Поколение джихада

Несмотря на то, что до полного окончания «восстания французских предместий» еще далеко, выводы из этих событий следует делать уже сейчас. Массовые беспорядки, вспыхнувшие в пяти странах Старой Европы, - Франции, Бельгии, Дании, ФРГ и Австрии – показывают, что потенциал ненависти, накопленный в десятках «европейских Гарлемов», готов сдетонировать в любую секунду и по любому поводу – или даже без такового вообще. В самом ли деле причиной недовольства молодых иммигрантов является отсутствие помощи в интеграции и безработица, как это утверждают европейские «левые»?
57-летний Клод Дилэн – член Социалистической партии Франции, вице-президент Французского союза городов. Вот уже 10 лет он является мэром парижского предместья Клиши-су-Буа. С социальной точки зрения, он превратил свой городок, где абсолютное большинство из 28 тыс. жителей составляют иммигранты из стран Ближнего Востока и Северной Африки, в настоящий оазис интеграции: на деньги мэрии была построена и действует бесплатная футбольная школа, мсье Дилэн пригласил представителей «неформальных молодежных объединений» (так политкорректно до сих пор официальные лица называли подростковые банды) к постоянному диалогу с администрацией, городская исполнительная власть оплачивает более двух десятков языковых курсов для вновь прибывших. Если ильф-и-петровский уездный город Н для постороннего наблюдателя состоял из сплошных парикмахерских и бюро похоронных процессий, то дилэновский Клиши, похоже, переполнен социальными учреждениями: школы, центры матери и ребенка, бюро по трудоустройству и даже бесплатный колледж – здание дивной красоты, словно выросшее из планов победителя конкурса архитекторов. В городской библиотеке три недели назад стартовал конкурс сочинений под девизом «Мы – иностранцы, нам нравится Франция!». Попросту говоря, Клод Дилэн сделал все верно. Помогло?
Французские СМИ прозвали Клиши «Рамалла-су-Буа», а иностранные – «французским сектором Газа». Именно здесь берут свое начало погромы, распространившиеся по всей Франции, а потом – по всей Европе. Именно отсюда мир облетели телекадры – горящие автомобили, разоренные супермаркеты, толпы подростков в кроссовках и капюшонах, забрасывающие камнями кареты «скорой помощи» и не подпускающие пожарных к пылающим зданиям. Спикер профсоюза полицейских чуть ли не истерично день за днем требует вмешательства французской армии – резиновыми пулями и водометами бандитов уже не усмирить, в ответ они не столько швыряют камни, сколько стреляют и бросают «Молотов-коктейли», после чего прячутся за огромной бетонной стеной, разрисованной веселыми граффити: это произведение искусства – также проект мэрии, лично курируемый Клодом Дилэном...
Что-то не сработало во французской концепции «мягкой интеграции». Образование бесполезно – ведь с его получением работы все равно не найти. А чрезвычайное положение, введенное правительством, – это мера радикальная, она устраняет последствия болезни, а не ее причины, словно хирург, удаливший раковую опухоль лишь тогда, когда метастазы разошлись слишком далеко. Собственно, когда французский министр внутренних дел Николя Саркози, в которого швырнули камнем, всердцах обозвал бунтующих подростков «мусором» (стоит напомнить, что в старину у этого термина был иной синоним - «сволочь»), который он намерен «вычистить пылесосом», - это стало для погромщиков долгожданным поводом. Как же – нас обидели! Мы не грабим, мы мстим за оскорбление! А раз уж мстить приходится французскому министру – то и саму месть можно распространить на всю Францию, а главное – на всех французов, без исключения. Есть комендантский час или нет – каждую ночь банды 16-17-летних подростков движутся по улицам городов, поджигая все на своем пути. Дикое количество сожженных автомобилей – это не особая ненависть хулиганья к индивидуальным средствам передвижения. Просто машины громче взрываются, словно фейерверк на Новый год. «Мы поджигаем только машины белых», - заявил один из бандитов, словно это оправдывает поджоги. Да и потом – на автомобилях же не написано, кому они принадлежат...
Французский президент Жак Ширак долгое время не хотел вмешиваться в происходящие события. Словно Сталин, выступивший со своим знаменитым «Братья и сестры» лишь на десятый день после нападения Германии на СССР, Ширак обратился к народу только через неделю после начала беспорядков. Его речь была банальна и маловразумительна – президент кратко подчеркнул, что «закон должен восторжествовать», и свернул выступление. Премьер-министр де Вильпен пообещал социальные инициативы – однако, как видно, и ему рассказали, как прилежно трудился на социальной ниве несчастный мэр Клиши и что из этого вышло. И тогда было введено чрезвычайное положение. Отныне как мэру Дилэну, так и высшим функционерам страны становится ясно, что «интеграция а-ля франсез», которой так гордились французы и которая со времен Великой Революции автоматически уравнивала в правах любого эмигранта с гражданами Французской Республики, провалилась.
Вслед за голландцами и англичанами, французы оказались на развалинах любимого мульти-культи. Против них, по ту сторону баррикад, оказались дети и внуки иммигрантов из стран Магриба и Черной Африки. Отправившись на школьные каникулы и отпраздновав конец Рамадана, они жгут и разбивают все, что попадется им на глаза. Их девиз – бунт против всего, что хоть отдаленно связано с государством – от министра до «streetworker’a», от полицейского до почтальона. До них уже не докричаться – ни родителям, ни учителям, не говоря об официальных учреждениях.
Социальные «линии разлома» в общественной жизни многих стран Европы пролегают сегодня вдоль этнических и религиозных «окопов», которые одновременно являются и культурными. Великий идеал Французской Революции – нация как сообщество равных в правах и обязанностях граждан, независимо от вероисповедания и места рождения – уступил чреватому взрывами «мирному сосуществованию» закрытых анклавов, отчаянно цепляющихся за самоидентификацию и желающих жить по собственным, автономным правилам. Официально Франция всегда критиковала мультикультурализм, однако теперь, попустительством целого общества взрастив его у себя дома, вынуждена бороться с его последствиями. В этом контексте превращается в иллюзию еще одна «священная корова» республиканского самосознания – принцип лаицизма, отделения церкви от государства. Конечно, «интифада предместий» не вдохновляется апологетами джихада, однако ислам является неотъемлемой ее частью, частью свода правил и законов одного из сложившихся в стране этнорелигиозных сообществ, желающих закапсулироваться от остальных и следовать собственным правилам. Ислам усиливает ощущение общности иммигрантской молодежи, дает им видимость легитимности и проводит четкую границу между ними и всеми другими, в данном случае – французами.
В Клиши-су-Буа между полицией и погромщиками в один прекрасный день вдруг выросли самозванные миротворцы – бородатые, взрослые муллы в тюрбанах, во весь голос призывающие к миру и спокойствию во имя Аллаха. «Аллагу акбар!» - возвестили они. «Аллагу акбар!» - откликнулось тысячеголосое эхо из квартир обшарпанных многоэтажек и подворотен не менее обшарпанных старых домов, заставив похолодеть телезрителей. Полицейские считают, что в данный момент наблюдается попытка создания в «проблемных» кварталах своего рода первых ячеек «исламской народной милиции», которая хотела бы взяться за установление порядка в этих анклавах. Это может стать еще одним шагом к полной изоляции таких зон от остальной Франции, к «сегрегации снизу». Появись в Клиши такая организация – и мэр Дилэн может считать свой пост лишенным всяческого смысла – государственная власть станет здесь пустым звуком.
Социальные программы, интеграционные центры и НИИ социальных проблем существуют во Франции вот уже 25 лет. И столько же лет в предместьях больших городов горят мусорные контейнеры и автомобили – иногда в Париже и Лионе, иногда – в Марселе и Страсбурге. К этому все почти привыкли и не заметили, что преступления эти множатся лавинообразно. С января 2005 года, до начала массовых беспорядков, французская полиция зарегистрировала 70 тыс. случаев поджогов, вандализма, бандитских нападений. За время погромов сгорело около 5 тыс. автомобилей. А до этого - 28 тыс. машин, причем большинство их принадлежали людям не особо богатым, попросту бедным. И точно так же большинство жертв нападений и поджогов были французами – не в смысле «алжирский (марокканский, ливанский) француз», а в смысле – «французский француз», как приходится выражаться задавленным политкорректностью гражданам Республики Свободы, Равенства и Братства. Так что американский журнал «Time» имеет достаточно оснований заявлять, что в странах Западной Европы выросло и бунтует «поколение джихада». Только этот джихад – не политический, а бытовой, социальный.
И еще одна цифра в заключение. С момента гибели голландского режиссера Тео ван Гога в Нидерландах было зарегистрировано 106 случаев «актов мести», среди них – поджог исламской школы Бедир в небольшом городке Уден. Нацистские движения в послевоенной Голландии никогда не были особо сильны, однако теперь силовые структуры королевства с тревогой отмечают приток членов в неонацистские организации. Та же тенденция отмечается в Великобритaании после лондонских взрывов и столкновений в Бирмингеме. Можно спрогнозировать подобную же тенденцию и во Франции. Если демократические системы стран Евросоюза сейчас не перестроятся, не найдут новую философию сосуществования взамен провалившейся «мульти-культи», - другого шанса может и не быть. И тогда «поколение джихада» вырастет как минимум вдвое – и что с того, что одна часть боевиков, «исламская», начнет драться с другой, «белой»? Результат все равно окажется печальным.