БЕНЕФИС Дианы Вишневой

На сцене Мариинского театра в Санкт-Петербурге состоялся бенефис Дианы Вишневой. Вечер этот показателен для современного балетного мира России, и о достоинствах и недостатках представления стоит поразмыслить.
Когда зритель вошел в зал, занавес уже был поднят. Полутемная сцена заставлена огромными белыми кубами и тумбами, на которые весь вечер проецировали компьютерные картинки. Вначале во всю высоту задней стены красовалось изображение игрушечного медведя, девочки, сидящей на табуретке, других предметов домашнего быта (ворон, все время мелькавший на заднем плане, оказался «ружьем, которое не стреляет»). По сцене ходила Диана Вишнева в грубых сапогах и школьном платье. Когда начался спектакль, она села у края сцены и начала производить руками всевозможные «пассы» (внутренний монолог). Затем Вишнева вскочила со стула, опрокинула тумбу и начала двигаться по, условно говоря, комнате, продолжая опрокидывать другие кубы: девочка хотела разрушить мир, в котором жила.
Бенефис был задуман балериной не как концертная программа, а как спектакль. Над этим представлением работали самые разные представители мира современного искусства: режиссер драматического театра, питерский «пост модернист» Андрей Могучий, сценарист Константин Учитель, хореограф Алексей Кононов, художник Вячеслав Окунев, команда художников-компьютерщиков, знаменитый художник по свету Глеб Фильштинский – всех перечислить невозможно. Музыку использовали самую разную. Дирижировал Павел Бубельников.
Итак, был задуман спектакль о современной балерине, о её одиночестве, о её непрестанном поиске своего пути в искусстве.
Диана Вишнева была великолепна. Первый танцевальный отрывок, который она исполняла, – Steptext М.Форсайта – заставил публику забыть затянутое начало. Бешеная энергия – сексуальная, творческая – просто выплескивалась в зал: танцевала молодая балерина, полная нерастраченных сил.
В программу вечера были включены: адажио из второго акта «Жизели» и другие, сильно интерпретированные отрывки из классических балетов. В конце вечера Вишнева впервые – и совершенно блистательно – станцевала «Умирающего лебедя» М. Фокина. Номер имел такой успех, что она повторила его «на бис».
Обычно современные балерины танцуют «Лебедя» в элегических тонах. Лебедь Дианы страстно боролся со смертью, стараясь всеми силами «удержать» покидающую его жизнь. Даже в финале, уже опустившись на пол, он все еще старался взлететь, хотя бы с помощью взметнувшихся к небу рук. Я никогда не видела подобного исполнения «Лебедя».

А теперь обратимся к спектаклю Silenzio. Я бы сказала, что именно Вишнева соединила своим искусством разрозненные куски постановки, и спектакль состоялся как цельное театральное действие. Но что же хотели сказать авторы?
Претенциозное название вечера ничему не соответствует. Почему «Молчание»? Потому что балерина не говорит, а танцует? Заумное объяснение, данное в программке, остается только «упражнением в словах», не больше. Но, в конце концов, смысл важнее названия. А смысл этого вечера – в сознательном разрушении классического танца и всей эстетики, связанной с балетным театром Х1Х и ХХ веков. Не констатация разрушения, как говорил мне позднее хореограф спектакля А. Кононов, а именно сознательное низведение классического танца из возвышенных сфер искусства, из мира романтики и поэзии на уровень тусклых, прозаичных будней. Так, адажио из «Жизели» Вишнева танцует в юбке из романтического балета, но надетой на красное трико, в котором балерина исполняла современную хореографию Форсайта. Партнеры во время исполнения адажио меняются, одеты все в черные репетиционные костюмы, а один еще и носит на голове кепку, повернутую козырьком назад, – так щеголяют у меня в округе пуэрториканские парни. Впрочем, сам режиссер А. Могучий тоже ходил по Мариинскому театру в такой же кепке – дескать, плевал я на вашу цивилизацию и культуру, предписывающую мужчине снимать головной убор в помещении, и на всю атмосферу голубого и палевого императорского театра.
Адажио из «Жизели» о любви и смерти идет при обычном свете на фоне стены, составленной из кубов. Словом, вот вам ваш романтизм, нет в нем ничего прекрасного, обычная репетиция со случайными мужиками в кепках.
Мне повезло: я снимала спектакль и могла смотреть эту сцену в окошечко объектива, обрезающего мне все пространство вокруг Вишневой, которая силой своего великого таланта пробивалась сквозь опошление и заземление балетного театра к высоким сферам романтического искусства.
Еще трагичнее выглядела сцена с «тенями» из «Баядерки». Задумано было неплохо: балерина сидит на табуретке у самой рампы и смотрит перед собой, а за ее спиной идет балетное действие. Прекрасная балерина явно думает о красоте искусства (поскольку в спектакле она только искусству и предана). А за ее спиной кордебалет танцует «тени» из балета «Баядерка». Но исполнение этого замысла стало трагическим зрелищем, своего рода «гибелью Помпеи». Кордебалет танцует в обезличивающем все полумраке, на танцовщиц спроектирована полосатая световая стена. В этом освещении, да еще на фоне кубов, погибло одно из величайших произведений хореографии, созданного М.Петипа.
Театр – не устаревшая выдумка. У него есть свои законы. Действие или танец, цвет оформления, свет – все создает атмосферу и служит смысловым и эстетическим идеям. Грубое разрушение этих компонентов разрушает и впечатление от хореографии.
Пропало таинственное холодное мерцание потустороннего мира, которое всегда исходит от петербургского кордебалета в этой сцене. Еще в адажио из «Жизели» можно было как-то отгородиться от окружающей фальши и, невзирая на красный цвет трико балерины, «пробиться» к хореографии и к исполнительнице. В «Тенях» этого не произошло.
Идея, что танец может существовать сам по себе, кажется мне нелепой. Более полувека назад, создавая современные тому времени неоклассические абстрактные балеты, Дж.Баланчин внимательно относился к их оформлению и освещению.
Впрочем, нынешние создатели спектакля, скорее всего, думали только о заземлении классического танца. И своего добились. Некоторые сцены страдали откровенной безвкусицей, вроде той, где балерина вышла в короне и морском кителе.
К концу спектакля включили вдруг запись стихотворения А. Ахматовой, которое сама Ахматова и читает. Вопиющее непопадание! «И вот тогда горчайшее приходит...» Стихотворение написано человеком на пороге смерти, это действительно «горчайшее» ахматовское произведение о тщете земных страданий. Спектакль – о поисках своего пути балерины, находящейся в расцвете сил. Молодой тридцатилетней женщине такие чувства Ахматовой еще, слава Богу, недоступны. Зачем понадобилось это стихотворение?
Надо отметить один удачный эпизод, не связанный непосредственно с Вишневой: 16 учениц Академии балета (балетной школы) в школьных платьях танцевали «танец маленьких лебедей». Выглядело мило, забавно и осмысленно: это прошлое балерины вдруг напомнило о себе.
В конце спектакля Вишнева танцевала «Умирающего лебедя», о чем я уже писала. Мне опять-таки повезло: на репетиции балерина выступала в том костюме, и в том головном уборе, в которых она будет когда-нибудь танцевать этот номер в концерте. На спектакле же она надела пачку на репетиционный костюм...

Я не стремилась рассказать о спектакле в целом - я хотела только дать картину настроений в сегодняшнем балетном мире России, с которым я сталкивалась не только на вечере Вишневой: отвергнем то искусство, которое было создано до нас, особенно в советской России, и разрушим старый мир.
Новые поколения постоянно на первых порах отвергают то, что делалось до них. Свергали и Пушкина, и Петипа... Но во имя своих грандиозных новых идей. Создатели же Silenzio ничего нового сказать не хотели. Хотели только разрушить. Возможно, разрушительные идеи – это знамение времени. «А все-таки жаль...»
 Я понимаю стремление балерины уйти от традиционного концерта и выступить в современном спектакле, но материал для выступления оказался ниже ее замыслов.
 Остается утешаться тем, что искусство балерины вошло в явное противоречие с замыслом создателей спектакля. Она танцевала с такой отдачей, как будто завтра – конец света, как будто выступала в последний раз,  спасая своим танцем прекрасное и вечное от разрушения и поругания.
Фото автора