Культура
Часть первая
Шел выпускной спектакль Ленинградского хореографического училища 1958 года. Тогда еще не было известно, что этот вечер ляжет рубежом между поколениями танцовщиков, что дети, которые танцевали на концерте в том году, поменяют наше представление о мастерстве танцовщика и завоюют сердца зрителей всего мира. Обычно балетоманы и критики знают заранее имена тех учеников, на которых надо обращать внимание. Никиту Долгушина, ученика предвыпускного класса – ждали. В тот год закончил школу и Олег Виноградов, не столь знаменитый среди учеников школы. Кто знал, что в будущем Виноградов много лет будет занимать пост художественного руководителя балета Мариинского? Кто знал, что в какой-то момент Виноградов, который ставил в школе свои первые хореографические номера для Макаровой, через 30 лет сыграет в судьбе такую важную роль! Но об этом – в свое время.
В программе вечера стоял необычный балет не только для выпускных спектаклей, но и для всего русского театра: “Листиана”(или “Поэт и муза”) в постановке Касьяна Голейзовского. Великий хореограф начала ХХ века, чье творчество было запрещено, а потому исчезло для нас навсегда, почему-то получил разрешение поставить спектакль для балетного училища. Поэта танцевал Никита Долгушин. Девочка, ученица предвыпускного класса, Муза Поэта, вышла, на сцену, замерла в арабеске, тревожно глянув в зал, и исчезла, как видение. Два ведущих ленинградских балетных критика, Вера Красовская и Галина Кремшевская, сидевшие рядом, одновременно схватили друг друга за руки: “Кто это?!”
Я запомнила этот момент на всю жизнь. Так многие из нас впервые открыли для себя Наташу Макарову, в будущем – балерину-абсолюта мирового балета.
Мать и бабушка Наташи никогда не отдавали ее в балетную школу. Они мечтали об “интеллигентной” профессии для своей девочки, отец которой был архитектором. Но Наталья Макарова - избранница судьбы. Она не могла стать никем, кроме балерины, она родилась, чтобы нарушить “линию семейных предначертаний” (А. Грин).
Актерский талант проявлялся бессознательно в раннем детстве и необычным образом. Макарова вспоминает, как, оставшись одна дома, она любила стоять перед зеркалом, и, глядя на свое отражение, рыдала. И хотя это были настоящие слезы, настоящее горе, она в то же время как будто смотрела на себя со стороны, и, признавалась Макарова, какая-то часть ее существа наслаждалась этим. Эта способность к трагическим переживаниям скажется потом при исполнении таких ролей балетного репертуара, как Жизель, Одетта, Никия, Джульетта, Манон, Татьяна. Но интуитивная способность ребенка к большим переживаниям и умение в то же время видеть себя со стороны – эта суть актерской природы – проявилась так рано, что девочка просто не могла уйти от своего предназначения. «Их танец становится аллегорией человеческого духа, утверждением правды и абсолютной искренности. Такие балерины – величайшая редкость...» ( Ричард Остин «Балерина» Лондон, 1978)
Уланова репетирует с Макаровой в Варне. 1965 год
Из личного архива Макаровой
Наташа занималась в спортивном кружке. Узнав случайно о существовании балетной школы, пошла ее искать. На дверях одного из домов на улице Зодчего Росси увидела объявление о приеме в Хореографическое училище. Поднялась на второй этаж. На одной из дверей прочла: “Медпункт”. Удивилась: зачем? Но вошла в комнату. Ее осмотрел врач, вызвал директора школы. Шелков поставил девочку “в позиции”, повертел податливые легкие ноги, записал фамилию, домашний телефон. Наташа специально назвала неверный номер: вся история казалась ей несерьезной.
Макарову приняли в школу без дальнейших экзаменов, хотя ей было уже 13 лет (в балетную школу принимают обычно девятилетних), позвонили домой. Каким образом разыскали телефон – неизвестно. Сейчас, оглядываясь назад, Наташа говорит, что случай всегда играл в ее жизни решающую роль.
Но случай в жизни Макаровой – это только внешнее выражение предначертаний судьбы. Так с первых шагов еще в школе судьба свела ее с партнером-единомышленником Долгушиным. Вместе они искали более современного прочтения партий классического репертуара. Но этому дуэту не суждено было продолжиться, как не всегда имеет счастливый конец и первая любовь. Долгушин покинул театр им. Кирова. И это стало одним из побуждений – пусть бессознательных – изменить и свою жизнь, остаться работать на Западе.
Были, конечно, и другие мотивы. Макарова проработала в Ленинградском театре оперы и балета им. Кирова (Мариинском театре) одиннадцать лет. С самого начала ее, как полагалось в то время, поставили танцевать в кордебалет. И она со смехом вспоминает, как, танцуя в «Баядерке» общий «танец с попугаями», никак не могла справиться с этим попугаем, который «не хотел» сидеть у нее на руке. Затем Макаровой стали давать сольные партии, она постепенно начала осваивать роль за ролью. В 1965 году ее послали на балетный конкурс в Варну, где она получила золотую медаль. Занималась с ней в Варне сама великая Галина Уланова, чей танец также был «аллегорией человеческого духа». Позднее в одном интервью Макарова сказала, что Уланова – лучшая балерина мира, которую она видела.
На протяжении одиннадцати лет Макарова постепенно осваивала роль за ролью в классическом репертуаре. В “Спящей красавице” она сначала танцевала Принцессу Флорину в последнем акте. Это было лучшее исполнение Флорины, которое я видела в своей жизни. Публика Макарову любила, к ней с вниманием относились критики, но и хвалебные статьи содержали некоторое “но”. Балерина и сама знала, что недостаточно крепка технически. Так о знаменитых 32 фуэте, которые делает исполнительница Одиллии в «Лебедином озере» на балу, танцовщица думала с ужасом перед каждым спектаклем. Не давались ей эти фуэте: и ноги были слишком “мягкие”, и сказывалось недостаточно длительное образование (она поступила в балетное училище на два года позже, чем положено). На последнем спектакле “Лебединого озера”, который Макарова танцевала в Ленинграде в мае 1970 года, я помню, как Макарова начала крутить эти злосчастные фуэте, сбилась, соскочила с пуантов. Опытная балерина заменила бы фуэте турами и сделала бы вид, что так и нужно. Макарова постояла, повернулась и… ушла со сцены.
Первые годы работы в театре им. Кирова, куда ее взяли после окончания школы, не принесли Макаровой большого счастья. Она была “трудным ребенком” в артистической семье. То выйдет в роли Джульетты, завитая в мелкие колечки, как современная девчонка. То кокетничает и жеманится в роли скромной поселянки – Жизели. Она искала себя, не хотела повторять пройденный кем-то путь. Макарова бунтовала против рутины, как бунтовала ее Джульетта против мира взрослых. Темой многих ее ролей в то время была смесь беззащитности и дерзкого бунта. Но педагоги театра стремились ввести в традиционные, академические рамки эту своевольную и не очень еще технически крепкую танцовщицу. Она хотела танцевать не только классическую, но и современную хореографию, но из всех современных хореографов только Леонид Якобсон оценил пластический талант начинающей девочки. Макарова станцевала несколько концертных номеров Якобсона, но ее главная удача, о которой до сих пор помнят в России, это Зоя Березкина в “Клопе”(по пьесе В.Маяковского, 1962 год)и Девица-Краса в “Стране чудес”, 1966г. Позднее на Западе Серж Лифарь, последний выдающийся танцовщик, выпестованный С. Дягилевым, сравнивал тело танцовщицы со скрипкой Страдивари.
Якобсон первый оценил эту уникальную особенность начинающей балерины. Пластическую сцену самоубийства Зои нельзя забыть. Пронзительной болью отзывалась она в сердце зрителя.
В 1969 году премьер театра Игорь Чернышев (затем — известный русский балетмейстер), одержимый хореографическими идеями, задумал и сочинил одноактный балет “Ромео и Юлия” на музыку Берлиоза. Ставил как экспериментальную работу для молодых актеров. Партию Юлии, трагической девочки, погруженной в свою мистическую любовь, он создавал для Макаровой. Это была роль для ее умения сочетать невинностьь и чувственность, для ее изумительных линий... Но К.М. Сергеев, художественный руководитель балета, посмотрев репетицию, не разрешил включить балет в репертуар театра. “Все это декадентство, – сказал он. –Нам этого не надо”.
Макарова все-таки станцевала дует из этого балета, но много позже, на Западе.
Так складывался внутренний фон будущего как будто спонтанного решения Макаровой остаться на Западе.
В 1970 году во время гастролей театра в Лондоне Макарова уехала в гости к своим новым английским друзьям и не вернулась в гостиницу. О последнем вечере мне рассказывали артисты.
Макарова ехала с другими танцовщиками в такси, но вышла из такси первой, поскольку не была занята в вечернем спектакле. Ее друг, Михаил Барышников, пошутил: “Смотри, не вздумай сбежать!”
Макарова засмеялась: “А если бы я решила, ты бы пошел со мной?” “С тобой? Хоть на край света”. “Так пошли сейчас.” “Нет, пожалуйста, после спектакля!”
Барышникову этот разговор казался тогда забавной шуткой. Он действительно последовал ее примеру, но через четыре года. Тогда балерина Американского балетного театра Наталья Макарова способствовала его появлению в труппе АБТ и станцевала с ним его первый спектакль на сцене Метрополитен Опера, а затем они часто выступали вместе “на краю света”. Но что они знали об этом в 1970 году!
В труппе ее поступок вызвал шок: никто в то время в театре не принимал ее настолько всерьез, чтобы понять ее поступок, не понимал ее потенциальной глубины. Ждали, что может остаться на Западе Барышников, Осипенко, Сизова. Но Макарова? «Наша Наташка?!», как говорили за кулисами работники труппы.
Семью Макаровой – ее мать, отчима, брата, друзей и поклонников начали вызывать в КГБ, угрожать и запугивать. Наташа начала получать письма, где ее называли «изменницей родины», звали одуматься и вернуться. Брата, в конце концов, выгнали с работы без права поступления на другую. Но к тому времени Наташа уже нашла способ, как помогать семье материально. Казалось, Макаровой не суждено было вновь увидеть свою мать... Но на то она и Макарова, чтобы иметь удивительную, непредсказуемую, почти волшебную судьбу...
На Западе великий дар Макаровой раскрылся полностью, она окрепла профессионально, станцевала все ведущие роли классического и современного репертуара, крупнейшие хореографы считали за честь создать для нее роль. Как говорил мне влюбленный в ее творчество Ролан Пети, когда Макарова уже заканчивала свою карьеру: «Пусть только Наташа согласится участвовать в моей новой работе, я ей поставлю такую хореографию, которую она может танцевать. Пусть только согласится!”
В Америке Макарова вышла замуж за преуспевающего бизнесмена Эдварда Каркара. Барышников, который был шафером на свадьбе, прислал мне с оказией фотографию венчания: Миша держит венец над головой Макаровой, которая вместе с женихом стоит перед алтарем. “От ленинградских профсоюзов были мы с Сашей”, – писал Миша. (Саша Минц - друг Макаровой со школьной скамьи, характерный танцовщик театра им. Кирова, уехал в Америку в 1972 году, к этому времени работал в АБТ).
Макарова реализовала свой великий дар, избранница судьбы, она следовала своему пути. И все-таки когда я спросила ее: “Какой момент в твоей жизни самый счастливый?”, ответила без колебаний: “Рождение Андрюши” Сына Макарова родила в 37 лет, но на сцену вернулась после родов очень быстро и в блестящей форме.
Вскоре после рождения Андрюши Макарова смотрела спектакль в Метрополитен Опера, сидя рядом с Жаклин Онасис. Она рассказала Жаклин, что собирается крестить ребенка в православной церкви. Жаклин так обрадовалась, так бурно переживала грядущее событие, что Макаровой ничего не оставалось, как пригласить Жаклин стать крестной матерью ребенка (хотя на это место она уже выбрала кого-то другого!). Так крестной матерью Андрюши стала Жаклин Онасис, а отцом - король Греции Константин.
В следующей статье я вернусь к творческой карьере Макаровой на Западе, к ее встречам с другими театральными знаменитостями, такими, как известная в прошлом балерина Мариинского театра Матильда Кшесинская или актриса немого кино Лилиан Гиш, которая приходила к Макаровой репетировать свою роль в балетном номере... Я вернусь к судьбе Макаровой, которая продолжает дарить сюрпризы своей избраннице на протяжении всей жизни.
Комментарии (Всего: 4)