Горьковские годы

Иосиф ТЕЛЬМАН, кандидат исторических наук

21 января 1980 года писатель Георгий Владимов со своей женой Наташей приехали в гости к академику Сахарову. Вместе с Андреем Дмитриевичем и Еленой Георгиевной обсуждали заявление Хельсинкской группы в котором резко осуждалось вторжение советских войск в Афганистан. Владимов рассказал ставшие ему известные некоторые подробности событий в Кабуле, об обстоятельствах убийства Амина. Разговор затянулся. Около часа ночи гости уехали. Сахаровы легли спать. В два часа ночи их разбудил резкий телефонный звонок. Андрей Сахаров в своих воспоминаниях писал: “Звонил Владимов. Очень встревоженный. Один из его друзей только что был на каком-то совещании или лекции для политинформаторов. Докладчик на этом совещании сказал, что принято решение о высылке Сахарова из Москвы и лишении его всех наград”.

Позже Владимов рассказал о своем источнике информации. Довольно неожиданном. Это оказался его сосед по лестничной площадке, оперативный сотрудник КГБ. Он был большим поклонником творчества писателя. Ночью дождался приезда Владимовых и не побоялся раскрыть служебную тайну. Знал, что писатель и академик дружат семьями. А ведь за разглашение секретной служебной информации запросто мог угодить под суд и загреметь в далекие края. Во всяком случае значительно севернее Горького.

Владимов сообщил: “Андрея Дмитриевича решено арестовать!”. И тут же дал совет - надо бежать и бежать немедленно! Хоть на край света.

Идея Владимова - бежать - Сахарова просто  рассмешила. Куда два немолодых человека могут убежать? Да еще и не очень здоровых.

В своих воспоминаниях Андрей Дмитриевич Сахаров писал: “Похоже, что в это примерно время КГБ получил какие-то более широкие полномочия - в связи с войной или в связи с предстоящей Олимпиадой - не знаю. Наличие этих полномочий проявилось в серии новых арестов, в моей депортации. Я вижу большую потенциальную опасность в таком усилении репрессивных органов, ведь мы живем в стране, где был возможен 37-й год”.

Советская пресса и телевидение преподносили все события в Афганистане чуть ли не как праздник афганского народа. Но сообщения западных станций и газет звучали совсем по-другому.

Первое большое интервью на тему Афганистана Андрей Дмитриевич дал Тони Остину 2 января 1980 года. Тони очень тщательно его записал, а вечером привез Сахарову просмотреть готовый текст. На следующий день, 3 января, оно было опубликовано в “Нью-Йорк Таймс”. Это был первый и очень важный неофициальный отклик внутри СССР на военную ситуацию. Интервью передали все радиостанции Запада, которые вещали на СССР.

3 января Сахаров дал интервью Дитриху Мумендейлу (газета “Вельт”, ФРГ). В последующие дни Андрей Дмитриевич ограничивался очень короткими беседами с осаждавшими его корреспондентами. Но 15 января он дал большое обстоятельное интервью Чарльзу Бирбауэру (Эй-би-си), которое было опубликовано в американских газетах.

Следует отметить, что “проблемой Сахарова” Политбюро занималось неоднократно. Еще в 1973 году председатель КГБ Андропов направил в ЦК на имя Брежнева записку, в которой предлагал: “Следовало бы твердо заявить Сахарову, что если он не прекратит антисоветские выступления, то может лишиться звания академика и звания Героя Социалистического Труда. Как альтернативу Сахарову следовало бы сделать предложение поехать на работу в Новосибирск, Обнинск или какой-либо другой режимный город с тем, чтобы помочь ему оторваться от враждебного окружения...”. 

Тогда предстоял визит Брежнева в США, и надо было заткнуть рот академику, который остро критиковал советские порядки и советское руководство.

О событиях 22 января Андрей Дмитриевич подробно рассказал в своем дневнике. В этот день в 14 часов он собирается поехать на семинар в Физический институт Академии наук СССР (ФИАН). Сахаров сел в служебную “Волгу”. Не доехав Павелецкого вокзала, машина была остановлена инспектором ГАИ. Водитель возмутился: ничего не нарушил, ехал, как положено. Милиционер вышел из машины, водитель тоже. Сахаров из окна наблюдал за ними. Вдруг услышал, что задние двери открылись. В машину залезли два молодых человека, лет по 30-35. Оба были в серых пальто, пыжиковых шапках. Показали удостоверения сотрудников МВД. Конечно, сразу стало ясно, что эти люди из другого ведомства - из КГБ. Водителю отдали приказ следовать за машиной ГАИ, в прокуратуру СССР на улице Пушкинская, 15. Сахаров невольно обратил внимание на то, что вокруг нет других машин. Движение перекрыли, чтобы обеспечить успех операции по доставке академика в прокуратуру. Вот и Пушкинская, 15. Заехали во двор. Здесь встречали еще двое чекистов. Под охраной четырех сотрудников КГБ завели внутрь здания и на лифте поднялись на 4-й этаж. Подошли к кабинету, на дверях которого висела табличка: “Первый заместитель Генерального прокурора СССР А.М.Рекунков”. В приемной было полно сотрудников КГБ.

Рекунков встал из-за стола и с каменным лицом протянул Сахарову руку, которую ученый пожал с некоторым удивлением. За другим столом сидели еще три человека.

 

Сахаров сел в кресло и спросил: почему его доставили таким странным способом, а не вызвали повесткой? Ведь он всегда приходил по вызову прокуратуры. Первый заместитель Генерального прокурора был полон величия. Он торжественно произнес:

“Мне поручено объявить вам Указ Президиума Верховного Совета СССР”. И зачитал указ о лишении Сахарова правительственных наград и постановление Совета министров о лишении его Ленинской и Государственных премий. Затем сообщил:

- Принято решение о высылке Сахарова из Москвы в место, исключающее его контакты с иностранными гражданами. Таким местом выбран город Горький, закрытый для посещения иностранцев. Распишитесь в том, что вы ознакомлены с Указом.

Академик поставил подпись и сделал запись на тексте указа: “Я отказываюсь возвращать присужденные мне ордена и медали, считая, что они присуждены мне в соответствии с заслугами”.

Сахаров обратил внимание Рекункова, что под указом не стоят личные подписи Брежнева и Георгадзе, их имена только отпечатаны на машинке. Тот растерялся, но потом сказал:

- Вы находитесь в стенах официального учреждения и вам должно быть все ясно.

Даже по советским законам Сахарова выслать в тот же Горький мог только суд. Но даже соблюсти формальность и отправить академика в ссылку по решению суда советские руководители не захотели. Зачем еще суд и лишнее внимание к нему, особенно иностранной прессы?

Сахаров впоследствии сожалел, что не потребовал решения суда. Надо было заявить, что без такого решения он с места не тронется.

На Политбюро раньше обсуждался также такой вариант как выдворение Сахарова за пределы СССР. Однако такой вариант единодушно отвергли все члены Политбюро. Слишком много знает. Андропов сказал: “у него редкие мозги, таких, может быть, нет на Западе”.

Как мы уже отмечали выше поводом для высылки академика стали его выступления в связи с вторжением советских войск в Афганистан. Но это был только повод. Причина же - вся его активная деятельность правозащитника.

Виктор Гришин, член Политбюро ЦК КПСС рассказывал: “Трудности с ним (с Сахаровым) начались значительно раньше. Еще в конце шестидесятых, а потом в семидесятые годы он создавал неофициальные группы и комиссии по контролю за проведением испытаний ядерного оружия, комиссию по защите прав человека. У него на квартире собирались группы антисоветски настроенных людей, которые на весь мир пропагандировали такую деятельность Сахарова и его жены Е.Боннэр. А деятельность эта была направлена на подрыв устоев Советского государства, положения и роли КПСС в обществе”.

Прямо из прокуратуры Андрей Дмитриевич позвонил жене и сообщил о том, что их высылают в Горький. Он спросил, как быстро она сможет собраться, но разговор они закончить не успели, в трубке что-то щелкнуло и связь прервалась. Телефон Сахаровых просто отключили.

Лиза, невестка Сахаровых, побежала на улицу, чтобы сообщить новости близким друзьям. Однако все телефоны-автоматы в этом районе не работали. Наконец Лиза нашла один, но договорить ей не дали, таксофон замолчал. Она вернулась домой и Елена Георгиевна отдала ей награды Андрея Дмитриевича, которые Лиза спешно отнесла на хранение знакомым, жившим неподалеку.

Тем временем дом был оцеплен милицией. Двоих поставили у дверей квартиры Сахаровых. В подъезд тоже никого не пускали. 

После звонка Андрея Дмитриевича Елена Георгиевна сразу же принялась собирать вещи. Делать это пришлось наспех. Время поджимало. Надо было уложиться за два часа. Тем временем перед домом, где жил Сахаров собралась толпа. Были тут иностранные журналисты, правозащитники, знакомые и друзья семьи и просто любопытные. Слух о высылке Сахарова моментально облетел Москву.

Елена Георгиевна стала проверять собранные сумки - не забыла ли захватить что-то из предметов первой необходимости. Последовал резкий звонок в дверь. Это были офицеры милиции, скорее КГБ, надевшие милицейскую форму. Но значения это уже не имело.

- Вы готовы?

- Да, но где мой муж?

- За него не беспокойтесь. Он ждет вас в аэропорту.

- Меня могут проводить мать и невестка Лиза?

- Могут - разрешил старший из офицеров.

Елену Боннэр, ее мать Руфь Григорьевну и Лизу вывели через черный ход, посадили в “рафик” с затемненными окнами и машина помчалась в аэропорт.

Андрея Дмитриевича в это время тоже везли в микроавтобусе с затемненными окнами в Домодедово. Его посадили на заднее сидение, по бокам два чекиста. В машине кроме них было еще несколько сотрудников КГБ. Один из них оказался врачом и даже сообщил, что у него есть аптечка. В Домодедово Сахарова привезли в опорный пункт МВД на 3-м этаже.


Когда его потом подвезли к самолету, там стоял микроавтобус, в котором сидели жена, Руфь Григорьевна и Лиза. Сахаровы обнялись и поцеловались обрадованные встречей. Обменялись несколькими фразами. В самолете ТУ-134 кроме них было еще человек десять. Сахаров писал в своих воспоминаниях, что обслуживание было по высшему разряду. В самолете Андрей Дмитриевич сидел рядом с женой и они счастливы были, что вместе. При посадке в Горьком что-то случилось с шасси и самолет сделал пару кругов на низкой высоте, но все обошлось.

Большой кирпичный дом находился по адресу - Гагарина, 214. Квартира по советским меркам - большая, просторная, 4 комнаты. Вся серая, к тому же  очень холодная. Мебель как из казармы... 

С 1991 года в этой квартире, где ученый 7 лет отбывал ссылку, находится мемориальный музей академика Сахарова. Здесь собраны уникальные материалы о жизни и деятельности ученого. А рядом улица, которая носит имя Сахарова. 

Высылка Сахарова вызвала широкие отклики во всем мире. Средства массовой информации во многих странах поместили подробные сообщения об этой акции советских властей. Многие ученые, деятели культуры, правозащитники опубликовали заявления с выражением протеста. Коллеги Андрея Дмитриевича - советские ученые  -- за некоторыми исключениями не спешили их поддержать. По поручению ученых ФИАН заведующий теоретическим отделом академик Гинзбург отправился в отдел науки ЦК КПСС и пытался убедить руководство в необходимости возобновления научных контактов Сахарова.


Главный аргумент по существу состоял в том, что столь мощный мозг, как у Сахарова, при любом стечении обстоятельств нельзя отторгать от науки.

Академик Петр Леонидович Капица написал Брежневу записку: 

“Глубокоуважаемый Леонид Ильич! Я уже очень старый человек, и жизнь научила меня, что великодушные поступки никогда не забываются. Сберегите Сахарова. Да, у него большие недостатки и трудный характер, но он великий ученый нашей страны. С уважением П.Л.Капица.

Однако нашлись и такие ученые, которые кинулись выразить свой “Одобрямс”. Академики Блохин и Федоров выступили с нападками на Сахарова. На собрании Академии наук СССР математик Понтрягин пожаловался, что на Западе его обвиняют в антисемитизме и что эту кампанию против него организовал Сахаров. За это Понтрягин объявил Сахарова врагом Советского Союза и потребовал, чтобы против него приняли меры. По-видимому, ученый математик хотел, чтобы Андрея Дмитриевича выслали подальше - куда-нибудь в Восточную Сибирь или на Сахалин. В июле 1983 года четыре академика - Прохоров, Тихонов, Скрябин и Дородницын подписали письмо “Когда теряют честь и совесть” в котором обличали Сахарова. Это письмо перепечатали многие советские газеты. Оно появилось в период, когда советское руководство возглавил Андропов. В этой связи трудно поверить в утверждения бывшего помощника генсека Аркадия Вольского о том, что, придя к власти, Андропов хотел вернуть Сахарова из ссылки, но смерть помешала ему это сделать.

Еще задолго до высылки власти зондировал возможность исключения Сахарова из Академии наук. По этому вопросу беседовали с президентом Академии Александровым.

Александров собрал узкий круг наиболее авторитетных ученых и доверительно сообщил: “Высказывается предложение исключить Сахарова из членов Академии. Как к этому отнесутся ученые?”

Лауреат Нобелевской премии академик Семенов на это сказал: “Вообще-то таких прецедентов не было”. На что Петр Леонидович Капица возразил: “Но почему же не было. Гитлер исключил Эйнштейна из германской Академии наук”. И вопрос о лишении Сахарова звания академика больше не возникал.

С протестом против высылки Сахарова выступил ряд известных деятелей культуры. Писатель Владимир Войнович опубликовал обращение, в котором резко критиковал действия советского руководства. 

Белла Ахмадулина принесла эмоциональное письмо в “Известия” Там, конечно, отказались его напечатать. Тогда она отправила его в “Нью-Йорк таймс”. 

Позже она вспоминала: “Писала о светлом человеке. Закончила так: если уж нет других академиков, желающих вступиться за академика Сахарова, то вот я, такая-то, почетный член Американской Академии искусств...”.

В течение всего времени горьковской ссылки Сахарова во многих странах мира шла кампания в его защиту. 

Например, площадь в 5 минутах ходьбы от Белого дома, где находилось советское посольство в Вашингтоне, была переименована в площадь Сахарова. В различных мировых столицах начиная с 1976 года, проходили “Сахаровские слушания”.

В Горьком, несмотря на жесточайшую изоляцию, Андрей Дмитриевич продолжал общественную деятельность. Большой резонанс на Западе имела его статья “Опасность термоядерной войны”, письмо Брежневу об Афганистане и обращение к Горбачеву о необходимости освобождения всех узников совести. За “горьковские годы” Сахаров сделал и напечатал четыре научные работы.

В Горьком Сахаров четырежды объявлял бессрочную голодовку по политическим мотивам и в связи с преследованиями КГБ его семьи.

14 декабря 1986 года  в квартире Сахаровых неожиданно поставили телефон (во время всего периода ссылки телефона не было). Затем ему сообщили, чтобы ждал важного звонка. На следующий день этот звонок раздался. На проводе был Михаил Горбачев. Он сказал: “Андрей Дмитриевич возвращайтесь”. Сборы были недолгими. Андрей Дмитриевич и Елена Георгиевна возвратились в Москву.

Настало время перемен, время надежд. Имя Сахарова стало символом свободы и демократии. Его яркая речь на Первом съезде народных депутатов СССР нашла отзвук во всем мире.

К сожалению, нынешний режим в России мало соответствует тем идеалам, которые мужественно отстаивал великий ученый академик Сахаров.

 

Фото: Wikipedia, RIA Novosti archive, image #25981 / Vladimir Fedorenko / CC-BY-SA 3.0
“Секрет”