Праздник Победы

Накануне 70-летия со дня Победы главный редактор обратился ко мне, ветерану, с просьбой написать статью в праздничный номер  газеты. Настроение далеко не праздничное. То ли физиология, то ли обстановка... Но отказать редакции любимой газеты я не в состоянии. Поэтому прошу уважаемых читателей простить мне то, что получилось.

 

Ион Деген

 

Первая годовщина Победы. 9 мая 1946 года. Накануне я свинтил ордена со своей единственной одежки - гимнастерки - и тщательно почистил их зубным порошком до первоначального блеска. На костылях пришел на занятия в институт. Этот день не был праздничным. Вернее, не был официальным праздником. Но для нас, для бывших воинов, большего праздника быть не могло.

 

Не я один чистил свои ордена. На нашем курсе было 302 студента. У 84-х либо донашивавших военную форму, либо на послевоенном ширпотребе были правительственные награды! Только у одного, красавца Миши, на безупречной форме военного летчика была планка с ленточками наград. Но каких!

 

Орден Ленина, четыре ордена Красного знамени. Могли ли мы тогда знать, что кроме медали “За Победу над Германией” у этого лба ни хрена нет?

 

Всю войну прокантовался этот здоровый тип писарем в летной части. Я бы ему даже медали “За победу” не дал. За что медаль? За какую победу? За спокойную жизнь в глубоком тылу на тихом аэродроме? Если уж в тылу, то хотя бы на танковом заводе. И не писарем. Так что, дорогие друзья, не удивляйтесь, если сейчас в Москве на параде Победы вам попадутся такие миши.

 

В следующем году День Победы уже сделали государственным праздником. Я был нищим студентом, получавшим в день по карточке полкило глиноподобного хлеба. Но для двух граненых стаканов водки, постепенно запиваемых двумя кружками пива, карточки не требовалась. Это был Праздник! 

 

Шли годы. Тускнела идеология, с которой я начинал и закончил войну, но праздник Победы оставался таким же неотразимо ярким. Правда, иногда на него накатывала тень. Я объяснял это памятью о погибших, о сужающемся круге друзей. Все связанное с войной оставалось для меня святым. 

 

Помню, как я обрушился на подлую Тамару Андреевну, старшего лейтенанта милиции в киевском ОВИРе, когда во время инструктажа выезжавшим из СССР она объявила, что они должны сдать ордена. Процитировав документы, я официально назвал ее патентованной лгуньей, ни одному слову которой верить нельзя. 

 

А потом, в 1977 году, когда в Чопе мы проходили таможню, уезжая в Израиль, капитан-пограничник свинтил ордена с моей гимнастерки и, скрупулезно сверив их номера с записанными в орденской книжке, спросил:

 

- Вы в каком звании были? 

 

- Гвардии лейтенант, - ответил я.

 

- И у лейтенанта такие награды? А, да, вы Деген, - сказал он, посмотрев в бумажку. 

 

Что было в ней? Не знаю. Я ведь тогда и о двух представлениях к званию Героя Советского Союза ничего определенного сказать не мог. Не знал. Впервые узнал в 1994 году, когда полковник, профессор Свердлов за коробку конфет подарил Аркадию Тимору мои наградные листы, полученные в Подольске, в архиве министерства обороны России.

 

В 1979 году я отпраздновал День Победы еще в старой гимнастерке, которую, как и впоследствии пиджак с наградами, надевал и надеваю только один раз в году.

 

Ах, как мы праздновали единственный праздник, вывезенный нами из Советского Союза! Во всю длину раздвигался обеденный стол. Мои однокурсники - командир стрелкового батальона капитан Мотя Тверской, командир танка младший лейтенант Зюня Коган, друзья-ветераны не однокурсники... Проблемы были с закуской - ведь в израильском изобилии трудно было разыскать продукты, подобные нашей фронтовой кормежке. 

 

А еще мне однажды в голову взбрела идея сделать фронтовую коптилку. Сын, служивший в Армии обороны Израиля, сказал, что гильза 45-миллиметроваго снаряда для него пустяк. В канун Дня Победы жена на звонок отворила входную дверь. Со снарядом на плече стоял симпатичный лейтенант-артиллерист. Беда только в том, что это была не маленькая гильза, а унитарный 105-миллиметровый снаряд длиной примерно в метр. Пришлось поставить его у стола, водрузив на взрыватель свечку. Соседи по дому успокоились, когда снаряд унесли.

 

Праздник Победы... Даже с друзьями-ветеранами трудно говорить о войне. Не сказать бы чего-нибудь не соответствующего правде. Слишком много лжи о ней наворочено.

 

...В начале 80-х годов я был выбран заместителем председателя Израильского Союза ветеранов Отечественной войны, но отгородился от этого, увидев, что политики небезуспешно пытаются привлечь Союз к деятельности для их целей. Деньги у политиков были. Желающих получить эти деньги в Союзе ветеранов тоже хватало. Воевать со своими бывшими соотечественниками было противно. Кроме того, все они такие герои и чуть ли не полководцы, а я всего-навсего лейтенант.

 

Короче, ушел. Остался в Союзе воинов и партизан, инвалидов войны против нацизма.

 

Странно, но почему-то в Израиле мы не числимся ветеранами. Меня это уже не удивляет. Вскоре после нашей репатриации министр, который даже нацеливался в президенты, удивился, узнав, что против немцев воевала и Красная армия. К сожалению, и в нашем Союзе без интриг не обходится. Хорошо хоть, что меня, эгоиста, они не задевают.

 

Так вот, обратились ко мне с просьбой быть председателем на недавно состоявшемся съезде нашего Союза. Привыкший к дисциплине, я сразу пресек выходки некоторых интриганов. Кроме одного. Не подействовал на него мой председательский голос. Тогда я деликатно попросил его подойти ко мне. Он нагло, победно подошел. Я тихо, чтобы не услышали соседи за столом президиума, сказал ему одну фразу. Он так же тихо сел на свое место и до окончания съезда не промолвил ни звука.

 

Несколько любопытных заинтересовались, как это мне удалось усмирить такого героя, что я ему сказал. Отвечал, что просто попросил его сделать мне одолжение и соблюдать дисциплину. Естественно, они мне не поверили. И правильно.

 

Незадолго до этого в Интернете появился замечательный сайт “Подвиг народа”. Министерство обороны Российской Федерации выставило на всеобщее обозрение абсолютно все наградные листы. Любой интересующийся может увидеть, как представлялся к награде и чем награжден каждый участник войны. О любом мише можно немедленно получить данные.

 

На мероприятия в нашем Союзе инвалиды иногда приходят с планками наград на груди, а иногда даже с полным иконостасом. Так вот, человек, о котором идет речь, щеголял с таким количеством орденов и медалей, что создавалось впечатление о правомочности выдающегося героя требовать все от всех. Но один из обиженных им, заглянув на сайт, обнаружил, чем награжден обидчик, и почему-то решил рассказать мне, что, кроме ордена Красной звезды и медали “За отвагу”, у героя нет других наград.

 

То есть как это нет? Ведь он всегда появляется еще с тремя орденами, по достоинству выше Красной звезды! А ведь и того, что есть, вполне достаточно, чтобы признать его воином.

 

Когда интриган по моей просьбе подошел ко мне, я тихонечко спросил, что он предпочитает - сидеть тихо или начать выяснять сейчас на съезде вопрос о его наградах. Вы уже знаете, что он предпочел.

 

Ладно, это для тех, кто знает достоинство наград. Но ведь почти все население Израиля судит о героизме советских ветеранов не по достоинству наград, а по их количеству.

 

Мне кажется, я неплохо определяю истинных воинов. Рядом со мной сидел 90-летний инвалид без правой руки. Впервые увидев на груди этого человека медаль “За отвагу” в скромном наборе юбилейных медалей, я спросил его о военном прошлом. Не было сомнения в том, что он репатриировался в Израиль до 1985 года: у него не было ордена Отечественной войны, который дарили в СССР всем инвалидам к 40-летию Победы, и соответствующей юбилейной медали.

 

“Кадровый красноармеец, призван в армию в 1940 году. Ефрейтор с одним сикелем на петлицах, - улыбнулся он. - Ранен под Москвой в декабре 1941 года”.

 

Представляете себе, что должен был совершить юный ефрейтор с ярко выраженной еврейской внешностью, чтобы в 1941 году получить правительственную награду?

 

Медаль “За отвагу” - одна-единственная. Или единственный орден Славы третей степени. Солдаты! Воины! Они, а не генералы, добыли Победу! Два ордена Славы второй и третей степени - говорить уже не о чем!

 

Помню интеллигентного старичка с тремя орденами Славы. Полный бант. Ехидно улыбается. Говорит, что, согласно моему критерию, он вообще не воевал.

 

Дело в том, что я как-то высказался по поводу воевавших. Воин, мол, это тот, кто убил хотя бы одного немца. У меня даже стихотворение написалось по этому поводу - “В кровавой бухгалтерии войны”. Так вот, старик не убил ни одного немца - и три ордена Славы.

 

Не убил. Был связистом. Проползал со своей тяжелой катушкой в местах, на которые сидевшие в траншее солдаты (тоже не повидло!) смотрели с ужасом. Непонятно, как и на чем преодолевал водные преграды. И даже самые отъявленные зоологические антисемиты на командных должностях поражались его героизму.

 

Знакомство с ним обязало в упомянутом стихотворении поделить убитых мной немцев с теми, без которых не смог бы воевать:

 

На повара, связистов, старшину,

Ремонтников, тавотом просмоленных,

На всех, кто разделял со мной войну,

Кто был не дальше тыла батальона.

 

Куча полупрезираемого мною юбилейного металла и орден Отечественной войны, полученный в 1985 году к 40-летию Победы всеми фронтовиками в Советском Союзе. То есть, ни одной боевой награды.

 

Стоп! Не ты ли написал стихотворение “Обрастаю медалями”?

Обрастаю медалями.

Их куют к юбилеям.

За бои недодали мне.

Обделили еврея.

А сейчас удостоенный.

И вопрос ведь неважен,

Кто в тылу, кто был воином,

Кто был трус, кто отважен.

Подвиг вроде оплаченный.

Отчего же слезливость?

То ль о юности плачу я,

То ли где справедливость.

 

Не нацепил ли эти медали обиженный солдат, обделенный за бой?

 

Не хочу усугублять напряжение описанием голодных окоченевающих солдат в траншее, засыпанной снегом. Облегчу это летней порой. 

 

Представьте себе многокилометровый форсированный марш ночью с полной выкладкой по бездорожью. В траншею - сменить уцелевших - сваливается новая необстрелянная часть, завершившая марш. Грязные обмотки на гудящих от усталости ногах. Вооружение - лучше не придумаешь. Трехлинейная винтовка образца 1891-1930 годов. Две гранаты РГД. В сидоре НЗ - неприкосновенный запас, выданный перед маршем.

 

Какой идиот назвал его неприкосновенным, если изголодавшийся в тылу солдат немедленно съест его? Немедленно. Сейчас. Ведь так невыносимо хочется жрать! Не хранить же его на будущее, которое неизвестно, будет ли. Кто загадывает так далеко, как, скажем, завтра?

 

Немецкому командованию, естественно, достоверно известно, что у русских в обороне появилась необстрелянная часть. Ее надо прощупать. Это то, что в сводках Совинформбюро называется “бои местного значения”. Солдатик, едва пришедший в себя после обрушившейся на траншею артиллерийской подготовки противника, из своей трехлинейки убил одного или двух немцев. Был ранен. Попал в госпиталь. Выздоровел. Выписали в запасной полк. И снова “Эта песня хороша, начинай сначала”. И совершил он немало подвигов, о которых новые его командиры, а среди них непременно не любящие всяких, скажем так, инородцев, забыли продиктовать ротному писарю о совершенном этим солдатом. И обидно сейчас ветерану. И цепляет он сейчас на грудь побрякушки взамен боевых наград, которых заслуженно, честно достоин.

 

Ох, неправ я, неправ! А говорю: правда и только правда! Пусть даже ее крупицы. Грустная статья к празднику. Простите. То ли физиология, то ли обстановка. Но кто расскажет правду? Ведь я в Израиле самый молодой из вступивших в бой в самом начале войны. А мне, если захочет Всевышний, через несколько дней исполнится 90.

 

Только с героическим командиром партизанского отряда Леонидом Бернштейном, вспомнив, как праздновали День Победы в Киеве, мы выпьем 9 мая, с телефонными трубками, прижатыми к плечу.

Будь здоров, дорогой друг Леня! Будьте здоровы, ветераны! 

 

“Новости недели”