Борис Сичкин глазами друзей и не только...

Ирина Гинзбург:
Мой давний знакомый, увидев по русскому телевидению панихиду по Борису Сичкину, горестно сказал: «Представляешь, какие бы люди с ним в России пришли попрощаться, какие бы проводы ему там отгрохали - не то, что тут». Действительно, в России у Сичкина аудитория была куда шире и поклонников было куда больше, чем в Америке, да и вернись он туда «вовремя», уход такого артиста в «мир иной» наверняка сопровождался бы с необыкновенной помпой – там бы и публика была «погуще», и венки - попышнее, и некрологи – поувесистей.[!] Но, судя по всему, сам Сичкин, будучи далеко не молодым человеком, больше думал о жизни, чем о смерти и ее ритуальной атрибутике. Возвращаться в Россию он, как я понимаю, не помышлял, и все свое будущее сопрягал с жизнью в среде русской иммиграции. Я не знала его близко, но не раз наблюдала его вблизи – во время съемок на RTN-WMNB, за театральными кулисами, за одним столом в большой компании. Казалось, что он всегда был заложником не только своего амплуа, но и прежде всего своего высокого предназначения. Он, один из нас, всегда был сам по себе. К нему не цеплялась никакая пошлятина, и в его устах даже самый заезженный анекдот звучал, как откровение. В нем всегда ощущались высокая ПОРОДА и ТАЛАНТ феллиневского клоуна, что, смеша людей, корчится от собственной боли и горести.
У Бориса Сичкина, как у каждого живущего на белом свете человека, была своя непростая судьба. Да и сделать настоящую американскую актерскую карьеру он по определению не смог – слишком поздно сюда приехал. Знаю только, что у многих его знаменитых российских коллег житейская сторона медали некогда обжитой популярности складывалась куда плачевнее. Да и мечталось бы им в самом радужном сне, как Сичкину, не лучшим образом знавшему английский, сняться в самом настоящем голливудском фильме у одного из самых выдающихся мировых режиссеров Оливера Стоуна, где Сичкин с блеском исполнил роль Леонида Ильича Брежнева?
Год назад в Москве мне довелось присутствовать на благотворительном вечере в честь некогда популярных, а ныне прозябающих российских киноартистов. Как счастливы были они вновь оказаться в лучах неожиданного созерцания, как рады были они пестрым кулькам с подарками, возданным им за долгие годы невостребованности в стране своего собственого языка и родной ментальности! Как знать, сложись жизнь иначе, может, и был бы среди них и «наш» Борис Сичкин. Но он выбрал другую судьбу, и был ей верен и ее достоин.
Ранней весной 2002 года я принимала участие в работе над русским «кастингом» нового фильма знаменитого американского режиссера Спайка Ли. Искали для него в основном « русских девочек», а исполнитель заглавной «русской» роли был уже как бы безоговорочно утвержден, и был им Борис Сичкин. Мне было радостно сознавать, что его, почти 80-летнего, с легкостью утверждают на роль, годами двадцатью моложе.
Звонок сына Сичкина, Емельяна, с известием о кончине его отца, застал меня врасплох. Ведь лишь накануне Борис Сичкин был на пробах у Спайка Ли...
В тот же день я оказалась на Брайтоне и совершенно случайно встретила человека, занимавшегося подыскиванием натуры и персонажей для этого фильма. Он первым от меня услышал об этой страшной новости и был потрясен ею не меньше, чем я...
Хоронили Сичкина по нынешним российским понятиям и меркам - скромно.
Был бы он жив, может быть, он, «наш Борис Сичкин», что-нибудь да «отчибучил» по этому поводу...

Юрий Наумкин:
Борис Михайлович Сичкин принадлежал к такому редкому типу людей, встречаясь с которыми хотя бы раз, ты навсегда проносишь в своем сердце свет этой незабываемой встречи, заряжающей тебя страстью к жизни и неподдельным душевным оптимизмом.
Оптимизм этот был, по-видимому, врожденным, ибо жизнь Бориса Михайловича вряд ли можно было бы назвать легкой: трудное детство, беспризорничество, война, тюрьма, эмиграция – вот только некоторые ее этапы.
Правда, была и любовь! Любовь личная – к своей жене Галине Рыбак, известному хореографу, к своему сыну Емельяну, талантливому музыканту. И любовь народная – к нему, Борису Сичкину, выдающемуся артисту и удивительному человеку. Он был сказочно богат – любовью к нам и нашей любовью к нему.
Что же касается материальной стороны – он всегда с веселой иронией повторял: «Если у вас проблема с деньгами – звоните мне.., и мы вместе будем их искать!»
Моя жена, Оксана, знала Бориса Сичкина с тех пор как была ребенком. Ее родители – пианист Олег Мостон и актриса Нина Савинская - были близкими друзьями Бориса на протяжении более 20 лет их совместной иммиграции.
Мы же познакомились с Борисом Михайловичем в 1990 году во время записи радиопьесы на радиостанции «Свобода» и сразу же подружились. Он всегда обладал удивительным свойством сходиться с людьми легко. Если ему кто-то нравился, он становился его другом, даже несмотря на разницу в возрасте. Самолюбивое чванство было ему чуждо. Про себя он всегда говорил с некоторой долей иронии. (Впрочем, о чем он говорил без иронии?).
«Юра, ты замечательный артист, - любил он поддразнивать меня, при этом не забывая добавить, - ну, я-то вообще потрясающий артист... Слушай, что мы с тобой делаем в театре Журбина?»
Вопрос этот, впрочем, был всегда риторическим.
Мы вместе играли в спектакле «Молдаванка, Молдаванка», вместе работали в концертах, встречались на записях и актерских показах.
Борис Михайлович очень любил моего сына Колю. Полушутя, предлагал его усыновить. Был у него на крестинах, никогда не пропускал день рождения. Жена Бориса, Галина Емельяновна, – Колина крестная мама. Тридцатого мая этого года мы справляли 4-летие моего сына. Первый раз – без Бори...
...Второй тост мы пили за него.

Лидия Иллютович:
Я была знакома с Борисом Сичкиным много лет. Наверное, лет 50. Тогда я еще была школьницей. Он был артистом балета и работал в Мосэстраде вместе с моей мамой – пианисткой и композитором Ниной Иллютович. Они часто участвовали в одних концертах. Борис и Галя Рыбак танцевали чудный танец «Танцы сидя», а мама им аккомпанировала. Борис часто бывал у нас дома. Там, где он появлялся, всегда было весело, ведь он был необыкновенно общительным, остроумным, оптимистичным человеком, любил розыгрыши.
А время шло. Я закончила Плехановский институт и в 1956 году поступила на работу в Мосэстраду, а позже перешла в Росконцерт в качестве начальника планово-финансового отдела. Я была известным специалистом по вопросам оплаты труда концертных исполнителей. Поэтому меня часто приглашали в различные контролирующие органы в качестве эксперта.
И вот, как-то меня пригласили в Прокуратуру РСФСР и предложили быть экспертом по уголовному делу Бориса Сичкина. Для меня это был шок. Я не знала, как себя вести. Ведь он был нашим другом! Я решила посоветоваться с мамой, и она мне сказала, что я должна согласиться, возможно, я найду какую-то «зацепку» и помогу в этом деле. Я согласилась и занималась этим делом .
И я счастлива, что на суде я нашла единственно правильный вариант ответа на вопрос судьи – кто виноват в этом деле. А дело-то было ерундовое – переплата 2 рублей за концерт. Меня тут же поддержал адвокат, который очень ловко построил свою речь, и Бориса оправдали. Много можно было бы рассказать о том, как вел себя на суде Борис Михайлович, с каким юмором он отвечал на вопросы судьи, как встречала его публика в зале суда с криком: «Буба, привет, держись!».
Я рада, что хоть чем-то помогла в тяжелый час нашему дорогому, незабываемому, чудесному, остроумному человеку Боречке Сичкину.

Гарри Козулин:
Когда думаешь о том, что можно написать о Борисе Сичкине, понимаешь, что это был совсем не простой, обычный человек.
Это глыба юмора, тонкого восприятия, превращающего в образ мгновенно любую из увиденных ситуаций.
Боря был богат на показ образов, которые для простого человека остаются незамеченными.
Ну, вот такой пример. Актеры в Тамбове под следствием. Идет суд. Рядом с Сичкиным сидят режиссер и актер Э. Смольский, администратор Л. Дореш, директор филармонии, Тамара Федорова, единственная русская среди них. Прокурор пытается убедить их сознаться. Сичкин говорит Тамаре: «Когда я мигну, ты падай в обморок». Страсти стали накаляться, Борис мигнул. Тамара падает со стула. Борис восклицает: «Товарищ судья! Вы видите, процесс еврейский, а русские женщины падают в обморок».
Борис Сичкин был очень смешным человеком, острохарактерным танцовщиком на эстраде, ярким комедийным актером в кино. Он говорил: «...Я не могу умереть – я стольким должен!»
«...Человек должен смеяться дольше, чем жить. И тогда жизнь будет долгой».

Олег Фриш:
Его называли просто по имени. И без отчества. Мне это казалось странным – человек, который годился многим из нас в старшие родственники, позволял и, более того, этому радовался.
Борис Сичкин был человеком народным. Те, кто запамятовал его паспортное имя, не терялись и обращались к нему просто – Буба. Я знаю многих артистов, которые мечтают сыграть образ, переходящий в имя нарицательное. Буба был из той же серии, что и Шурик, Трус, Балбес, Бывалый, Штирлиц, Остап Бендер.
Он был настоящим русским комическим актером. Я убежден, что Борис мог легко переиграть всю русскую и европейскую классику и быть убедительным в героях Грибоедова и Мольера, Зощенко и Бокаччо.
Не успел... А может быть, просто успокоился мыслью о Бубе, о прелестных куплетах, об эксцентрике с сатирой. Кто теперь разберется?
Он был артистом до последней минуты. По какому-то парадоксальному стечению обстоятельств его концерт- так и не сыграный – был объявлен на день прощания с ним... В русскоязычной иммиграции очень мало артистов, которые продолжают вызывать к себе интерес, несмотря на то, что живут с нами рядом много лет, ходят в одни и те же магазины, прачечные, медицинские офисы. Борис Сичкин оставался интересен до самого конца. Непредсказуемость, фонтанирующий юмор, жизнелюбие и потрясающая энергетика – это действовало на народ как смехотерапия.
Писать о Сичкине в прошедшем времени неправильно. Остались фильмы, радиопередачи, все то, что составляет такое невеселое понятие, как память.
Эта фотография – одна из последних. С нами очаровательная Нелли Вольфинзон, к которой Борис Михайлович питал самые теплые чувства. Такие же, как и все мы питали к нему.
Любопытно то, что Борис был везде интересен – и в компании, и на сцене, и на улице. Как правило, люди смешные на экране – весьма пессимистичны в жизни. Борис Сичкин был исключением и из этого правила. Ему нравилось забавлять народ. Но в своих книжках он дал понять, что его язык не совсем безобиден. Ироничность – вот то, чем он вскрывал пятна иммиграции. Наверное, были и обиженные, но они забывали об обидах, едва он начинал шутить.
Борис Сичкин чуть-чуть не успел на свое 80-летие. Просто не успел...

Марк Трубецкой:
Девять лет назад, прилетев в Нью-Йорк на постоянное место жительства, я знал, что обладаю огромным богатством: уверенностью в себе и тридцатилетним стажем актерской и режиссерской работы. Но, как известно, богатство – еще не все. Главное – это умение им распорядиться. У меня всегда это получалось как-то легко, само собой. Но здесь... Доброжелатели сразу же начали советовать:»Да сними ты свои розовые очки, спустись на землю. Ты был артистом? Был! Забудь. Эстрада, театр, радио, кино... Не смеши! Осваивай лучше какую-нибудь нормальную профессию. Надо деньги зарабатывать, а не в облаках витать».
Чувства, которые я испытывал, описывать не стоит. Нечто подобное знакомо многим. И тогда я решился воспользоваться письмом от известного эстрадного артиста Феликса Дадаева к Борису Михайловичу Сичкину.
Мы встретились на Брайтоне. Маленький ресторан. За столом его друзья. Естественный? Обаятельный? Остроумный? Да! Но не простой... Рядом с ним сидели мужчины, гораздо моложе, да, пожалуй, и красивее его, но если бы в компании оказалась женщина – у него не было бы соперников.
Пока он читал письмо, я следил за выражением его лица и пытался предугадать реакцию. Затем он сказал: «Что ж. В ноябре у меня большой концерт, состав артистов уже утвержден, но для Вас я место найду. Правда, гонорар будет невелик». Последних слов я почти не слышал. Мы репетировали много вечеров подряд в квартире у Александра Лахмана, который должен был вести первое отделение, а я - второе. За время подготовки к концерту я убедился, насколько Борис Михайлович требовательный и ответственный человек. Но он и себе не давал спуску. Ни в чем. Впрочем, так было всегда: одного таланта для успеха мало.
Концерт был замечательный. Благодарные глаза зрителей и огромное количество цветов стали наградой всем нам. За кулисами тоже царил дух праздника, который напомнил мне лучшие концерты в моей жизни. В этот же вечер я познакомился с Галиной Рыбак – женой Бориса Михайловича. «Боря, где ты нашел это чудо?» - спросила она, глядя на меня. Он ответил: «Ты права. Работает профессионально». Затем в конверте я получил свой первый гонорар в Америке. Возвращался домой таким молодым и счастливым, что даже забыл поинтересоваться содержанием конверта. На автоответчике услышал сообщение: «Дорогой Марк! Спасибо за концерт, спасибо за то, что в письме все правда. Да, кстати, у меня есть возможность увеличить Ваш гонорар вдвое. До встречи». Этих встреч потом было много. И на концертах, и за столом. Они все останутся в памяти. Ведь он, Борис Михайлович Сичкин, мэтр эстрады, русский артист, которого признали в Голливуде, любимец нескольких поколений зрителей, стал для меня тем человеком, благодаря которому мне удалось девять лет назад не растерять главное богатство, без которого никогда ничего не получится, - уверенность в себе.

Ида Куринная:
Бориса Сичкина я вспоминаю с болью утраты и с необыкновенной нежностью. Почему с нежностью? Вероятно, потому, что этому мужественному красавцу с искрометным остроумием и необыкновенным актерским даром было даровано Богом детское восприятие жизни, умение удивляться, восхищаться, подмечать любую деталь ежедневного рутинного бытия и относиться к ней с непередаваемым восторгом ребенка, открывающего для себя мир.
Безусловно, была невостребованность. Несмотря на роли в Голливуде, на последний фильм «Бедная Саша», где он неподражаемо сыграл бомжа, это был актер, которому необходимо было быть реализованным постоянно.
Ирония судьбы: он пришел домой после проб в фильме «Сопрянос» взволнованный, надеющийся, и ушел от нас на взлете актерского гения, а через несколько дней пришел ответ – его утвердили на роль.
Все старались пригласить Бориса на семейные торжества: он расцвечивал любой праздник своей сиюминутной импровизацией – не было ему равных!
Он стоит у меня перед глазами в фильме «Постоянное место жительства», где мы работали вместе, - в белом костюме, красивый, заражающий всех своей положительной энергией, возле него хотелось сидеть, на него хотелось смотреть – он был избранным.
Последнее воспоминание. Он отдал мне книгу эстрадных миниатюр и просил непременно читать их с эстрады, перед этим предлагал отрежиссировать их. Но не успел...

Александр Журбин:
Это было в те легендарные времена, когда в Нью-Йорке еще существовал русско-американский музыкальный театр «Блуждающие Звезды».
Хотя ведь это было совсем недавно. Еще в 1998 году театр активно выступал, в 1999 были еще попытки возродиться, и только в 2000-м – всего полтора года назад – стало ясно, что театр умер.А кажется, что это было в другой эпохе
Хотя так же, как рукописи не горят, – театры не умирают. Остались километры видеопленки, радиопередачи, афиши, статьи, рецензии, а главное – остались воспоминания тех, кто видели наши спектакли. И это надолго. Мы честно делали свое дело. И сделали, все что могли.
Сегодня я с удовольствием и с грустью вспоминаю наши золотые денечки. И человека, который стоял у самых истоков нашего театра. Человека, благодаря которому наш Театр родился.
Этот человек – замечательный актер Борис Сичкин.
Когда мне пришла в голову мысль организовать театр, то в первую очередь я позвонил двум звездам – Елене Соловей и Борису Сичкину. И они откликнулись. И пришли на первый «сбор труппы».
Борис Михайлович был настроен вполне серьезно. Хотя, как всегда, беспрестанно шутил. Я помню, когда я заметил, что обычно театр – это место интриг и сплетен и хотелось бы чтобы, в нашем маленьком коллективе этого было как можно меньше, Сичкин со своей неподражаемой интонацией сказал:
- Саня, не волнуйся. С интригами и сплетнями у нас все будет в порядке. Не знаю как со спектаклями, а вот интриг и сплетен будет много. ( И оказался прав).
Когда речь зашла о деньгах и о финансах, он сказал:
- Ребята, какие проблемы? Сколько вам нужно? Миллион? Да нет проблем. Вы мне дайте доллар на метро, и я вам счас привезу миллион...
Вообще шутил он мастерски, знал тысячи всяких историй и анекдотов (и рассказывал их только к месту, а не по заготовленному списку, как сейчас делают многие остряки), а главное – умел мгновенно и остроумно среагировать на реплику собеседника, подхватить любую тему.
Собственно все его и знали как профессионального остряка, именно в этом качестве его приглашали выступать на разных юбилеях и свадьбах, или в сборные концерты – и в России, и в Америке. И он блистательно всегда эти ожидания оправдывал. И смешил всех до слез. До колик. Однажды я был с ним в Калифорнии, на юбилее газеты «Панорама», и он за столом говорил часа два без перерыва, да так, что все просто падали со стульев.
Но при этом он был прекрасным актером очень широкого диапазона. В роли Арье- Лейба в спектакле «Молдаванка, Молдаванка», к которому я имел честь не только сочинить музыку, но и быть режиссером, Сичкин был одним из главных украшений. Он был и смешным и лиричным, и трогательным и трагичным, он пел и танцевал и произносил проникновеннейшие монологи – словом делал все то, что требует эта удивительная роль, эта поразительная бабелевская пьеса.
Он никогда не чувствовал усталости. Я никогда не интересовался, сколько ему лет
( и до сих пор не знаю). В его случае это было неважно. Он был всегда полон творческих планов, и было впечатление, что у него впереди еще лет 20 творческой жизни.
Он собирался написать еще одну книжку, сняться еще в нескольких ролях, поехать в Россию на гастроли. Увы, жизнь распорядилась по-другому.
Конечно, его жизнь здесь была не проста. Иммигранты – жестокая публика и не очень признает «пророков в своем отечестве». Боря со смехом ( но и с горечью) рассказывал, что когда он объявлял свои Большие концерты (подобные концерты он делал примерно раз в год), то заставить брата-иммигранта раскошелиться и заплатить за билет было очень трудно. Когда кто-то спрашивал: Слушай, Фима, ты идешь на концерт Сичкина?, то Фима отвечал: Слушай, шо я буду тратить на него деньги? Вчера я с ним на Брайтоне вместе огурцы покупал...
Жалко, мне не довелось с ним попрощаться. Весть о его смерти застала меня в Москве. Но – свидетельствую: в России его смерть восприняли как большую потерю. Все перезванивались, вспоминали, говорили: Слышали? Сичкин умер. Как жалко! Какой был чудный артист. И чудный человек.
Там, в России, его помнят все.
Сегодня в преддверии его дня рождения, я кланяюсь большому Русскому артисту Борису Сичкину. Память о нем будет жить долго. Столько, сколько будут жить его зрители. То есть, практически всегда.

Борис Рабинер:
Он мог бы сыграть короля Лира!
Я не могу назвать себя близким другом Бориса Сичкина, но к хорошим товарищам и искренним почитателям его великого таланта причисляю себя с огромным удовольствием.
Мы познакомились почти десять лет назад здесь, в Нью-Йорке, и я был счастлив встретить этого незаурядного человека и блистательного актера, чтобы высказать ему свое восхищение и еще в большей степени оценить масштаб его личности и глубину его актерского мастерства.
Он был человеком нашего поколения, перенесшего довоенные трудности, с честью прошагавшего по фронтовым дорогам, испытавшего на себе тупость и недоброжелательность партийных чиновников, зависть, злобу и подсиживание бездарей и некоторых сотоварищей по цеху.
Однако его артистическое дарование было настолько сильным и ярким, что вопреки врагам и обстоятельствам Борис Сичкин сумел стать всенародным любимцем, общепризнанным кумиром не только молодежи, но и представителей всех поколений – вчера и на будущие времена.
Судьба сталкивала его с необыкновенными современниками. Среди них маршал Г. Жуков, поэт М. Светлов, диктор Ю. Левитан, Поль Робсон, В. Высоцкий и многие другие.
Его партнерами по «Неуловимым мстителям» были Е. Копелян, С. Крамаров, а позже – А. Джигарханян и Ивашов.
Он был необыкновенно остроумен, щедр, умел передать всем свой неиссякаемый оптимизм и восхищение жизнью. Казалось, жизнь баловала – прижизненной славой, ярким дарованием, уважением товарищей, хорошей семьей. А сколько тяжелых, необыкновенно болезненных ударов пришлось перенести этому замечательному актеру: судебное преследование, отстранение от радио и телевидения, предательство и доносы завистников, невостребованность в иммиграции.
Недаром же наедине с искренними товарищами он был грустен, в его мудрых глазах проскальзывала печаль, и великий Буба Касторский представал в образе трагика, которому под силу была и роль короля Лира.
Даже в сцене из «Неуловимых», когда он танцует и исполняет свои куплеты, как много в нем драматического видения судьбы своего народа и какое превосходство над нависшей смертельной опасностью.
А кто еще может так написать в своей книге: «Многие родители оставляют своим детям в наследство нефтяные вышки, фабрики, большие деньги. Это безусловно хорошо, но не менее важно оставить детям в наследство чувство юмора. Конечно, при чувстве юмора одна нефтяная вышка не помешает. Пусть качает нефть для смеха». Описывая своих знакомых и многочисленных случайных людей, Борис никогда не допускал злорадства. Казалось, он лишь удивляется человеческим слабостям и порокам…
Новейшие теории говорят о том, что не человек является царем природы, а наша матушка-земля со всем сущим на планете.
Такие великие люди, как Борис Сичкин, не только согревают нашу жизнь, но и навечно оставляют свою борозду добра, солнечных улыбок, любви и уверенности в том, что жизнь прекрасна и вечна, как и память о тех, кто ее украсил своим трудом и талантом.

Ирина Фогельсон:
Сейчас, когда уже нет среди нас Бориса Сичкина, на память приходят встречи с ним на сценических площадках или просто в компаниях, за праздничным столом.
Все его звали просто Боря, Боренька, хотя разница в возрасте порой была значительная. Неповторимым был его потрясающий оптимизм, я никогда не слышала от него жалоб или недовольства, хандра просто была несовместима с ним. Его остроумию не было предела! Если за столом Борис Сичкин, то считайте, что вечер удался: анекдотам не будет конца, а смех будет бесконечным. Я была свидетельницей того, как гости ресторана, сидевшие не за нашим столом, постепенно пересаживались поближе... Еще бы! Ведь за нашим столом царил Борис Сичкин!
Никто никогда не знал, сколько же лет Борису Сичкину, да это было и не нужно, как истинный актер Борис был вне возраста. Актерский потенциал в нем был огромный и, слава Богу, в последнее время посыпались предложения сниматься, как в Америке, так и в России.
Я несколько раз участвовала, по его приглашению, в творческих вечерах, это всегда было интересно. Сичкин - знаток эстрады, он как никто другой умел и ценил хороший антураж, мог прекрасно преподнести артиста и безошибочно предсказать успех!
Оборвалась жизнь Бориса Сичкина, много несказанного, недоигранного...
Грустно терять, но нам, его современникам, достанутся в наследство его фильмы, его книги, так что мы его не забудем...
Борю, Бореньку Сичкина, Бубу из «Неуловимых мстителей».

Сэм Аро:
Через два дня мне улетать в Австрию. Надолго. На целый год. Еще не сложены вещи, не куплены нужные предметы, необходимые для другой европейской жизни. Что-то внутри меня противится включиться активно в событие моего отъезда. Ловлю себя на мысли, что не хочу я ехать ни в какую Австрию, а хочу просто пожить в этом замечательном городе Нью-Йорке. И еще - общаться с потрясающими людьми с планет Брайтон-Бруклин и Форест Хилз – Рего Парк Квинс.
Завожу свою “максимушку” и еду на кладбище в Квинс, где рядом, у схода двух хайвэев, на клочке земли, похоронен великий Буба - кумир моего детства.
Мы познакомились с ним в последний год его жизни в Майами, куда Гера Гаврилов пригласил нас с Нелей на просмотр своего фильма «ПМЖ».
Сошлись легко и быстро, что в наши лета редкость. Мы жили в роскошной гостинице на берегу океана. По утрам зазывали Бубу к себе на завтрак, затем шли на пляж, где вместе купались, загорали и где я читал написанную им и подаренную нам с Нелей книгу вслух, и хохотал вместе с Нелей до коликов в животе после очередного анекдота, рассказанного Бубой. Он уходил с пляжа раньше нас, заведомо пригласив нас на обед в свой номер. Я смотрел ему вслед и сердце моей сжималось от мысли, что этот великий актер так и остался по настоящему невостребованным.
После Майами он стал бывать в нашем доме. Обычно мы созванивались и я заезжал за ним в район тридцатых улиц Астории, что в Квинсе. Он никогда не заставлял себя долго ждать. Появлялся просто и элегантно одетым, всегда неся что-нибудь в руках. В свои почти восемьдесят лет он легко двигался, был интереснейшим собеседником, желанным застольником и гениальным лицедеем. Наблюдая за Бубой во время презентации его второй книги «Мы смеемся, чтобы не сойти с ума», и видя, что творится с искушенной публикой, я поражался, с какой легкостью он, нарушая каноны комического жанра, заставляет их плакать и смеяться.
Я еду по Джейки Робинсон и вспоминаю, как был удивлен, когда впервые увидел, как он спит. В день презентации своей книги он остался у нас ночевать. И на следующее утро я ожидал увидеть Бубу рано вставшим от бессонницы, что характерно для людей его возраста, но не тут то было. И обеспокоенный тем, что он до сих пор не спустился к завтраку, я поднялся к нему на этаж и постучался в дверь. Не дождавшись ответа, вошел в комнату и опешил: Буба крепко спал и чему-то улыбался во сне. Так спят дети и птицы и еще - взрослые люди с чистой совестью, подумал я и не стал его будить.
Подъезжаю к кладбищу, где с двух сторон сходятся и пересекаются Лонг-Айленд и Ван Вик Хайвэйс и где на маленьком клочке земли похоронен кумир моего детства, великий Буба.