превосходной резьбой деревянной обшивки залы бывшего дворца Карнеги, музею подаренные. Тут сейчас две любопытные выставки: разнообразные столовые приборы - от королевских до сегодняшней нержавейки. А ещё – «Туризм и американский ландшафт». О том, как поэтические пейзажи замечательных американских художников–романтиков Чёрча, Хомера, Морана стали своего рода призывом знакомиться с родной страной, что и для нас, дорогие новые американцы, совсем нелишне.
Первому в мире Европейскому музею (сейчас их больше сотни, только в Америке шесть десятков) 102 года. Воистину потрясающая коллекция чеканного серебра, древней мозаики и светильников – некоторым экспонатам свыше 5 тысяч лет. Великолепное 6-этажное здание – тоже подарок. Семьи Варбургов. Тут и исследовательский, и учебный отделы, исторически оформленные праздники, фильмы. И, конечно же, интереснейшие, очень в Нью-Йорке популярные выставки: художники–евреи из Союза, Пэн, Шагал, Сутин, Кафка, Халдей, Писсарро, Модильяни, Альберс. Сейчас – Ева Гессе. Она спасалась от нацистов вместе с Альберсами, приютила её, как многих, Америка. Драматичная жизнь, больная душа... Но принять и понять её скульптуру не могу, какой-то цех по производству пластмассовых изделий – бачки, трубки, шланги, верёвки... Это уже не видение а паранойя. Неужто таким будет ваяние XXI века? А вот графика интересная и эмоциональная.
Но что по-настоящему радует, так это развёрнутая экспозиция живописи Макса Либермана. Это был большой художник и человек огромного таланта, воли, харизмы. Поначалу реалист, натуралист даже, прославлявший простых людей и их труд. Знаменитые его «Ткачихи» вдохновили Гейне. Потом импрессионист. Именно Либерман стал зачинателем немецкого импрессионизма и подарил миру портрет Вольде, старухи, сохранившей женственность и привлекательность, и свой знаменитый программный автопортрет. А потом – бунт, разворот к новому искусству. Это он - организатор, вдохновитель, теоретик и практик, вождь «Сецессиона», союза бунтарей. Слово это переводится как разлом. «Прервалась связь времён». Фашисты уничтожили большинство его картин и статей, запретили провожать его на кладбище, когда он в 1935 году умер. Его жена покончила с собой перед депортацией в концлагерь. И такой может быть судьба гения. «Обессиленный Самсон» - это он.
Нам осталось прошагать или проехать по параллельной Мэдисон-авеню 11 кварталов. На углу 103-я стрит ждут нас замыкающие «Милю» музеи – «Эль мюзео дель Баррио», музей латинской культуры, с выставкой работ пуэрториканца Лоренцо Омара «Текст и образ» – интересно и ново. Увы, традиционного оркестра буйных латинос на этот раз перед музеем нет. Зато у Музея Нью-Йорка, с очень интересной и познавательной экспозицией, – ух какой джаз! Знаменитейший! Бэнд сотрясателей души – так я перевела его громкое имя. Мою душу им удалось сотрясти тоже. На этой оптимистичной ноте мы и завершим наш культпоход по Музейной Миле.
До встречи в будущем году!