Человек из "Голоса Америки"

Культура

Немногим более года назад информационные агентства мира сообщили, что с октября 2006 года “Голос Америки” прекращает радиовещание на русском языке. “Закончилась эпоха”, - писали и говорили все. Оказалось, что не закончилась.
Тогда, год назад, ушёл из “Голоса Америки” на заслуженный отдых обозреватель Владимир Фрумкин, проработавший на радиостанции 18 лет. Помимо журналистской популярности у миллионов людей, Фрумкин знаменит в бардовской среде. Он стоял у истоков того, что потом назвали Магнитиздат. Мы крутили на своих “Яузах” бардовские песни, не зная, разумеется, что всё это дело рук Фрумкина и его друзей. Его магнитиздатовская деятельность потом, через десятилетия, даже в стихах отразилась. Кто-то переиначил строчку из поэмы Николая Тихонова “Киров с нами”, и получилось:
В железных ночах Ленинграда
По городу Фрумкин идет.
В те же годы Фрумкин - музыковед с консерваторским образованием - стал теоретиком бардовской музыки. Его доклад на бардовском слёте в Петушках (1967 г.) с тех пор считается основой основ, теоретической альфой и омегой. Впоследствии Александр Городницкий от имени российских бардов посвятил ему “шуточные стихи с весьма серьёзным подтекстом”:
Кто без него мы? - Кучка лоботрясов.
Забвение - бесславный наш удел,
И только Фрумкин, современный Стасов,
Могучей кучкой сделать нас сумел.
Легендарный Новосибирск-68 - тоже дело Фрумкина. Он был одним из организаторов того фестиваля бардовской песни, он вёл концерт на сцене Дома учёных. Тот самый, на котором Галич во всеуслышание бросил в зал, где как раз собрались партийно-советские начальники, песню о Пастернаке: “До чего ж мы гордимся, сволочи, что он умер в своей постели!”
Кстати, именно после Новосибирска-68 началось преследование Галича, которое закончилось его изгнанием из страны. После Новосибирска-68 начался всесоюзный идеологический погром бардовской песни, но одновременно и её невиданный подпольный расцвет. Новосибирские плёнки разошлись по всей стране. В общем, Владимир Фрумкин - живая легенда.
В позапрошлом году в России вышла его книга “Певцы и вожди”, где есть глава о фантастическом родстве песен тоталитарных режимов, гитлеровского и большевистско-коммунистического. Из неё мы с изумлением и ужасом узнали, что “Смело, товарищи, в ногу” после революции 17-го стала песней немецких коммунистов, а к началу 20-х - маршем нацистских штурмовиков - SA. А наш лирико-героический марш о юном барабанщике - “Мы шли под грохот канонады, мы смерти смотрели в лицо” - это вольный перевод песни немецких коммунистов о маленьком трубаче, которая затем превратилась в популярнейшую среди нацистов песню об убитом коммунистами молодом штурмфюрере Хорсте Весселе, в гимн нацистов “Хорст Вессель”...
Одно время я был участником еженедельных передач Фрумкина на “Голосе Америки”, как там называют, “экспертом”. Володя (это не фамильярность, так его зовут все) меня спрашивал о происходящих в России событиях. А сегодня уже я попросил ответить его на несколько вопросов.
- Володя, чем американская администрация объясняла решение о закрытии Русской службы “Голоса Америки”?
- Тем же, чем она объясняла закрытие других служб, вещавших на страны бывшего Варшавского пакта: “холодная война” окончилась крахом коммунистической системы, входившие в неё государства демократизируются - к чему им наш “Голос”? Найдут информацию об окружающем мире из других источников, благо они теперь доступны. А мы перебросим сэкономленные денежки на диалог с народами, подпавшими под влияние нового смертельного врага Запада - священного исламского джихада.
Тем временем наступление на нашу Русскую службу ведут и российские власти, которые пытаются сделать так, чтобы сотрудничающие с нами российские станции прекратили ретрансляцию теле- и радиопередач “Голоса Америки”, а заодно и других зарубежных голосов. Казалось бы, это должно насторожить американские власти: а стоит ли обрывать вещание на страну, которая вновь сажает своих граждан на информационную диету?..
- Однако вещание не прекратилось. Чем это объясняется?
- Может быть, лучше спросить об этом Владимира Дубинского, нового директора Русской службы “Голоса Америки”? Ему лет сорок, он бывший москвич, приехал в США двадцати лет от роду. Я пока не знаком с ним, но слышал очень хорошие отзывы. Работал на радио “Свобода” в Вашингтоне, потом перешёл в NPR - National Public Radio - Общественное радио Америки. Мне кажется, что интервью с Дубинским предпочтительней, чем со мной.
- Дубинский - государственный служащий, каким были и Вы, Володя. Тем более - высокопоставленный государственный служащий, так или иначе обязанный соблюдать те или иные рамки. А Вы - человек свободный...
- Понял Вас... Итак, почему не прекратилось вещание? Возможно, отчасти потому, что наша бюрократическая машина, несмотря на хвалёный динамизм и прагматичность Америки, неповоротлива, чтобы вдруг взять и удалить одну из своих деталей, которая более или менее успешно функционировала на протяжении 60 лет. Кроме того, ведутся, насколько мне известно, поиски некоего компромисса, паллиатива. Скажем, ТВ-вещание “Голоса Америки” переводится на интернет-рельсы - в этом формате его как будто удастся уберечь от закрытия.
- Очень интересно! Значит, настолько Америка забюрократилась... У нас же в ходу объяснение политическое - российская оппозиционная пресса прямо пишет о возврате к советским нормам и порядкам. А как Вы, с американской стороны, оцениваете нашу сегодняшнюю жизнь?
- У меня не выходят из головы строчки Булата Окуджавы, написанные им в Париже 12 июня 1997 года года за два до смерти :
Ребята, нас вновь обманули,
опять не туда завели.
Мы только всей грудью вздохнули,
да выдохнуть вновь не смогли.
Мы только всей грудью вздохнули
и по сердцу выбрали путь,
и спины едва разогнули,
да надо их снова согнуть...
Здесь всё сказано. Ещё задолго до Путина с его вертикалью власти и прочими прелестями Поэт почувствовал, что страна идёт “не туда”. В перестроечное время у многих из нас возникла надежда на необратимый отход от прошлого. Верить в это хотелось, но были и сомнения: а вдруг опять не получится, сорвётся, обернётся очередной оттепелью - и только? Так оно, к сожалению, и вышло.
- В России считали и доныне считают, что вас, эмигрантов первой диссидентской волны, встречали в Америке с распростёртыми объятиями как политических мучеников и предлагали должности на выбор. В то же время в советских литературных кругах распространялись слухи, что знаменитый поэт К. чуть ли не крыс в зоопарке или в каком-то институте кормит и тем самым добывает хлеб насущный. Как у Вас складывалась американская жизнь?
- Распростёртых объятий не было. Почти всем нам пришлось начинать с нуля. Особенно - гуманитариям. Но слухи о том, как мы бедствуем, были большим преувеличением. И ходили они не только “в кругах”, а вылезали на страницы газет. Про меня “Ленинградская правда” написала, что я работаю дворником в университетском общежитии. Что было на самом деле - скажу чуть позже. Со “знаменитым поэтом К.” (если я правильно угадал, то это мой хороший приятель Наум Коржавин) мы каждый год, двадцать лет подряд, встречались в Русской летней школе при Норвичском университете в живописном северном штате Вермонт. Живёт он скромно, но ничем подобным вроде кормления зверей в зоопарке не занимался. Хотя другой мой приятель, замечательный фаготист, оставшийся в Вашингтоне во время гастролей советского оркестра, первое время работал уборщиком в гостинице. Теперь он - профессор одного из крупнейших университетов США.
Я начинал примерно так же: разнорабочим на фабрике мужских зимних курток в Демойне, штат Айова. Правда, я уже знал, что с августа (1974 года) буду работать в Оберлинском колледже, штат Огайо, директором Русского дома. Меня туда, как оказалось, рекомендовала студентка колледжа, с которой мы подружились в Ленинграде во время её учебного семестра в ЛГУ. Мне позвонили с русской кафедры буквально через несколько дней после прилета в Демойн из Рима: “У нас неожиданно открылось скромное место директора общежития для студентов, изучающих русский язык. Хотите приехать на интервью?” - “Откуда вы обо мне узнали?!” - “От Беверли Маккой, нашей студентки”...
Оберлин был спасением - и для меня, и для моей жены Лиды, которую там быстро заметили как пианистку и взяли через год преподавателем в Оберлинскую консерваторию. На фабрику же я пошёл, чтобы подзаработать и купить машину: в маленьком американском городке без своего мотора не прожить. Платили мне по тогдашнему минимуму: 3 доллара 25 с половиной центов в час. Занимался я переработкой отходов стекловаты, которая идёт на подкладку. Бросал грязные куски ваты в оглушительно гремевшую машину. Работа тяжёлая, к тому же стояла жуткая жара, но я ухитрялся оставаться на сверхурочные и почти не делал перерывов, думал, что в Америке так работают все. В результате мои коллеги пожаловались начальству, что меня, наверно, подослала советская госбезопасность с целью навредить свободным американским профсоюзам в их борьбе за права рабочих. Оказалось, что я мог отдыхать не только во время ланча (30 минут), но делать небольшой coffee break (перерыв на кофе)!
Через месяц, заработав 500 долларов и купив огромный 8-цилиндровый Форд 1968 года, я посадил в него свою Лиду и покатил на восток. В Оберлине я директорствовал и преподавал 14 лет. А потом меня позвали на “Голос Америки”...
- Знаете, и в наших телефонных разговорах, и в переписке я ни разу не говорил, а сейчас скажу: Вы - удивительный человек...
- В каком это смысле??? Вы меня пугаете...
- ... У нас сейчас как только человек чуть-чуть оказался на виду - тут же выпускает книгу. О себе, любимом. Хотя, как правило, ничего собой не представляет. А Ваша жизнь - летопись того времени. Но мемуаров - нет. Встречаю в прессе Ваши заметки, статьи по тем или иным вопросам - неужели не пишете мемуары?
- Эти статьи и заметки, как правило, - о событиях, в которых участвовал, и о людях, которых знал. Так что они могут со временем (если оно у меня ещё есть) стать главками мемуарной книги. Решусь на неё, если наберётся достаточно интересного материала - я не убеждён, что всё, что я помню из своей жизни, может заинтересовать других.

Москва - Вирджиния
Фото Александра Смирнова