Дани Кричман, “русский” воин-десантник

Подпись к фото: Подполковник десантных войск Дани Кричман

(фото автора)

 

 

“Электростанцию строили вручную. Оборванец Митя Кричман таскал на своем горбу мешки с цементом, 50 килограммов каждый, копал мотыгой траншеи, толкал тележки с землей. Солнце печет беспощадно, тележка неподъемная, земля в ней тяжела, как жизнь. В Европе и Америке эту работу выполняют механизмы, а здесь приходится уродовать спину. Волдыри на ладонях лопаются, и когда моешь руки под краном холодной водой, тебя обжигает, будто это не вода, а спирт. Митя работал вручную и мечтал о механизмах. А еще он мечтал о евреях - детях торговцев и врачей, которые станут механиками, конструкторами, слесарями, инженерами, металлургами, сталеварами. Когда появятся у нас механизмы, к вечеру мы будем не так уставать и останутся силы на чтение, танцы, на любовь с Бертой. 

 

Кричман мечтал о заводе. “Дорогой папа, - написал он отцу в Москву в день своего 25-летия, - половина моей жизни уже прошла, а я еще ничего не успел сделать”. Спустя два месяца в кибуце Хацер Кинерет прочли ответ 50-летнего отца Мити: “Дорогой сын, твое письмо сильно меня расстроило. По твоим подсчетам, в этом году я умру”.

 

...Читаешь книгу “Домой” израильского писателя Асафа Инбари, и машина времени переносит тебя в Палестину 20-х годов. Первая алия... Киевляне, рижане, минчане Активистам подпольного движения “Шомер а-цаир в СССР” пришлось рисковать жизнью ради того чтобы реализовать дерзкую юношескую мечту - добраться до Эрец-Исраэль. Среди первопроходцев-поселенцев - Митя Кричман, сын зубного врача, переехавшего из Староконстантинова в Москву и лечившего “вождя мировой революции” Ленина. Отец Мити остался в  столице коммунистической империи и впоследствии был казнен. 24-летний сын кремлевского стоматолога, связанный с сионистами-подпольщиками, приехал в Палестину и начал работать в кибуце Хацер Кинерет в окрестностях Тверии, а затем на строительстве гидроэлектростанции в Наараим, что в Иорданской долине. 

 

Там, на севере, Митя познакомился с репатрианткой из Польши Бертой Ярмоловской. Никакой свадьбы не было. В будний день сразу три пары еврейских “коммунаров” явились к местному раввину, чтобы тот на скорую руку (невесты на седьмом месяце беременности!) признал их мужьями и женами. Обошлись не только без хупы и ктубы, но даже без приличествующих событию песен и танцев. Однако прочности семейных уз спартанская “церемония” нисколько не помешала: у Кричманов родились трое детей - две дочери и сын, которого назвали Даниэлем.

 

Биографическая справка

Даниэль Кричман родился в 1937 году в кибуце Афиким (Иорданская долина), с 1961 года живет в мошаве Бейт-Халеви. После школы окончил курсы координаторов хозяйства. Служил в десантных частях ЦАХАЛа, участвовал во всех войнах и антитеррористических операциях 50-80-х, начиная с операции “Кадеш” и заканчивая Первой ливанской. В начале 70-х работал координатором хозяйства в Движении мошавов на Голанских высотах. С 1990-го по 1992 год был помощником министра сельского хозяйства Рафаэля Эйтана (Рафуля). Активно продвигал в отрасли реформу, направленную на приватизацию хозяйств.

 

В 1996 году Дани Кричмана назначили генеральным директором министерства сельского хозяйства. На этом посту оказал неоценимую помощь кибуцам и мошавам в погашении их долгов государству. Боролся с самостроем. В апреле 1999 года Кричман объявил об отставке с поста гендиректора министерства, после чего был приглашен на должность кризисного директора в кибуц Айелет а-Шахар. Под его руководством всего за 4 года кибуц погасил все свои долги, составлявшие 62 миллиона шекелей.

 

С 2010 года Дани Кричман занимает пост председателя Поселенческого отдела Всемирной сионистской организации (ВСО), ответственного за планирование и строительство в Иудее, Самарии, Негеве, Галилее и на Голанах новых поселков сельскохозяйственного типа и расширение уже существующих. 

 

Его жена Рути - дочь одного из основателей мошава Бейт-Халеви. У Кричманов трое детей (сын и две дочери) и семеро внуков.

 

***

Дани Кричман вспоминает прошлое то с болью, то со светлой и пронзительной ностальгией. 

 

- Отец мой был человеком прагматичным, но в то же время богемным, - говорит он. - Если требовалось куда-то поехать, он подсаживался в кабину к водителю грузовичка, который развозил молоко, и добирался до нужного места. Три-четыре дня в неделю папа проводил в Тель-Авиве: бегал в банк, в “Машбир”, ходил по инстанциям... Там он сдружился с Симой Мескин (женой Аарона Мескина, актера “Габимы”. - Прим. автора), Ханой Рубин, Натаном Альтерманом, Авраамом Шлонским... Самой близкой его подругой была поэтесса Лея Гольдберг...  

 

В 40-50-е местные литераторы, актеры и другие люди искусства едва сводили концы с концами. Дани не раз слышал от родных, что в критических ситуациях его отец мог вынуть из кармана кибуцную чековую книжку и выписать чек кому-то из друзей, попавших в беду (пройдет еще немало лет, пока тель-авивские таланты добьются признания, их имена войдут в хрестоматии, а кое-кто будет удостоен Государственной премии Израиля). 

 

- Чтобы сделать пожертвование, требовалось, согласно уставу кибуца, созвать общее собрание и на нем принять решение, - говорит Дани. - Но отец был человеком особого склада. Он говорил: “Если я считаю какой-то поступок жизненно важным, то непременно его совершу, несмотря ни на что”. 

 

“Колхозник”-предприниматель 

Митя Кричман, между тем, был нетипичным кибуцником: он никому ничего не был должен. Ведь только за счет его смекалки кибуц Афиким, куда молодая семья перебралась из Хацер Кинерет, превратился в одно из самых процветающих в стране хозяйств. Беспрецедентный для довоенной Палестины скачок был совершен благодаря тому, что Митя открыл в столярной мастерской небольшой заводик по производству деревянных ящиков - тары, необходимой для упаковки фруктов и овощей. 

 

- Отец с юности любил и умел работать с деревом, - рассказывает Дани. - Однажды в субботу (дело было в 30-е годы) приехал в Афиким британский офицер, отвечавший за снабжение дислоцированных в пустыне воинских подразделений. Послушать гостя собрался весь кибуц – порядка 30 человек. Среди прочего, англичанин рассказал, что солярку для танков доставляют по железной дороге в 20-литровых канистрах. Пока такая емкость дойдет до места назначения, 80% горючего выливается: между рельсами зазоры, и вагоны товарняков подбрасывает на стыках. 

 

Побеседовав с офицером, кибуцники пошли спать. На рассвете англичанина разбудил Митя Кричман. “Я пришел с рационализаторским предложением, - сказал он. - Дабы не транжирить драгоценное топливо, следует поместить каждую канистру в специально сделанный для нее деревянный футляр”. И, чтобы не быть голословным, на скорую руку смастерил и притащил офицеру два таких футляра. Тот взял их и уехал. А спустя две недели позвонил в кибуц и попросил сделать тысячу амортизаторов для канистр. Заказанную партию произвели и тут же отгрузили. После чего британцы пригласили Митю Кричмана на совещание в Египет. 

 

- С того совещания папа вернулся с заказом на производство миллиона деревянных футляров, - продолжает Дани, - однако смастерить такое количество вручную не представлялось возможным. А незадолго до того отец вычитал в газете, что машины, осуществляющие подобные операции, производятся в Германии. Кибуцники на общем собрании дали отцу разрешение съездить за границу и закупить оборудование.

 

- Позднее, тоже в газете, папа прочел, что в США можно по дешевке приобрести оборудование для производства фанеры, - вспоминает Дани Кричман, - и решил отправиться в Америку. Секретариат кибуца денег на поездку не дал, но кто-то из друзей отцу одолжил несколько сот долларов, и он купил билет на пароход. В Филадельфии нашел поставщика, изъявившего готовность заключить с палестинским кибуцем сделку. Но чтобы заплатить за оборудование для завода по выпуску фанеры, требовались бешеные, по тем временам, деньги - сто или двести тысяч долларов. А где их взять? Отец не растерялся. “Считай, что договор мы подписали, - сказал он владельцу завода. – Я еду в Нью-Йорк, найду там нужные на оплату механизмов деньги”. 

 

В Нью-Йорке Митя Кричман встретился с Бен-Гурионом. Тот приехал в Штаты по совершенно иному делу - закупить для еврейского ишува Палестины оружие на случай войны.

 

- Папа сказал Бен-Гуриону: “Мне нужны деньги - сто тысяч долларов”. Тот: “На что?” - “Я покупаю завод”. – “Зачем тебе завод?” - “Чтобы обеспечить работой трудящихся Тверии”, - ответил отец. Это произвело на Бен-Гуриона огромное впечатление, и он передал для кибуца ссуду в 200 тысяч долларов.

 

Вернувшись домой, Митя Кричман собрал товарищей и сообщил: через две недели прибудет пароход с технологическим оборудованием, которое требуется для открытия завода по производству фанеры.  

 

- Сначала кибуцники хотели исключить отца из Афиким за самоуправство, - рассказывает Дани. - Однако, немного поразмыслив, “колхоз” пошел на компромисс: отца с семьей оставят в Афиким, но денег Бен-Гуриону не вернут. “Ни при каких обстоятельствах!” - воскликнул разгневанный отец, взял маму и старшую сестру и уселся с ними у ворот кибуца. Так они просидели четыре дня. Кибуцники смягчились и впустили “мятежников” обратно. После этого Афиким, благодаря основанному отцом предприятию, процветал еще лет 40-50.

 

Независимость: предвестник войны

В день провозглашения государства Митя Кричман взял с собой сына в Тель-Авив: “Посмотрим на всенародное ликование”.

- И каким оно вам запомнилось?

 

- На Алленби собралась огромная толпа, тысяч пятьдесят или больше, - говорит Дани. – На улице вывесили громкоговорители - шла прямая трансляция с заседания Генеральной Ассамблеи ООН. И когда началось голосование, вся толпа повторяла вслед за представителями стран, проголосовавшими за или против создания Еврейского государства: “yes” - “no”, “yes” - “no”...

 

Перевесило “yes”.

Дани, которому незадолго до этого дня исполнилось 11 лет, не совсем понимал, отчего огромная толпа, затаив дыхание, вслушивается в доносящиеся из динамиков речи и подсчитывает какие-то голоса. Что же касается памяти о том историческом для Израиля дне, ее Кричман пронес через всю свою жизнь, правда, по причине, нисколько не связанной с массовыми гуляниями по случаю провозглашения Еврейского государства...

 

Переночевали Кричманы на квартире, которую кибуц арендовал в Тель-Авиве. На другое утро Митя посадил сына в автобус и отправил домой, а сам побежал в городе по делам.  

 

- В Иорданской долине у одного из мостов арабы устроили засаду и обстреляли автобус, в котором я ехал, - вспоминает Дани Кричман. - Я был ранен одной из выпущенных ими пуль. Автобус довез пассажиров до кибуца. Я в крови. Мама схватила меня и повезла в Тверию, в Шотландскую больницу. Так на другой день после голосования в ООН арабы Палестины развязали войну против молодого Еврейского Государства. 

 

Но если первую из войн Израиля и первое свое ранение Дани пережил ребенком, то в 1956 году он, молодой воин-десантник, получил вместе с боевыми товарищами Знак отличия за действия в тылу врага в ходе операции “Кадеш” на Синае.

 

В июне 1967 года, будучи уже опытным воином-резервистом, Дани снова вернулся на Синай. Сражался он под командованием Рафаэля Эйтана (Рафуля) в районе Рафиаха. Оттуда 890-й батальон десантников перебросили в Иерусалим, но было поздно: Храмовая гора (процитируем Моту Гура) была уже в наших руках, и спецназу отдали приказ отбить у сирийцев южную часть Голанских высот.

 

- Мы вытеснили сирийские подразделения с первой стратегически важной высоты, после чего захватили Эль-Хаму, - рассказывает Дани. - Мы предполагали, что на подступах к Голанам будет жарко, но когда прибыли на место и стали продвигаться, удостоверились: сирийцы бежали со своих позиций, не дожидаясь, пока мы их разгромим. 

Самые кровопролитные бои 890-й батальон десантников, в котором служил Кричман, вел в Войну Судного дня. 

 

Вызываем огонь на себя

- В первые дни войны мы с резервистами-десантниками по старой памяти бросились на Голаны, - рассказывает Дани Кричман. - В перерыве между двумя боями нашли Рафуля и сказали: “Мы - лучший из батальонов твоей дивизии, возьми нас с собой”. Рафуль спросил: “Чем вы располагаете, каким транспортом?” Мы ответили: “Джипами”. Рафуль помрачнел: “Даже не приближайтесь к этому месту, на джипах вас сожгут за пять минут”. Мы обратились к командиру Северного округа - никакой реакции. Тогда я позвонил Арику Шарону. Он к тому моменту уже командовал боями на Синае. “Езжайте в Лод, там ждут самолеты, которые доставят вас прямо сюда”, - сказал Шарон.

 

В Лоде (аэропорт имени Бен-Гуриона) десантникам действительно дали два самолета. 

 

- Они доставили нас в Репидим, - рассказывает Дани Кричман. - Однако и там выяснилось, что подразделение, располагающее одними только джипами, небоеспособно. Арик Шарон тем временем нашел на Синае один-единственный батальон солдат срочной службы, располагавший полугусеничными дизелями (не имевшими ни крыши, ни бронированного днища. - Прим. автора). Он снял с дизелей молодых неопытных бойцов и передал машины в наше распоряжение. На них мы и вошли в то трижды проклятое место. 

 

В ночь с 15 на 16 октября 1973 года десантникам-резервистам отдали приказ прорвать на Синае стык между 2-й и 3-й египетскими армиями и форсировать Суэцкий канал в районе т.н. Китайской фермы. 

 

- Командовал нами Натан Шунари, - рассказывает Дани. - Нас около пятидесяти человек, а полугусеничных дизелей всего шесть, так что присесть в кузове было невозможно, и приходилось стоять, вытянувшись навытяжку, как на параде в День независимости. Мы вторглись в самую гущу египетских воинских подразделений и вызвали на себя ураганный огонь... Впоследствии Арика Шарона обвинили в том, что он послал наш батальон в бой, не располагая разведданными относительно сил противника в районе Китайской фермы. В то же гиблое место он бросил подразделение Ицика Мордехая. И пока нас обстреливали со всех сторон из всех видов имевшегося у египтян оружия, другим бойцам под нашим прикрытием удалось развернуть понтонный мост, необходимый для переправки танков на противоположный берег Суэцкого канала. То был жуткий бой. Наш батальон потерял ровно половину боевого состава...

 

Пауза... Нет у Дани Кричмана слов, чтобы описать ту боль, которую испытывает солдат, когда на его глазах бьется в агонии, истекая кровью, ближайший друг, а ты не в силах его спасти - тащить раненого некуда, ты в глубочайшем тылу врага. 

Похоже, Шарон тоже был шокирован чудовищными потерями, которые понесли десантники.

 

- Арик сказал: 890-й батальон пережил травму, нужно дать ему отдохнуть, - вспоминает Дани Кричман. – И мы отдохнули. Один день. А назавтра нам отдали приказ пересечь Суэцкий канал и захватить Атаку - аналог Хермона на Синае, с вершины этой горы просматривается Каир... Ночью, когда мы форсировали Суэцкий канал, мне в руку угодила пуля...

Но что значит такое ранение на фоне гибели дорогих для тебя людей! 

 

Демобилизовался Дани Кричман в чине подполковника, но до расставания с ЦАХАЛом ему пришлось еще немало повоевать. Самый тяжелый бой во время Первой Ливанской войны батальон десантников принял в восточной оконечности Южного Ливана.

 

- Там исчезло подразделение наших танкистов, - вспоминает Дани, - и нам отдали приказ их найти, так как опасались, что они попали в плен. Танкистов мы разыскали, но попотеть пришлось изрядно. А когда наше командование решило поймать Арафата (за день до резни в лагерях беженцев Сабра и Шатила), 890-й батальон вошел в Бейрут. Встретили нас относительно сдержанно. Самую большую опасность в Ливане представляли не крупные города, а небольшие деревни: многие дома были буквально начинены оружием и взрывчаткой. Террористы выдавали себя за мирных жителей, и обнаружить их было крайне сложно. Нашей роте пришлось принять в одной такой деревне тяжелейший бой. 

- Как по-вашему, изменилось ли что-либо в Израиле с тех пор?

 

- Еще как! Полностью изменилась вся оборонная концепция. Половину своей армейской службы я занимался акциями отмщения - зачисткой зданий бывших британских полицейских участков, расположенных на всей протяженности границы с Иорданией, в Бейт-Лехеме, Газе, Хан-Юнисе, Хевроне и многих других населенных пунктах. В нашу задачу входила мгновенная жесткая реакция на террористические вылазки и диверсии... 

 

- ...а сегодня чуть не половина молодых людей в “государстве Тель-Авив” делает все возможное, чтобы уклониться от призыва в ЦАХАЛ. Нормально ли это с вашей точки зрения?

 

- Не знаю, я над этим не задумывался. Зато знаю другое: два моих старших внука (они близнецы) могли призваться в самый безопасный род войск и стать “джобниками”, если бы я оказал им минимальное содействие, - говорит Дани Кричман. - Но просить о содействии внуки не стали. В результате сейчас один из них служит в спецназе генштаба (легендарная “саерет маткаль”. - Прим. автора), а другой - в спецназе военно-морских сил (элитная “шаетет-13”. - Прим. автора). И хотя Рути, моя жена, от тревоги за них мучается по ночам бессонницей, оба внука радуются не столько коротким побывкам и встречам с родными, сколько окончанию отпуска и возвращению в свои воинские подразделения. 

 

- Это естественно: ваши внуки выросли в не совсем типичной, мягко говоря, семье...

 

- Но я хочу сказать нечто иное. Таких молодых людей, как мои внуки, сегодня много! И если 40 процентов жителей “государства Тель-Авив” уклоняются от службы в армии, никакой тревоги у меня это не вызывает. Кстати, в Войну Судного дня кое-кто из резервистов тоже не явился на призывные пункты: одни от страха, другие из принципа, как пацифисты. Впрочем, во все времена победы обеспечивали те 30-40 процентов солдат и офицеров, которые служат в боевых частях. Вся тяжесть сражений обычно ложится на плечи меньшинства. Оно приносит ЦАХАЛу победы в тупиковых, казалось бы, ситуациях. Я не испытываю никакого пессимизма в связи с возросшим процентом уклонистов. Служить в армии по-прежнему рвутся самые лучшие, сильные духом, бесстрашные. Они и повергнут любого врага во всех будущих войнах. 

 “Новости недели”