ФРАУ КАТЯ

Культура

Будучи с юности страстной почитательницей Томаса Манна, перечитав не раз его десятитомное, в буро-коричневых корочках собрание сочинений, издаваемое в СССР с 1959 по 1961 год, я, конечно, с интересом отнеслась к новинке, связанной с личностью  гениального писателя.  «Фрау Томас Манн», роман-биография жены  Томаса Манна,  написанная  Инге и Вальтером Йенс, была опубликована в переводе с немецкого в  2007 году издательством Б.С. Г.-ПРЕСС.
В аннотации на обратной стороне обложки есть намёки-заманы, дающие повод подумать, что  читателям приоткроется  нечто закулисное, прежде скрываемое, что и является предметом исследования (с разоблачительно-скандальным оттенком) авторов этой книги. Скажу сразу, подобные ожидания абсолютно напрасны. Упомянутая как очевидность двуполость великого художника отнюдь не подаётся в виде сенсации, а просто как факт, учитываемый, но вовсе не определяющий ни его жизнь, ни творчество. И более того - не так уж и сильно повлиявший на взаимоотношения супругов Маннов, проживших вместе более полувека.
Центральная фигура повествования  - фрау Томас Манн. И именно знакомство с нею, мне (как, полагаю, и многим) не известной, производит ошеломляющее впечатление. Мать, воспитавшая шестерых детей, причём весьма даровитых - каждый из них в своей области  обрел известность, – сама  в разносторонней талантливости, пожалуй, не уступала своему  прославленному мужу, а в  многогранной образованности его явно превосходила.
Свободно владея  французским, греческим,  латынью, английским, она  в университете Мюнхена, правда, как вольнослушательница, брала курсы экспериментальной физики у Рентгена, бесконечные ряды чисел - у профессора  Прингсхайма, своего отца, историю искусств - у приват-доцента Веезе.  Ничего себе диапазон, да? Откуда-то же взялось это чудо - худенькая, черноволосая девочка, ставшая спутницей  классика двадцатого века?
Для меня лично родословная, корни Кати Прингсхайм оказались  особенно увлекательными при чтении данного исследования. Поголовная  яркая незаурядность слоя, к которому она принадлежала,  кто составлял круг общения её родителей, воистину поражает. Рождённая в высокоинтеллектуальной, рафинированно культурной, богатой, буржуазной еврейской семье, она впитала  лучшее, что среда  ей давала. Её представители укоренившись в Германии издавна, чувствовали себя там своими, заслужившими справедливо и  состояния, и привилегии. Они прославили свои имена  как в науке, так и в искусстве на общеевропейском уровне. Но всё это рухнуло в одночасье с приходом к власти Гитлера. Однако об этом после.
 Оставим  Катю, в девичестве Прингсхайм, в наилучшей, счастливейшей для неё поре, когда она, любимая дочка свободомыслящих родителей, не скованных никакими предрассудками, в том числе расовыми и религиозными, опекаемая четырьмя братьями,  постигала науки,  посещала концерты, театры, нисколько не помышляя о замужестве. Пока Томас Манн (ну, скажем, провинциал из Любека) не без труда, оставаясь на второй год, осиливший гимназию, отпрыск обедневшего рода, но уже замеченный после «Тони Крёгера», а после «Будденброков»  - знаменитость, не положил, что называется, на Катю глаз.
Остаётся тайной, как вообще люди находят друг друга. Только лишь по взаимной страсти? Катя для страсти вообще еще не была разбужена, а «Томми», как его в семье называли, скорее, преодолевал свои прошлые влечения и с Катей вырабатывал стратегию, как её завоевать. Влюбился ли?  Неизвестно. Но наитие, художникам свойственное, подсказало, видимо: его избранницей должна быть она.
Судя по письмам к ней молодого Манна, приведённым в книге в  отрывках, чтобы её завоевать,  вёл он себя без опрометчивости  потерявшего голову влюблённого, а, можно сказать, расчётливо,  по плану, двинув  «тяжелую артиллерия» - свой дар сочинителя.  И не прогадал.
Катя, ни в чём от рождения не нуждавшаяся, избалованная вниманием поклонников, не сразу, очертя голову, но дала согласие на брак с человеком, довольно-таки ей по многим параметрам чуждым. И не пылкость, не податливость на  выказанное ей демонстративное, несколько даже излишне, поклонение,  к такому решению её склонило.  Ясность, трезвость мышления оставались при ней всегда. Вряд ли она обольстилась. Как и Томас, тоже ВЫБРАЛА  то, что сочла для себя главным. Его и его дар.
То есть оба они выбрали друг друга, допустим, по совокупности  предложенного, осознанного. Он, собственно, и не скрывал, что оценил всё, прельстившее  его не только в самой Кате, но и в атмосфере, комфорте, щедрой гостеприимности её большой, разветвлённой семьи, притом щепетильно-избирательной, со связями, для него, при его честолюбии, весьма значимыми.
Что она? Она доказала всей своей жизнью, что её  выбор стал и остался смыслом всего, где её дарования и раскрылись с наибольшей полнотой: жена гения. Наперсница, первая читательница его текстов, секретарь- машинистка, домохозяйка, бухгалтер,  менеджер, имиджмейкер, подружка его любовниц и любовников, кому он  поверял, не щадя её, всё. Стержень, без которого он бы пропал. И она знала, что пропал бы.
Мне, прочитав эту книжку, сравнить её даже не с кем. Ни  с Аней, рабыней Достоевского, ни с докторской дочкой - истеричкой Софьей Андреевной Толстой, ни даже с Еленой Сергеевной, генеральской женой, ставшей музой Булгакова, ни с Верой Слоним, всё же слишком стервозно на Набокове заклинившейся и не подпускавшей к нему никого.
Фрау Катя же подкупает широтой натуры, как все незаурядности, противоречивой. В ней сочеталось полюсное: взрывчатость - со способностью улаживать любые конфликты, скрупулёзная точность - со взбалмошностью, экономность - с безоглядностью в тратах, особенно если роскошествовать нужно было ради него.
Всё ли ему она прощала? Вряд ли. Но умела себя обуздывать. Принесла ли полностью себя ему в жертву? Почти. Кое-что не уступила: своё одиночество.  И среди многочисленной родни, в коловращении разнообразных общений фрау Катя оставалась одиноким человеком. И как раз одиночество её и насыщало, питало изнутри.
Стержень у неё был железный, видимо, от рождения. Кто мог представить (ни родители, ни  собственные дети) что изнеженная Катя, когда в годы Первой мировой войны  продовольствие практически исчезнет, будет объезжать то на велосипеде, то на машине, руление которой она быстро освоила, окрестные деревни в  поисках муки,  масла, яиц, обменивая их на семейные драгоценности. А когда фашисты возьмут власть в Германии, и семья Маннов, оказавшись в Швейцарии, лишится всех доходов, дома, загородного поместья, всего нажитого,  и не только в материальном, но и духовном смысле -  библиотеки, картин, драгоценных реликвий, - фрау Катя бережно, утешая будет готовить исподволь мужа к тому, что у них нет и не будет никогда ничего. И, мол, что?
Любопытно, что с младенчества выросшая в достатке (у её отца имелась известная во всей Германии редчайшая коллекция фарфора), уже эмигрировав в США, она испытывала нескрываемую неприязнь  к нажитому, так сказать, впопыхах богатству. От нуворишей её тошнило.  В ней, буржуазке, еврейке, жило сознание своего аристократизма, избранничества. И тут она не ошибалась: гены древнего народа давали и дают такое право, которого никому никогда не отнять.
Для  меня прежде оставалось  загадкой, каким образом Томас Манн написал роман, один из моих самых любимых, «Волшебную гору»? Вроде сам туберкулёзом не страдал. Оказалась,  болела фрау Катя.  И писала мужу письма из лёгочных санаториев, где находилась месяцами, забавляя  Томаса забавными  эпизодами, наблюдаемыми персонажами, что он вставлял в ткань своего романа, сам будучи в полном здравии, проникаясь атмосферой  «волшебной горы», перевоплощаясь в тамошних обитателей - благодаря страдающей там в отрыве от всего, от семьи фрау Кате.
Собственно, Давос, с которым навсегда теперь ассоциируется имя Томаса Манна, на самом деле не его, а фрау Кати. И рассказ-шедевр, один из самых моих любимых в мировой литературе, тоже фрау Кати. Да и вообще творчество  Томаса Манна фрау Катя пронизала насквозь.   Он бы и половины не написал, если бы она не влилась частью себя в его целостность.
Томас Манн - гений бесспорно, но ведь проморгал мрак, надвигающийся на его страну. Чистопородный немец,  воспевший бюргерство, не захотел услышать вовремя предупреждения своей, принадлежавшей к еврейской элите родни, что пахнет жареным. Да уже и палёным. Не поверил. Не мог представить, что и на него, Нобелевского лауреата, посягнули. Когда началась травля, тогда он опомнился. А  фрау Катя мгновенно опасность учуяла. Но в обморок не упала, а деятельно, что называется, засучив рукава, с поразительной изощрённостью стала искать и находить ходы для спасения близких,  зависших над гибельной бездной.
Да и не только близких. Уже в США писала петиции, собирала средства и сама их давала для спасения тех, кто застрял  в лапах фашистов. В книге приводятся её гневные отповеди американской бюрократии, мешающей ей, фрау Кате, собрать в свои объятия всех, кому грозила опасность уничтожения. Вот женщина! Преклоняюсь.
Еще в  середине тридцатых, когда уже начались еврейские погромы, гений  валялся в  истерике – где мой стол, кресло, книги? Родня со стороны его жены, надсаживаясь, паковала ящики и, пока ещё это было  возможно, отправляла багаж  с тем, что ему   было потребно.  Так были спасены его дневники, за судьбу которых он особенно опасался (там было слишком много лишних откровений). Его репутацию сберегла   опять же фрау Катя. Хотя после  «Смерти в Венеции» сомнений не  оставалось, кто мог такое написать. Гений и благонравие - понятия несовместимые. Порок, грех, прошедшие горнило гениальности, обретают черты божественной благодати. Скорбь, разрывающая внутренности, – воспарение в горние выси. Жизнь человека - юдоль печали. Гений- агнец на заклании. В  «Докторе  Фаустусе» в чудовищно подлинной сцене агонизирующего ребёнка Томас описал собственного обожаемого внука, то есть принёс его в жертву своему дару. На самом-то деле себя самого. Внук выжил.
И  фрау Катя мужа на четверть века пережила. Но как? Хотя и это смогла.
Эпилог книги  - не без пафоса.  Фрау Катя-старуха с братом-близнецом,  дирижёром Клаусом Прингсхаймером, приезжает  в Израиль на чествование  великого немецкого писателя Томаса Манна. И успевает увидеть деревья, посаженные на земле её  предков в честь её мужа. На самом деле логично. Вот корни, откуда возникли «Иосиф и его братья»
Какой же итог по прочтении книги «Фрау Томас Манн» лично для меня? Желание снова и снова возвращаться  к « Волшебной горе», «Лотте в Веймаре», « Доктору Фаустусу», никогда не насыщаясь созданным гением.