Незнакомый Ван Гог

Это действительно сделано для
тебя... Конечно, рисунок должен иметь художественную ценность, но найдет ли в нем человек с улицы
хоть что-нибудь для себя?
Из письма
Винсента Ван Гога к брату Тео

Художнику – настоящему – всегда свойственно сомневаться в ценности своих творений. Усомниться в собственной гениальности не может только бездарь. А вот великому Ван Гогу я, человек с улицы, потрясенно идущий из зала в зал вдоль стен, увешанных его шедеврами, могу сказать? Нет, бросить в далекую синеву слова: «Ценность каждого рисунка неизмерима, и во многих нахожу я для себя ответы на те сложные, путанные вопросы, которые казались неразрешимыми».[!]
Выставка рисунков Ван Гога в нью-йоркском Художественном музее Метрополитен может быть охарактеризована практически одним словом - она уникальна. И уникальность ее в том, что впервые в одном музее собраны 119 графических работ замечательного в своей талантливости и самобытности художника из галерей, музеев и частных собраний по обе стороны Атлантики. Но и в том еще, что эта, волей ее устроителей в едином выставочном пространстве представленная экспозиция как-то по-новому высветила, проявила гигантский своеобычный талант мастера, показала нам, как мы самонадеянно полагали, Ван Гога знавшим, как-то по-новому, по-особому и, опять же по-новому, открыла всю глубинность его одаренности и художнического видения.
Кое-кто пожимал плечами: «Зачем мне всякие эскизы да наброски, если я знаком с живописными полотнами?» Это заблуждение. «Рисунок, - утверждал гениальный Микеланджело - источник и душа всех видов живописи». Он бывает наброском, «пристрелкой» к выбору композиционного решения, эскизом, часто одним из многих, к задуманной картине (или скульптуре, так Микеланджело, Канова, Гудон, Антокольский были отличными рисовальщиками), но рисунок может быть и самостоятельным и очень значительным произведением. Именно такие рисунки Винсента Ван Гога и выставлены сейчас в музее Метрополитен. И я не оговорилась и нисколько не преувеличила, назвав их шедеврами, т.е. образцами художественного мастерства.
Мастерства? У самоучки? Да, самоучки, каким и был Ван Гог, великий художник, всю жизнь учившийся у искусства и его мастеров, у природы, у человека, у жизни... И просто у себя, своего воображения, своего представления об окружающем и окружающих. У своего больного «я», умеющего видеть невидимое, постигать непостижимое, страдать, мучиться и мучить.
Какая глубина, какое сострадание в портрете девочки, взлохмаченной, дерзкой, неухоженной дочки проститутки, обыкновенной дешевой шлюхи, чей промысел помогал семье выжить. Неужто и похожей на загнанного зверька девчушке уготовлена такая же участь? Как же нарисовал ее художник, друживший с обездоленной этой семьей!
Двор столярной мастерской и отгороженный закуток, где ютится семья работяги. Жалкое бельишко на веревке. Беспросветная бедность. Зарисовка? Нет, грустная, щемящая повесть. Мел, графит и акварель, соединившись, родили ее.
«Скорбящая женщина». Мой портрет? Моя скорбь? Мои слезы? Моя безнадежность? Господи, как он смог это увидеть? Вот когда, возле этого безусловного графического шедевра, я поняла, что Ван Гога, оказывается, не знала.
«Старик из богадельни в Гааге». Я слышала, как застонал пожилой мужчина, вглядываясь в этот рисунок. «Это в его жизни самая тяжкая работа, а не отдохновение», - записал художник. Он остро чувствовал, что переживает старый, всеми брошенный бедняк. Там же, в богадельне, сделан еще один выполненный литографическим карандашом рисунок: жизнь кончилась, осталось серое доживание. И вот ведь что удивительно: делал эти зарисовки совсем молодой, границу тридцатилетия не перешагнувший человек. Кстати, для престижного английского журнала “Графика”. Стало быть, уже давно был признан и оценен как профессионал.
Он был превосходным пейзажистом, тонко чувствующим и всегда одушевляющим, очеловечивающим каждый ландшафт. «Ветряные мельницы» - гордые, важные, благополучные. Те, с кем боролся Дон Кихот да и все донкихотствующие. Или – мельницы с ними, перемалывая людские судьбы? «Зимний сад» - угрюмый и поэтический... Безлистые деревья с ветвями, обратившимися паутиной, разлитая грусть и беспокойство, столь свойственное творчеству Ван Гога. Он очень любил эти старые усадьбы, напоминающие ему отцовскую.
Отец его был сельским пастором, и деревенское детство очень рано пробудило в Винсенте любовь к природе и неподдельный интерес к жизни и труду крестьян. Зарисовки с натуры, сделанные десятилетним мальчишкой, уже извещали мир о появлении талантливого художника. Рисует он с детства, но очень глубокое его увлечение, скорее даже внутренняя потребность, способ самовыражения, очень долго не становится главенствующим в его полной метаний жизни.
Сначала он работает в дилерской фирме в Гааге, и поскольку в обязанности его входит продажа картин, Ван Гог знакомится с работами крупнейших, английских главным образом, живописцев, потому что хозяева часто посылают его в Лондон. Увы, продержался он в фирме всего два года, был резок, неуживчив, оттого и милую сердцу эту должность потерял. Недолгое учительство, потом книжный магазин, короткая передышка дома, и движимый почти навязчивой идеей самопожертвования и помощи угнетенным и бедным он, по примеру отца, обращается к богословию и двадцатипятилетним поступает на теологический факультет амстердамского университета, но мучимый сомнениями и угрызениями совести, бросает и его, становится проповедником в шахтерском поселке. Поняв бесполезность проповеди, старается помочь беднякам делом: раздает свое небольшое состояние, даже свою одежду, во время эпидемии тифа не отходит от заболевших своих прихожан.
Его отчаяние растет, становится явным душевный недуг молодого проповедника, и его лишают места. Единственным человеком, сочувствующим и помогавшим ему, был младший брат Тео, ставший успешным торговцем произведениями искусства, искренне любивший Винсента. Наверно, один во всем мире. Переписка братьев, многократно публиковавшаяся, представлена на выставке в подлинниках.
Лишь в 1880 году, в 27 лет, Ван Гог принимает решение стать художником, даже пытается учиться живописи сначала в Брюсселе, потом с Гааге, в мастерской дальнего родича Антона Мацве, к удивлению которого, племянник, никогда прежде не державший в руках кисти, очень быстро овладел ремеслом, а первые картины его, выполненные масляными красками, сразу показали неординарность, некую особость личности молодого художника. К тому же он приобщился духовно к социальному реализму (не спутайте, не дай бог, с социалистическим) Рембрандта, Милле, Домье и уверовал в свое предназначение. Так начался первый, названный «голландским», период короткой его творческой биографии.
Период этот был связан с маленьким то ли городком, то ли поселком Нуэнен, где бедно и трудно жили крестьянствующие рабочие – прядильщики, ткачи, красильщики... Не идеализируя их, без всякой сентиментальности, сознательно прибегая к гротеску и заострению формы, живописует ( в рисунке!) Ван Гог их убогий быт, их изнуренность, жилистые руки, корявые лица, полные отчаяния и безнадежности глаза. Мы видим эти потрясающие, один за одним следующие рисунки, и нам дано проследить, как рождаются гениальные – по замыслу, по идейной наполненности, по скрытой, но одновременно кипящей эмоциональности, по выразительности и по исполнению – великие картины «Ткач за станком», «Едоки картофеля», «Башня Нуэнен», «Рубщик», «Человек с мотыгой» с его невероятной динамикой. Мрачный колорит, подчеркнутая некрасивость лиц и фигур, нищета... И ни искорки надежды.
Необычайно плодотворные творчески, два нуэненских года были несчастливыми для художника: болезнь матери, смерть отца, разрыв с возлюбленной... Мечты о счастье человечества да и о собственном счастье оказались неосуществимыми. И художник покидает Нуэнен.
Недолгое пребывание в Антверпене подарило ему радость знакомства с Рубенсом, Йордансом, Ван-Дейком, но, сложив впечатления в свою копилку художника, Ван Гог отправляется во Францию. Париж! Разве может он не поразить, не оглушить, а уж особенно такого впечатлительного, нервного, с тонкой душевной организацией человека, каким был Винсент. Как к животворному источнику, припал он к сокровищам Лувра, но и знакомство с самыми выдающимися художниками-парижанами Гогеном, Тулуз-Лотреком, Сера, Синьяком было очень для него важно. Он искал не только единомыслия, но и дружбы, а дружить не умел, и это была его трагедия.
Наиболее близки ему оказались работы импрессионистов, хотя художественная манера самого Ван Гога строилась не на фиксации зрительных, в частности, цветовых и световых мгновенных впечатлений, а на поисках экспрессивной формы, вызывающей эмоциональное напряжение, созвучной тому, что происходит в окружающей действительности. Это был его собственный стиль, его почерк, его манера. Тогда же увлекся Ван Гог японской гравюрой с её лаконичностью и поэтикой. Мы видим эти гравюры на рисунках художника как фон для его портретов и натюрмортов.
Он не был доволен собой, постоянно копался в себе (а это занятие болезненное), изучал себя: вот они – сначала наброски, потом углубленно психологичные эскизы к автопортрету, тому самому, знаменитому, в соломенной шляпе... Каждый из них – законченное произведение, каждый – шедевр и каждый - образец самопознания. А еще в каждом – вся мера отчаяния, какой-то тотальной несчастливости художника, его человеческая суть. Вот и, рисуя обнаженных мужчину и женщину, являл не красоту нагого тела, а обнажал их душу. И постоянно думал о своих родных местах, рисовал их куда чаще, чем парижские пригороды. Какие пейзажи и какое мастерство!
Из осточертевшего чужого Парижа – на юг, в Арль, к солнцу! Он учится радоваться вместе с Арлем, знойным, ярким: «Дорога в Тараскон» с шагающим (бодро!) человеком – скорость, динамичность, энергия... Вид Арля позади поля с роскошными ирисами... «Наконец-то я увидел Средиземноморье!» Но очень быстро он возвращается к себе, и в рисунках – радостное убожество, залитая солнцем бедность. Улица где-то внизу и островерхие черепичные крыши, под которыми прячется жизнь. Разная. Как эти крыши – рыжие, синие, красные...
Знаменитое полотно Ван Гога «Урожай в Провансе» – мы видим, в каких муках рождался шедевр: бесконечная череда рисованных (тончайше!) пейзажей. Титанический труд. Сангина, потом – уже в красках, большой полнокровный рисунок и, наконец, дивное живописное полотно. Такой же путь и к гениальной картине «Пшеничное поле на фоне Арля», эмоциональной необычайно. В письме к Русселю Винсент рассказывал: «Большое поле было фиолетовым, а небо и солнце ярко-желтыми. Это была сложная натура для толкования». В этих строчках художник приоткрывает завесу над тайной необычайной притягательности своей живописи: не просто написать, нарисовать, пусть даже мастерски, пейзаж, но по-своему трактовать натуру, вложив частицу души, сердца, своего особого видения.
Много марин, тоже особых, от Ван Гога. Рыбацкие парусники на море – солнце и труд. Рисованный, выписанный, лаконичный, но подробный рассказ. И как эпилог к нему – потрескавшаяся лодчонка со снятыми парусами на раскаленной гальке. Отплавалась.
И феномен Ван Гога – рисунки после живописи. Самопроверка? Неудовлетворенность сделанным? Снова поиск? Вечный поиск, вечные сомнения, вечное самоистязание... Он очень любил подсолнухи. Как символ солнца. Часто и много писал их. И в рисунках непостижимым образом ощущаются цвет и взятая у солнца энергия. В людях тоже ценил энергетику их внутреннего «я», к моделям своим относился придирчиво. Угодить ему было трудно. Ему важна была личность, к тому же местный южный типаж. Однако оставил несколько дюжин интереснейших импровизированных портретов и портретов-шедевров, над которыми долго и упорно работал. «Почтальон Рулен», «Арлезианка», а одновременно с ними – одно из самых потрясающих своих произведений «Прогулка заключенных»: вереница арестантов, шагающих по кругу в тесном тюремном дворике. Замкнутое пространство, откуда не вырваться. Как и из «Ночного кафе».
А душевный его недуг все нарастал, и вырваться из цепких его объятий художник уже не мог. Когда приехал к нему, чтоб проработать вместе, Поль Гоген, у Винсента случился тяжкий приступ, и гость бежал. Почти сразу вслед за этим пришло известие о женитьбе брата Тео. Почувствовавший себя брошенным и совсем одиноким, Ван Гог решается переселиться в Сан-Реми, в психиатрическую лечебницу, где создает свою серию «Впечатления Прованса» – полубезумный гениальный мастер очень скучал по Тео, и чтобы быть поближе к нему, перебирается в Овер, маленький городок неподалеку от Парижа, а значит, поблизости от брата и от доктора Поля Гаше, своего покровителя и ценителя своих работ. Семьдесят дней в Овере и больше семидесяти холстов и полусотня рисунков – до последнего вздоха. Тогда же написал он портрет Гаше, одно из лучших произведений мирового искусства.
И палитра его плывет в сине-зеленой гамме красок, и линии – нервные, ритмически взрывчатые, неровные, волнистые – сплетаются в удивительные, особенные, мастерские, волнующие рисунки гения. Он умер в 37. Роковое число.
А вам, дорогие читатели, выпала сейчас редкостная возможность увидеть гениальные рисунки Ван Гога. Все. Не упустите ее.
Выставка продлится до 31 декабря. Музей находится в Манхэттене, на углу 5-й авеню и 82-й улицы. Поезда метро 4,5,6 до остановки «86 Street».