ВЗРЫВЫ НА ЭКРАНЕ И НАЯВУ

Во второй половине 50–х годов прошлого века Ашхабад еще не пришел в себя после катастрофического землетрясения 1948 г. Неразобранных руин оставалось немало. Одна из самых заметных - бывшая мечеть на проспекте Свободы – главной улице города. Она была построена в XIX веке, и крохотные ее кирпичики скреплялись каким–то сложным раствором, невероятной прочности. Поэтому, видимо, мечеть не рухнула, а лишь пошла трещинами по вертикали.
В году 1956 верующие мусульмане обратились к Хрущеву с просьбой разрешить им восстановить мечеть. Ответ последовал незамедлительно: в трехдневный срок снести её и доложить.
Основным специалистом-взрывником в гарнизоне был автор этих строк, и выполнение московской директивы выпало на его долю. Осмотрев мечеть, я доложил, что за оставшиеся два дня могу лишь повалить ее взрывами наружных зарядов, так как на бурение шурфов времени не хватает. Но при наружных взрывах гарантирую, что оконные стекла в радиусе 300 метров не уцелеют. А в этом радиусе были различные официальные здания.
Последовала устная команда: взрывать немедленно. На просьбу о письменном приказе ответили весьма недвусмысленно... Делать нечего, взорвал. Стекла полетели, санкций, впрочем, не последовало.
Вспоминаю об этом случае, потому что через несколько лет на месте той мечети соорудили памятник крупнейшему туркменскому поэту Махтумкули, жившему в XVIII веке. Поскольку никаких его портретов до нас не дошло – да их и не существовало – то монумент имел обличье народного артиста ТССР Алты Карлиева, сыгравшего множество раз роль Махтумкули в пьесах, ему посвященных. Алты Карлиев был режиссером–постановщиком и сыграл главную роль в фильме, в котором довелось участвовать и мне.

«ОСОБОЕ ПОРУЧЕНИЕ»
Этот фильм снимался в 1958 году. В нем было множество батальных сцен, а пиротехников на ашхабадской киностудии не имелось. Потому–то киношники и обратились к начальнику гарнизона. Тот дал команду и через пару дней на двух такси я с саперами отправился в район съемок (у киностудии своих машин не было). Так и проездили мы на такси: в одном - подрывники, в другом – ящик тротила - не положено возить взрывчатку вместе с людьми.
Когда мы приехали, я вначале был буквально оглушен распоряжениями, которые обрушивались из нескольких рупоров. Кого слушать–то? Решил подчиняться самому почтенному с виду. И не ошибся. Это был режиссер Иванов–Барков из Киева. Как оказалось, именно он и руководил всем процессом съемок. Однако из его указаний получалось, что делать предстоит именно то, что строжайше запрещалось армейскими правилами безопасности: взрывать в непосредственной близости к людям.
Я привез стандартное ВВ, тротил. Применил привычную для подрывников «метелку» - готовую проводную сеть, позволявщую не вязать при каждом дубле новую. Чтобы уменьшить силу взрыва, но получить нужный эффект, мы дробили тротиловые шашки на крохотные заряды и засыпали угольной пылью. Это позволяло устраивать пышные дымные султаны почти рядом с пешими и конными - фильм был о событиях Гражданской войны в Туркмении.
Съемочному начальству по душе пришлась быстрая перезарядка при дублях, возможность при максимальной безопасности устраивать эффектные кинотрюки с применением взрывчатки. Впрочем, при одном трюке случился скандал.
В одном эпизоде белогвардеец с двумя чемоданами награбленного добра, должен был удирая от красных, добираться до вокзала, где под парами его ждал эшелон, поставить на землю чемоданы и с ликующим видом повернуться к преследователям. В это время в него попадает снаряд. Взрыв, чемоданы - в клочья.
На самом деле это выглядело так: актер ставил чемоданы на подготовленный заранее фугас, оборачивался и выбегал из кадра в укрытие. Гремел взрыв, разнося чемоданы.
На беду, актер подсмотрел, как саперы готовили фугас. И когда он встал рядом, вместо ликования его лицо изображало неподдельный ужас. Тем не менее взрыв состоялся и чемоданов не стало.
Принесли два запасных, устроили дубль, но результат не изменился. Актер безнадежно трусил. Пока перезаряжали фугас, с ним провели соответствующую работу, убеждая в безопасности эпизода. Вроде убедили. Однако оказалось, что чемоданов больше нет. Иванов–Барков матерился по-русски, Алты Карлиев - по-туркменски. И тут кто-то вспомнил, что видел чемоданы в фургоне директора фильма Глыбовского. А тот к тому времени уехал в Ашхабад. Чемоданы выпотрошили и принесли. Они были добротнейшие, из настоящей кожи, чехословацкого производства. Подлинное сокровище по тем скудным временам. Иванов–Барков, однако, скомандовал:
- Взрывайте!
На сей раз и ликование получилось, и чемоданы разнесло в клочья. Но потом, когда Глыбовский вернулся из Ашхабада, грохота было не меньше, чем при взрыве на вокзале.
Батальные съемки длились почти месяц. Мастера кино остались довольны армейскими подрывниками. Я же был просто счастлив, что все завершилось благополучно. Не думал, что приобретенный тогда опыт еще пригодится . Но это произошло через 12 лет.

«ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЙ КОМИССАР»
С таким названием картина снималась на киностудии «Узбекфильм» режиссером Али Хамраевым в 1960 году. Снова речь шла о событиях Гражданской войны, когда в Среднюю Азию прибыл комиссар Петр Кобозев с чрезвычайными полномочиями. На его роль был приглашен Армен Джигарханян.
Батальные сцены снимались в предгорьях Чимгана, за городом Чирчиком, где в то время довелось мне служить. И надо же такому случиться, чтобы на одной из первых съемок сгорел фургон пиротехнического цеха и погибли его хозяева. Ожоги получили несколько актрис, сам Джигарханян не пострадал лишь потому, что был в кожаных галифе, как и положено комиссару Гражданской войны.
Поскольку к съемкам были привлечены войска, начальство «Узбекфильма» обратилось к командованию ТуркВО с просьбой выделить специалиста– взрывника. Там припомнили мой ашхабадский опыт, и я оказался в лагере киношников. Умудренный опытом «Особого поручения», прихватил с собой аппаратуру КРАБ ИМ ( система избирательного минирования). Она была на порядок эффективней допотопной «метелки», которую я там использовал, и позволяла быстро перезаряжать заряды, точно выполнять команды оператора, устраивать пироэффекты.
По моей просьбе раздобыли небольшие броневые плитки. На них саперы устанавливали крохотные кусочки тротила и обильно засыпали угольной пылью. Броню такие зарядики не крошили, но позволяли избежать разлета камней и комьев грунта. Все это очень понравилось режиссеру Али Хамраеву и художнику–постановщику Гаспарову, которые даже усложнили сценарий, приблизив к взрывам каскадеров.
К концу съемок Хамраеву и Гаспарову присвоили звания заслуженных деятелей искусства, и по случаю, так сказать, двойного праздника был устроен грандиозный плов в Брич-Мулле. Выступая с речью, режиссер пообещал привлекать меня на все свои батальные съемки, от чего Бог миловал.
Впрочем, недолго. Весной 1974 года я был командирован с аналогичными задачами на съемки куда более известного фильма.

«ОНИ СРАЖАЛИСЬ ЗА РОДИНУ»
Фильм снимался по специальному постановлению Кремля в ознаменование 30-летия Победы. Автором сценария, режиссером–постановщиком был Сергей Бондарчук, он же - исполнитель одной из главных ролей. Снимались в нем также плеяда блестящих актеров: В.Тихонов, В.Шукшин, Ю.Никулин, Г.Бурков, Н.Мордюкова, И.Скобцева и др.
Сценарий был выстроен по одноименному роману Михаила Шолохова, он же числился в соавторах Бондарчука. Они выбрали место батальных съемок на Дону, неподалеку от станицы Клетской, у хутора Мелологовского, принадлежавшего совхозу «Перекопский». Там и пришвартовали двухпалубный пассажирский речной теплоход, который «Мосфильм» арендовал в качестве гостиницы для съемочной группы.
На верхней палубе размещалась, так сказать, элита: актеры и администрация, по одному в каюте. Меня поселили там же. На нижней палубе в четырехместных каютах - рядовые съемочной группы: декораторы, костюмеры, гримеры, осветители и пр. Почти все они были молодыми женщинами и весьма лояльно относились к мужской части населения верхней палубы. На ее корме работал ресторан, а внизу – столовая для низкооплачиваемых лиц.
И, наконец, суперэлита в лице Сергея Бондарчука и его жены Ирины Скобцевой размещалась в сборном доме , сооруженном на берегу Дона, невдалеке от плавучей гостиницы. Его прозвали «Дом на набережной».
В трех километрах ниже по течению был развернут лагерь сводного полка, где мирно уживались «немцы» и «наши», пехота, танкисты и кавалеристы. Там же находились мои подчиненные: саперы– подрывники и рота полевого водоснабжения из ТуркВО. Рота обеспечивала питьевой водой лагерь, теплоход и «Дом на набережной».
Съемки были масштабными, в них принимали участие сотни солдат, десятки танков и другой техники. Масштабность требовалась и от пиротехники: взрывы нужны были мощные и многочисленные. К тому же – максимально приближенные к людям. Бондарчук хотел, чтобы все было, как в настоящем бою, и если что не так получалось, назначались дубли. Конечно, дублирование на сцене театра провести куда как проще, а в полевых условиях, где масса людей и техники, это занимало много времени и требовало немалых усилий. Иногда за всю съемку удавалось осуществить один дубль.
Нас выручала новая подрывная техника: радиовзрыватели в сочетании с системой управляемого минирования. Они позволяли быстро заменять заряды, когда назначался дубль. Пригодился и опыт, полученный в прошлом.
Сами съемки были тяжкими физически. Изнурительный зной, меловые холмы, разутюженные танками, извергали клубы мельчайшей белой пыли. Мощные взрывы добавляли ее, так что дышать было нечем.
Во время съемок произошло два знаменательных события. Прямо в поле приехала Ирина Скобцева, что случалось нечасто, и во всеуслышание объявила, что Тихонову присвоили звание Народного артиста СССР. Съемка была сорвана, хотя этого Указа давно ожидали.
Вечером на корме состоялся грандиозный – в тех условиях – банкет, на который приехал из Вешенской сам Шолохов. Он–то, как член ЦК КПСС, зачитал Указ и поздравил виновника торжества. Потом был устроен импровизированный капустник, его вел Юрий Никулин. Потом... все напились «в драбадан», включая и дам с нижней палубы.
Вообще-то выпивка у населения теплохода была в чести, начальством не пресекалась. Правда, прикладывались в основном только тогда, когда по случаю непогоды не было съемок. В остальное время удушливый зной и изнурительные съемки не больно способствовали приему спиртного. Кондиционеры стояли только в «Доме на набережной». Все жители теплохода щеголяли в максимальном неглиже. За одним, впрочем, исключением : Василий Макарович Шукшин до самого отбоя не снимал вылинявшую униформу бронебойщика Лопахина , роль которого играл. Он вообще выделялся какой–то глубокой сосредоточенностью. Пил много крепчайшего кофе, благо на корме его варили мастерски. А вечером брал в каюту большой китайский термос с этим же напитком. И работал там допоздна. Порой мне приходи-лось ездить на вечернюю поверку в военный лагерь. Возвращался поздно. В плавучей гостинице все спали, светился только иллюминатор шукшинской каюты - Шукшин сидел за куцым столиком и писал.
Как–то в самом начале октября все ушли на съемку, а Василий Макарович из каюты не вышел. Его и не хватились, потому что в том эпизоде он не участвовал. Палубный матрос, убиравший каюты, своим ключом открыл шукшинскую и увидел его бездыханным. Приехали военные врачи из лагеря, констатировали, что умер Василий Макарович еще ночью, скорее всего – от инфаркта.
На следующий день в Клетскую прилетела Лидия Федосеева–Шукшина, теперь уже вдова Василия Макаровича. Она–то и увезла его тело в Москву.
Съемки же продолжались с коррективами на случившееся. Только все участники съемок были, как бы поточнее выразиться, пришиблены , что ли... Потом – прошло.
Когда-то я написал стихи о киносъемках. Вот две строфы:

...Мотают черви - кинопленки
Сумятицу батальных сцен.
Ползут солдаты у обломков
Реальных и фальшивых стен.

И бьет наотмашь грохот взрывов.
До неба дымные столбы.
Тряся разодранною гривой,
Земля взлетает на дыбы...