От великого до несмешного...

В мире

В начале недели средства массовой информации не переставали публиковать сообщения о том, как продвигается диалог Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ) и Ирана, касающийся атомной программы последнего. Эти публикации напоминали популярные в начале прошлого века детективные «выпуски» о похождениях Ната Пинкертона: каждый новый рассказ начинался с объяснения запутанной ситуации, описанной в предыдущем номере, и заканчивался новой головоломкой, которую сыщику предстояло распутать за то время, пока печатается следующий выпуск.
В то же время, когда во всем мире зачитывались приключениями Пинкертона, были сделаны два открытия, последствия которых оказали большое влияние не только на повседневную жизнь человечества, но и на ту сферу его деятельности, которую принято называть искусством. Я имею в виду изобретение динамита и открытие явления ядерного распада. Первыми их оценили натуры творческие, которые увидели в них отблески апокалиптичесих событий. Александру Блоку явилось пророчество, в котором над миром парил «...ночной летун, во мгле ненастной,/ земле несущий динамит». Видение, посетившее Андрея Белого, было еще ужаснее: «Мир рвался в опытах Кюри/ Атомной, лопнувшею бомбой...».
Вскоре, однако, все стало на свои места. Динамит, из ужасного вещества, которое, как надеялся его изобретатель, могло бы стать оружием, делающим невозможным войну, было конвертировано в обычный материал, используемый в буро-взрывных работах. А атомное оружие, примененное один-единственный раз, и, показавшее, таким образом, свой действительно адский характер, будучи выдержано в течение нескольких десятилетий под надзором тех стран, которые его создали первыми, постепенно стало превращаться, и, похоже, что уже превратилось, в средство шантажа, используемое для достижения целей, никаким другим образом не достижимых.
Вышесредний шантаж, в духе описания приключений некоего О. Бендера, смешон лишь в контексте творчества Ильфа и Петрова, в реальной жизни он, зачастую, имеет результатом весьма плачевные последствия. Причем, не для самих шантажистов, а для тех, кто имеет несчастье соприкасаться с ними. Сказанное непосредственно касается народов тех стран, руководители которых в разное время и с разным успехом ступили на путь атомного шантажа.
«Же не манж па сис жур...» - бормотал зомбированный Бендером Ипполит Воробьянинов, стоя у фонтана. Я не думаю, что несостоявшийся юрист Фидель Кастро Алехандро Рус, плывя из Флориды на Кубу на яхте «Бабушка» (именно так переводится на русский название знаменитого революционного корабля) голодал хотя бы «сис жур», но именно этот человек был первым, кто начал шантажировать мир ядерным оружием. Ракетный кризис в отношениях между США и СССР, устроенный руководителем Кубы, до сих пор с дрожью вспоминают участники тех событий, дожившие до наших дней.
Не поддержанный покровителями из Кремля в своих попытках завоевать всю Корею, Ким Ир Сен также сделал ставку на ядерное оружие. На эту его неприметную работу советские руководители закрывали глаза. В тот момент, когда на стол очередного генсека легла докладная разведки о том, что Северная Корея имеет пригодные для боевого применения атомные бомбы, было уже поздно что-то предпринимать. К тому времени наследник создателя северокорейской бомбы уже начал разрабатывать ракеты.
Руководитель иракской партии арабского социалистического возрождения Садам Хусейн, как видно, тоже считал, что социализм должен быть с кулаками. Впрочем, он был согласен на какое-то время спрятать кулаки в карманы, но за это вытребовал себе право продавать нефть, якобы для того, чтобы прокормить свой голодающий народ. Саддамовский блеф обернулся разрушением его единственного реактора и позорной смертью. Даже в том случае, если Ирак действительно не был ни в чем повинен, его руководитель вполне заслуживал такого конца, так как из-за его параноидального стремления пугать мир тем, что, он, может быть, держит за пазухой, больше всех пострадал именно иракский народ.
Самым хитрым среди этой галереи международных шантажистов оказался лидер ливийской революции Муаммар Каддафи. Ковыряясь потихоньку в том, что руководитель МАГАТЭ назвал позднее «примитивной ядерной программой», он на определенном ее этапе согласился закрыть лавочку, выторговав для себя целый ряд бонусов. Для этого ему, правда, пришлось разыграть спектакль с медсестрами, якобы заразившими СПИДом ливийских детей, но это лишь добавляет ему очков в рейтинге тех деятелей, о которых мы с вами говорим.
Но мы с вами, читатель, начали беседу с иранской ядерной программы. Давайте к ней и вернемся. Буквально в эти минуты, когда я пишу стать, господин Аль-Барадеи, директор Международного агентства по атомной энергии, ожидает известий из Тегерана. От этого известия зависит, состоится или не состоится визит директора МАГАТЭ в Иран. Это очень важный для господина Аль-Барадеи визит, так как он непосредственно предшествует публикации доклада МАГАТЭ о ядерной программе Ирана. Как сообщается, этот  доклад будет содержать положительные для Исламской республики выводы. И, стало быть, у Ирана вновь появятся шансы на то, чтобы избежать ужесточения международных санкций, а, может быть, и тех односторонних санкций, которые планируют применить к Ирану те государства, которые не верят в мирный характер его программы.
Если Иран не примет директора МАГАТЭ, то зачем, простите, он писал в своем докладе о «высоком уровне сотрудничества иранских властей с инспекторами МАГАТЭ»? Зачем источники в МАГАТЭ сообщали на весь мир о том, что иранская сторона выдала инспекторам агентства «чертежи и другую техническую документацию, относящуюся к производству ядерных боеголовок из обогащенного урана»? Для чего надо было транслировать заявление иранских чиновников о том, что «документация о производстве ядерного оружия попала к ним в руки случайно: Иран не искал подобных технологий, и получил эти бумаги в нагрузку к ядерному оборудованию, приобретенному на черном рынке десять лет назад»?
Многим представляется вероятным, что первой (и хорошо бы - единственной) жертвой иранской ядерной программы станет директор МАГАТЭ, чью позицию уже осудили во многих странах. И, между прочим, с учетом того, что Аль-Барадеи, как видно, пытается, с одной стороны, отвести от Ирана опасность наложения на эту страну серьезных санкций, а с другой – быть уверенным в том, что Иран не вводит МАГАТЭ (и лично его самого) в заблуждение, с учетом всего этого, мало кто может позавидовать сейчас положению директора агентства.
Для того, чтобы читателю это стало понятным, как далеко может завести человека внутренняя борьба, правда, в совершенно другой ситуации, я сначала приведу личную позицию другого политика – израильского министра науки, культуры и спорта, арабского депутата Ралеба Маджале. Выступая на днях в Кнессете во время рассмотрения депутатского запроса по поводу раскопок на Храмовой горе, Ралеб Маджале заявил: «Я законопослушный гражданин и уважаю законы государства Израиль. Но если есть противоречие между моей верой как мусульманина и моими соображениями как министра культуры, науки и спорта, то определяющим фактором будет моя религия и моя национальность».
Мохаммед Аль-Барадеи - правовед, много лет проработавший на дипломатической службе. Он является членом Ассоциации международного права и Американского общества международного права. Членство в этих уважаемых организациях предполагает не только законопослушность, но и сопричастность защите законности. В отличие от арабского депутата Кнессета Ралеба Маджале, господин Аль-Барадеи не только не заявлял никогда о возможности дилеммы - закон или вера, но и не давал повода усомнится в его приверженности принципам международного права. Вот почему, возвращаясь к той внутренней борьбе, которая сейчас, судя по всему, происходит в душе директора МАГАТЭ, я склоняюсь к мысли, что им движет желание избавить иранский народ от возможности повторения иракского трагического опыта.
Однако, Аль-Барадеи в Иране имеет дело не с народом, а с группой шантажистов, которые, не решая никаких дилемм, просто переступят и через директора МАГАТЭ, и через своих сограждан. Их вдохновляет опыт предшественников: Фидель Кастро до сих пор жив, и даже в больничной палате продолжает писать теоретические труды, Ким Чен Ир удачно торгует тем, что успел наработать, Муаммар Каддафи потихоньку готовит преемника на свой пост – собственного сына.
Один лишь Садам Хусейн кончил плохо. Но, во-первых, он был врагом Ирана. А во-вторых, каждый преступник считает, что уж с ним-то ничего плохого никогда не случится.