Столетие со дня рождения выдающегося деятеля балетного мира ХХ века Петра Андреевича Гусева отмечается сейчас в Санкт-Петербурге. Гусев был не просто незаурядным деятелем искусства, он был незаурядным человеком, что почти одно и то же, потому что всю свою жизнь он посвятил балету. Гусев вышел на сцену как танцовщик в 1922 году и пережил до самой своей смерти в 1987 году все периоды становления и развития балета в советский период, испытал на себе все тяготы существования этого искусства в советской империи, его взлеты и падения, его прямые и извилистые пути. Гусев умер, завершая последнюю свою работу по восстановлению балета Мариуса Петипа «Корсар» в Мариинском театре, в котором начинал свою творческую жизнь. И всегда на людях был веселым, приветливым, доброжелательным...
«Выпьем, Нина, рюмку водки,
Перед нами хвост селедки!
Ладушки-ладушки,
Жили все у бабушки»
Год 1959-й или 1960-й. Усть-Нарва. Мы с мамой снимаем на лето комнату в доме у старой женщины («бабушки») на втором этаже, а на первом проводят отпуск Петр Андреевич Гусев и Юрий Иосифович Слонимский с женой, бывшей танцовщицей (Слонимский - известный историк балетного театра и театральный критик). По утрам Петр Андреевич поёт у нас под окном куплеты собственного сочинения, вызывая нас с мамой на прогулку. Вечерами сидим на крылечке или у кого-то в комнате и говорим, естественно, о балете: о выпускниках школы Наташе Макаровой и Никите Долгушине, о всевластии Натальи Дудинской... К сожалению, моя память так устроена, что я плохо помню детали, помню только суть...Всегда завидую тем людям, которые в своих воспоминаниях приводят целые диалоги из своего и чужого прошлого... Как они запоминают слова?!
Впоследствии я не так уж часто встречалась с Петром Андреевичем, но когда приходила к нему в Ленинграде на репетиции в Малый театр оперы и балета или в Консерваторию, где он заведовал кафедрой хореографии, даже если это случалось раз в год, он всегда радушно встречал меня как старую знакомую.
Петр Гусев учился в частной балетной школе у знаменитой балерины Мариинского театра - Ольги Преображенской. Она и привела его в Петроградское балетное училище, которое он закончил в 1922 году (ученик В.Пономарева, А.Ширяева) и был принят в Кировский театр (с 1917 по 1924 год - Петроградский академический театр оперы и балета). Уже будучи учеником старших классов школы, Гусев вел занятия с учениками в младших классах, где учились будущие знаменитые хореографы Леонид Якобсон и Ростислав Захаров, а также будущий выдающийся танцовщик Алексей Ермолаев, который, став премьером Большого театра, продолжал учиться у Гусева... Как вспоминал позднее Ю.Слонимский: «Еще в школе проявился дар Гусева, определивший всю его последующую жизнь, дар угадывать таланты, влюбляться в них, выращивать, не щадя собственных сил, благословлять их на поиски «синей птицы» («Чудесное было рядом с нами»).
Гусев был одним из тех молодых танцовщиков, которые стремились к обновлению старого балета. Так вместе со своим школьным товарищем Г.Баланчивадзе (позднее - Дж.Баланчиным), историком балета Ю.Слонимским и художником В.Дмитриевым он стал организатором труппы «Молодой балет», программа вечеров которого состояла в основном из номеров, поставленных Баланчивадзе. К этой группе энтузиастов примыкали молодые танцовщицы и танцовщики, в том числе Ольга Мунгалова, ставшая на многие годы неизменной партнершей Гусева. О дуэте танцовщиков написала Татьяна Михайловна Вечеслова в своей автобиографической книге «Я- балерина»: «Дуэт Мунгалова - Гусев поражал и восхищал зрителя по-своему. Это была сама виртуозность... Гусев никогда не «вцеплялся» в партнершу. Исполняя самые сложные комбинации, он едва касался ее. Это создавало ощущение воздушности, легкости (недаром Гусева называли «королем поддержек» - Н.А.). Техника, доведенная до совершенства, придавала танцу настроение.»
Гусев и Мунгалова стали исполнителями-единомышленниками всех балетов, поставленных Федором Васильевичем Лопуховым. Вместе с ним прошли они краткий творческий путь Лопухова, поднялись с ним к вершинам славы...
Когда в 1931 году Лопухов стал создателем и художественным руководителем балетной труппы Малого оперного театра, Гусев одновременно с работой в Кировском театре танцевал главные роли в новых спектаклях Лопухова. После триумфа балета «Светлый ручей» на музыку Д.Д.Шостаковича, где Гусев танцевал роль Петра, хореографу предложили перенести спектакль на сцену Большого театра в Москве. Лопухов стал художественным руководителем труппы. Надо ли говорить, что Гусев перешел работать в Большой театр... В 1936 году в газете «Правда» появились разгромные статьи о музыке Шостаковича к опере «Леди Макбет» и балету «Светлый ручей», а спектакль Лопухова был назван «балетной фальшью». Спектакль сняли, Лопухова уволили из Большого театра (по тем временам могли и отправить туда, «куда Макар телят не гонял» и даже расстрелять, но Бог миловал). Балеты Лопухова навсегда запретили к исполнению, многие ленинградские артисты, приехавшие с Лопуховым, вернулись в Ленинград. А Гусев остался работать в Большом театре... Куда ему было возвращаться? В Кировском театре балетом заведовала А.Я.Ваганова, никогда не жаловавшая Лопухова, а заодно и его единомышленников...
В родной театр он все-таки позднее вернулся, но в другом амплуа: с 1945 по 1950 год Гусев руководил Кировским балетом. В этом звании - художественного руководителя балета и педагога балета - Гусев работал затем и в других театрах Союза и заграницей. Так, в 1958-1960-х годах Петр Андреевич работал в Китае: создал Пекинский балетный театр и хореографические училища в разных городах. Рассказывая об этом периоде своей жизни, как всегда, с юмором, вспоминал, как тяжело было учить китайских танцовщиц поддержкам: когда он, показывая ту или иную поддержку, брал танцовщицу за талию, она тряслась как осиновый лист - боялась, что ее обвинят в безнравственности, если она позволяет мужчине при всех до себя дотрагиваться...
В то далекое лето в Усть-Нарве Гусев был художественным руководителем балета в Малом оперном театре, затем уехал в Новосибирск. Выдвигать молодых танцовщиков или хореографов было постоянной заботой Гусева, он делал это с радостью. Так, в Новосибирске именно Гусев предложил танцовщику Олегу Виноградову, только что закончившему школу, пробовать свои силы на поприще сочинения танцев: сначала он предложил Виноградову поставить новый вальс в первой картине «Лебединого озера», затем - балет С.С.Прокофьева «Золушка», сделавший хореографа сразу известным всему балетному миру России.
В разных городах и театрах Гусев восстанавливал старые редакции классических балетов, а иногда ставил и собственные (из них наиболее известный - балет Кара Караева «Семь красавиц»). В 1967-1983 годах Гусев возглавлял кафедру хореографии в Ленинградской Консерватории, в эти же годы был назначен руководителем «Камерного балета». С этим ансамблем связан один из этапов отношений Гусева с его бывшим учеником Л.В.Якобсоном...
В 1950 году Л.В.Якобсон при поддержке Гусева, который был тогда художественным руководителем Кировского балета, поставил в театре «Шурале» на музыку Я.Яруллина. В воспоминаниях очевидцев встречаются замечания о том, как Гусев, влюбленный в талант Якобсона, всячески помогал хореографу, которого не очень жаловали директора государственных театров, довести балет до завершения и даже подсказывал решения некоторых сцен.
В другое время, когда в Большом театре Якобсон хотел поставить номер «Слепая», дирижер Самосуд ему сказал: «Я Вас выгоню из театра! Какая в балете может быть «Слепая»! Тогда Л.Якобсон, О.Лепешинская и П.Гусев тайком сделали этот номер - одним из лучших сочинений хореографа.
В 1967 году Якобсону наконец обещали дать возможность создать собственный театр - Камерный балет, но в последний момент отдали коллектив Гусеву. Уж очень неудобным, неуживчивым казался Якобсон советским властям. Вдова Якобсона, Ирина Якобсон, вспоминает («Беседы о Леониде Якобсоне...»Санкт-Петербург, 1993 г.), как вскоре после этого события к ним в квартиру пришел Гусев и предложил Якобсону сочинить полностью первую программу для этого нового коллектива, давал ему «карт-бланш» в выборе тем и номеров... Выговорившись, Гусев спросил Якобсона: «Ну так как?» Якобсон, глядя в сторону, сказал: «Идите. Вы взяли этот коллектив и Вы сами ставьте». Ирина Якобсон тоже осуждает Гусева, считая, что тот хотел создать свой театр руками Якобсона.
Я совершенно не понимаю этой позиции. Гусев не интриговал против Якобсона и не отнимал у него коллектив, он его получил «сверху», когда Якобсону его все равно не дали. Гусев хотел помочь Якобсону, ценя его талант, как помогал многим другим... Петр Андреевич не предполагал подписывать своим именем балеты Якобсона, напротив, он предлагал ему СТАВИТЬ и благородно обещал поддержку и прикрытие, зная, как не любят Якобсона власти. Гусев был большим дипломатом. На протяжении всей жизни он выучился говорить на языке советских чиновников. Как вспоминают очевидцы, Гусев умел поговорить с ними, кого надо сокрушенно осудить, а затем каким-то образом все равно добиться своего: прикрыть гонимого актера или получить право на неугодную постановку. Ансамбль Гусева в конце концов перешел к Якобсону. Но я думаю, творческие проблемы Якобсона складывались бы легче , если бы он работал под прикрытием Гусева.
Но - это театр! Амбиции, амбиции, амбиции...иногда справедливые и понятные, иногда несправедливые, но тоже понятные...
Гусев замечательно знал классический репертуар, он многому научился в молодости у артистов балета, работавших еще с Мариусом Петипа, и помнил старую хореографию. Последней работой Гусева в театре стала реконструкция балета Петипа (редакция старого балета Жюля Перро) «Корсар», которую он сделал для Кировского балета в 1987 году. В последней месяц перед смертью Гусев готовил роль Медоры с совсем молоденькой танцовщицей, работавшей в театре второй сезон - будущей звездой театра Юлией Махалиной. Махалина говорила мне, что это было одно из лучших воспоминаний в ее творческой биографии: работали неспешно, Гусев проходил с ней все детали хореографии и образа, рассказывал ей разные балетные истории, шутил...
Прекрасно, что в Санкт-Петербурге вспомнили этого творческого человека, умницу, ироничного, любившего радости жизни, уважавшего чужие таланты, которым не только не завидовал, но стремился помочь, потому что больше всего любил то искусство балета, которому отдал жизнь.