Я не возражала, когда меня
изображали дурочкой.
Я знала, что это не так.
Мэрилин Монро
Ее имя стало нарицательным: красива, стройна, привлекательна, сексуальна, сверхзнаменита – как Мэрилин. Тут ни фамилия, ни профессия, ни национальность не нужны – все знают, о ком речь. Ее уже больше сорока лет как нет, а она жива в памяти даже тех, кто родился после ее смерти. И пока еще никому не удалось стать рядом с ней и равной ей в этом едва ли не воинском звании символа женственности и красоты. Я не оговорилась, не секс-символа, таких много, а именно той женщины, о которой мечтают миллионы мужчин и на которую хотели бы быть похожи миллионы женщин.
«Фантастическая женщина!» Удивительно, но именно эти слова, повторяя друг другу, произносили с восторгом самые разные люди – актеры и режиссеры, писатели и журналисты, художники и политики. А она просто очень хотела, чтобы ее любили. Не вожделея, не жаждая приобщиться к ее славе, не надеясь извлечь дивиденды из ее имени, не щекоча собственное самолюбие. Она видела властность – до могущества, возможности – широчайшие, богатство – немереное, таланты – неординарные, желания – буйные, и похоть... А хотела человеческой доброты, хотела любви. Любви. «Я хочу быть любимой», - говорила она.
«Я хочу быть любимой вами» - так называна выставка более чем двух сотен фотографий Мэрилин Монро в Бруклинском музее, результат огромной подвижнической работы двух собирателей – Леона и Микаэлы Константинер, самая полная коллекция фотографий Монро и, наверно, еще и редкое собрание работ самых значительных фотомастеров Америки, да и Европы тоже. Потому что искали (и находили!) Константинеры не просто фотоснимки – щелкали популярнейшую актрису несчетное число раз, а работы подлинно талантливые, высокохудожественные, особенные. Поэтому и можем мы сказать о сегодняшней экспозиции Бруклинского музея: фантастическая выставка фотографий фантастической женщины на всем, увы, недолгом жизненном пути от скромной заводской девчонки Нормы Джин Даферти к прославленной Мэрилин Монро, звездно успешной и по-бабьи несчастной, вознесенной и униженной, вожделенной и брошенной.
Ее карьера началась в 1944 году, когда руководство «Подразделения живых картин» (это ж надо!), т.е. Киноподразделения армии Соединенных Штатов, заказало фотографу Дэвиду Коноверу фото привлекательной молоденькой женщины, работающей в военной промышленности, т.е. для фронта. Коновер побывал на нескольких предприятиях, сделал кучу снимков хорошеньких девушек, отобрал для начальства с десяток фотографий. Но начальственный перст уткнулся в фото Нормы Джин. Может, был это перст судьбы? Знак свыше? Она ведь не была даже самой красивой, а имя, на английский слух, неблагозвучное, уж и вовсе никому не было знакомо.
Потом бесконечно варьировали это затертое словечко «повезло». Но ведь еще древние говорили: «Счастливый случай скоропреходящ». Для Мэрилин он оказался точкой отсчета нарастающего успеха. Бруно Бернард, знаменитый Бруно Бернард, один из первых фотографов, снимавших Монро (на выставке несколько превосходных его работ), записал в дневнике: «Если природа и оказалась щедрой к ее фигуре, то лицо было в общем-то точно таким же, как у многих хорошеньких девушек ее возраста, ну как у соседской девчонки, за исключением ее будто просвечивающейся кожи, какой-то сиротской невинности и скрытой за всем этим беспомощности». Возможно, Бернард угадал секрет притягательности этой девочки и предугадал ее грядущую всемирную, а вернее, всемужскую популярность: ведь большинству мужчин осточертели стервы с железным характером и мужичьими повадками, а вот такая – милая, близкая, нераскованная, вымечтанная, своя – и была нужна. Такую бы – рядом! Слушать шепот, не крик. Защищать это нежное, беспомощное, не умеющее давить и требовать создание. Чувствовать себя мужчиной. Может, на этой, мужскими желаниями удобренной почве и произрос феномен Монро?
Еще в 1944-м фотографии Мэрилин, бывшей еще мисс Даферти, появились на обложках журналов, поначалу военных. С нею приходилось много работать, пришла ведь неумейкой, не шибко-то образованной, но зато школу жизни успела пройти суровую, а потому была дисциплинированной и послушной. Внушаемой. Качество, ставшее для нее впоследствии роковым.
Тогда, в начале начал, ее приметили как модель. И годом рождения звезды надо считать все-таки не 44-й, а 45-й, победный, для нее трамплинный для прыжка к славе. Пожалуй, именно Андрэ де Дине и стал Пигмалионом для этой Галатеи, наделенной врожденным артистизмом и пластикой. Вот она, «Норма Джин Даферти». Де Дине оставил этому ключевому в биографии Монро фотопортрету ее изначальное имя, потому что такой была его модель и его возлюбленная тогда, когда он увидел ее, еще не блондинку, впервые взглянув, как он позднее признавался, на нее скептически: «Простушка. Но попытаюсь».
Фотографий де Дине много – и в последующие годы тоже. «Мэрилин с яйцом» – это успешная попытка разобраться в ее характере. Задача не из простых. Он «просил ее пофлиртовать с его камерой», учил ходить, стоять, сидеть, быть сексуальной без пошлости, привлекательной без навязчивости, открытой без излишней откровенности. В 1946-м могущественная кинокомпания « ХХ век. Фокс» заключила с ней контракт и подарила новое киноимя, которое вскоре узнала вся Америка, а следом за нею - весь мир.
Это был взлет, ну а слава стартовала, наверно, в 1950-м. И опять помогла фотография, культовый снимок Элиота Эрвита, снявшего ММ (две буквы, значение которых стало понятно любому американцу) в Нью-Йорке, на углу 52-й улицы и Лексингтон авеню. Это была гениальная находка – закрепить мощный вентилятор под уличной решеткой. Мэрилин будто взлетела на парусах своего очарования, безумной совей притягательности. И эти безупречные ноги, эта, не поддающаяся разумному объяснению, сексапильность... Слышу коллективный вздох зрителей (имею в виду мужчин и полвека назад, и сейчас тоже). Потом ноу хау Эрвита было растиражировано – уже до тошноты.
В конце того же 1950-го Эд Кларк сделал фотопортрет Монро для журнала «Лайф», поместившего большую статью о восходящей голливудской звезде. Звезде, не старлетке. Актрисе. Уверенной в себе прекрасной женщине. Впрочем, вот эта весьма-весьма немаловажная черточка в ней видится впервые на чудесном в своей простоте и выразительности снимке неизвестного фотографа – радостная юная Мэрилин, откинув пышные каштановые волосы, улыбается солнцу. 1949-й год. К сожалению, на сотнях фотографий уверенную Мэрилин находим мы нечасто, да она скорее играет в уверенность. Кажется, именно это уловил Гэри Виногранд в своих портретах.
Очень интересны многочисленные фото Евы Арнольд, особенно хороша черно-белая «Спящая Мэрилин», будто растворившаяся в неге, почти парящая. И более поздний шедевр Арнольд: едва угадывающийся силуэт нагой красавицы. Кажется, что это мастерская акварель.
В 1952-м году ММ стала первой Мисс Америка, и приняла участие в пышной церемонии в Атлантик-Сити. Компания "ХХ век. Фокс" представила там новый фильм с Монро и свою звезду. Волнующий этот момент запечатлел Бен Росс. Успех!
Успех? Удача? Счастье? Тогда откуда этот потрясающий коллаж Лизетты Мадл: огромный плакат-афиша ММ, исчерканный, изорванный. Предсказание? Или Милтон Грин и его серия «Монро в черном» – элегантность или скорбь?
Бруно Бернард (помните, он стоял у истоков славы Мэрилин) среди прочих замечательных ее снимков оставил и двойной портрет «Мэрилин и Джонни Хайд». Джонни активно способствовал продвижению Монро. Он был голливудским агентом и всячески добивался выигрышных ролей для нее. Без памяти влюбился в Мэрилин, умоляя ее выйти за него замуж, бросил жену. Маленький, немолодой, по-собачьи был ей предан. Когда узнал о своей неизлечимой болезни и близкой смерти, настаивал на браке, для того,чтобы она могла унаследовать немалое его состояние. Монро отказалась отнять деньги у его близких: «Мое сердце буквально испепеляет благодарность, но я не могу дать ему ту любовь, на которую он надеется». Шрам на сердце остался.
«Читающая Мэрилин»: она действительно много читала, выполняя данное себе обещание учиться, чего не смогла сделать в юности. Мир казался ей полным чудес, и очень хотелось познать его.
Мы шагаем вдоль стен, будто по жизни этой женщины, такой обычной и такой необыкновенной. Мы познаем ее через видение, через искусство великолепных фотохудожников. А вот был ли подарен ей талант? Часто приходится слышать эдакое пренебрежительное: «Актрисочка–то средненькая, а то и вовсе никакая». Это вранье. 1953 год показал, что Монро, которая действительно школы не имела и училась на ходу, для чего, кстати, нужны способности, может быть, большие, чем для систематического образования, - артистка. Соседствуя на экране с прославленными актерами, она не демонстрировала великолепную свою фигуру, а и г р а л а – наравне, а подчас и лучше своих партнеров. Потому что в ней жила одухотворенность.
«Джентельмены предпочитают блондинок»: в паре с звездой Джейн Рассел удивила зрителей свободной игрой и пластикой. «Как выйти замуж за миллионера»: не затерялась в компании самих Богарта и Бэкела. Бэкел заметил: «Ее никак нельзя назвать посредственностью». Отличную фотографию отснял Эрл Лиф – они втроем после съемок, возбужденные, довольные фильмом и друг другом. И, наконец, «Ниагара», сделавшая Мэрилин признанной актрисой. «Фильм показал величие Ниагарского водопада и величие дарования Монро», - писал видный критик. Вот так.
В этом же году состоялся и теледебют ММ. Фил Стерн зафиксировал этот момент: Мэрилин и знаменитейший Джек Бенни, который говорил потом:»Она была великолепна и в комедии, и в драме. К тому же обладала чувством юмора, обсуждая что-то с собеседником». Фотопортрет Мэрилин, выполненный австрийцем Франком Повольным, стал для великого Энди Уорхола базисным при создании им огромного шелкового экрана, так и названного: ММ. И еще. В 53-м она познакомилась с Ди Маджио и скоропалительно вышла за него замуж.
Ух, любовь! У Мэрилин - всегда сумасшедшая, не оставляющая времени и сил думать. На какое-то время. В начале 1954-го Монро прервала медовый месяц в Японии и рванулась в Корею, чтобы подбодрить американских солдат. Занятная короткометражка была тогда снята. И мы можем ее просмотреть, потому что в каждом из выставочных залов нам предлагаются интереснейшие видеоинсталляции: отрывки из фильмов ММ, ее встречи, выступления, презентации...
А с Джо Ди Маджио Мэрилин не прожила и года. Это очень убедительно разъяснил неизвестный фотограф, засняв рядом Монро с ее светящимся личиком и долговязого Джо: хоть и культовая фигура американского спорта, но длинная, как огурец, физиономия с какими-то заячьими глазками отнюдь не искорежена интеллектом. К тому же Джо бешено ревновал жену к ее славе.
Ну а великий американский драматург Артур Миллер, человек умный, ироничный, проницательный, здоровым скепсисом не обделенный, для ревности имел немало поводов. Вот Мэрилин с Лоуренсом Оливье, который играл вместе с нею в своем фильме «Принц и певичка», с Ивом Монтаном, роман с которым подточил любовь и жизнь Симоны Синьоре, с близким другом Марлоном Брандо (фото Милтона Грина), а вот и своеобразный автопортрет Грина с Мэрилин, очень откровенный, даже сдержанного Миллера заставивший неистовствовать.
Этот брак многие считали странным: интеллектуал Миллер и Монро. Секс сексом, а культура? Миллер был иного мнения, считал жену умницей, отлично вписавшейся в круг его требовательных друзей. Трогательно заботился о ней, а когда она была беременна (увы, доносить желанное дитя не удалось), не отходил ни на шаг. Мэрилин, в свою очередь, безмерно уважала мужа, гордилась им, по собственной инициативе прошла гиюр и приняла иудаизм. Что? Что разрушило эти очень теплые, самые светлые взаимоотношения в жизни актрисы? Злой рок? Наверно, этот разрыв предвидел английский фотохудожник Сесил Битон, создавший удивительное поэтическое фотопанно «Мэрилин с гвоздиками», любимую ее фотографию, с которой она не расставалась до конца.
Она становилась серьезной артисткой, училась у Ли Страусберга, в студии которого и познакомилась с Миллером.
Голливуд не терпит простоя звезд. Куй железо, пока горячо! У ММ не было передышек. Фильмы – один за другим («Займемся любовью», «Обезьяний бизнес», «Неподходящие», по сценарию Миллера, «Река не течет вспять»...) С каждым фильмом ее актерское мастерство нарастало, ее человеческая и женская, личностная сущность проявлялась все ярче. И это умели и сумели увидеть, рассказать и показать виднейшие фотохудожники мира, асы фотографии Корнел Капа, Анри Картье-Брессон, Эд Фингерш, Аллан Снайдер, Гордон Паркс... Какие мастера! Портреты один лучше другого – умные, человечные, психологичные... Знаменитый, везде и всюду воспроизведенный портрет «делателя звезд» Ричарда Аведона становится с ними в один ряд. Аведон подметил, что Мэрилин изобрела себя сама, и это гениальное изобретение стало ее лучшей ролью. «Я со своим фотоаппаратом увидел даже то, что сама она сказать не могла».
Она не говорила вслух, но чуткие художники видели ее одиночество и душевную неустроенность: Сэм Шоу, Джон Брисон, Лоуренс Шиллер. Но более всех и острее всех – сердцем – Берт Стерн. Его фотоэтюды меня просто ошеломили.
Интересно вот что: почти все портреты Стерна выполнены в 1962-м, т.е. в последний год жизни Монро, но именно они открывают выставку. Единственное объяснение – это шедевры фотоискусства. Большинство из них одноцветны, хотя нюансировка каждого цвета (каждой черты характера?) просто поразительна. Великий колорист! Мэрилин, розовая с жемчугами, голубая – спящая и ставшая самой собой, без всякого макияжа, волосы не расчесаны даже и, неожиданно, руки, как у старухи, даже усыпанные старческой гречкой... Сиреневая, золотая – тут уже игра в сон: грим, прическа, драгоценности... И огромный коллаж: Берт фотографирует Мэрилин, и мы видим отражение в зеркале и их обоих, и процесс творчества.
Наблюдателен он был дьявольски. Сам рассказывал: «Я видел разные аспекты душевного состояния Мэрилин, даже те, которые она тщательно прятала, но не могла скрыть от объектива...» От объектива и от мастера, а в том, что Берт мастер, гроссмейстер даже, сомневаться не приходится. Он открывает нам новую Монро – умную, но ум свой напоказ не выставляющую, элегантную, исполненную собственного достоинства. А ведь это был год, когда она попала в капкан, который, в известной степени, расставила для себя сама, но наживку положили братья Кеннеди. Джон увидел ее и восхитился ею, когда в день его рождения она в нью-йоркском Мэдисон Сквер Гарден восторженно пела «Happy birthday to you». «Я забыл о какой бы то ни было политике, когда услышал обращенную ко мне столь сладостно исполненную песню». Что было дальше, вы знаете. Против обольстительного президента ММ не устояла. Капкан захлопнулся.
Берт глядел глазами друга, анализировал, сочувствовал... Любил? Наверняка.Был любим? Нет. Тоже наверняка. «Кто сгорел, того не подожжешь». Был любовником? Вероятней всего. Сделать такие сверхэротичные, сверхлирические, поэтичные, необычайно человечные портреты можно только любя. В них динамика тела, души, мысли. Много черно-белых: вот эта – она смеющаяся, торжествующая над жизнью, играющая себя – победительницу; царственная, завернувшаяся в меха; милая Золушка, ставшая принцессой, но все еще к новому званию не приноровившаяся; и совсем другая – страстная, гиперсексуальная, еще больше чем когда бы то ни было, но – не вамп, это ей было не дано. Задуманная небесами, но низвергнутая в ад. Девочка, сломленная судьбой и людьми. Трагизм высочайшего накала.
Первым нагой ее снимал Том Келли еще в 49-м. Она долго не соглашалась, потом потребовала, чтобы в студии не было ни одного ассистента. Берта она не стеснялась совсем, снимки мастерские, предельно откровенные, будто прозрачные... Но самое большое, невероятное даже, впечатление произвели на меня его оранжево-розовые этюды, будто виртуозные рисунки сангиной. Как у Леонардо.
Как она умерла, так никто и не узнал. Было много разговоров, сплетен, шепотков. А вот горе стало всеамериканским, потому что была она возлюбленной Америки. В 1963 году на экраны вышел в память о ней фильм «Продолжай, дорогая!» И эта великолепная выставка – тоже в память о ней.
Выставка интересна всем – и любителям кино, и знатокам искусства, и фанатикам фотодела, и тем, кто увлечен историей, - представлена масса фотографий людей, имена которых в историю уже вошли.
Адрес Бруклинского музея – 200 Easter Parkway. Поезда метро 2, 3 до остановки Brooklyn Museum; автобусы В48, В69, В71. В понедельник и вторник музей закрыт. Часы работы с 10 утра до 5 вечера - в будни, с 11 утра до 6 вечера - в выходные дни. В первую субботу каждого месяца - с 11 утра до 11 вечера.
Выставка интересна чрезвычайно.
МЫСЛЯЩИЙ СЮРРЕАЛИЗМ ГУЛЬНАРЫ ЦИКЛАУРИ
Я стою, задумавшись перед полотном, у которого многие задерживаются надолго. Потому, что этот скелет, поставленный на колени и прикрытый крахмальной скатертью, - картина наших несбывшихся желаний, впустую растраченных усилий, нереализованных возможностей... Весь боекомплект человека, даже состоявшегося в этой жизни. Что уж говорить о тех, кому это не удалось? Впрочем, найдутся ли такие, кто подсчитает, что состоялся полностью, разве что в миг взлета, успеха, победы, которые нужно удержать, что еще труднее, чем добыть. И как часто приходится при этом изменять себе, переступать через собственные убеждения и просто через свою порядочность...
Господи, о чем я думаю! Это ведь и есть тот самый «жестокий самосуд ума», о котором писала Цветаева, вызванный, нет, спровоцированный даже, живописным полотном, творением «рук, бесконечно бережных, за воспаленный край раны умевших браться...», художницы Гульнары Циклаури. Художницы? Марина Цветаева не позволяла называть себя поэтессой, потому что была Поэтом. Великим. И воспользовавшись преподанным ею уроком, скажу о Циклаури: большой художник. Абсолютно самобытный, узнаваемый, думающий, талантливый. Аналитик и психолог, пытающийся разобраться, отчего, живя достаточно комфортно и относительно безопасно, не стал человек добрее, духовней, какова мотивация его поступков, почему так часто, иногда не сознаваясь в этом даже себе, он всегда и всем недоволен, куда-то рвется, взбирается (или ползет) вверх, в кровь обдирая колени и локти, пока не станет таким вот брошенным в пыль скелетом. Осветить, высветить многосложность человеческого бытия и характера – это и есть задача художника. Жизнь ставит вопросы – он обязан на них ответить.
Зритель тоже пытается это сделать и, вглядевшись, вжившись, осознав и поняв метафоричный сюжет каждого полотна Циклаури, примеряет «на себя» этот напряженный сюр. Потому что действительность наша зачастую в полной мере сюрреалистична.
Творчество Циклаури очень близко тому, изначальному, еще не оглупленному сюрреализму – тревожной одушевленностью каждого холста, в котором ощущается острая реакция автора на окружающее и окружающих. Мастерское воплощение замысла делает эти работы заметными и в столице искусства, как справедливо называют Нью-Йорк, в котором живут, работают и надеются более 300 тысяч разнонациональных художников. А ведь Гульнара в городе Большого Яблока, как говорится, - всего ничего, три года, срок ничтожный, чтобы так уверенно заявить о себе. Недаром среди гипотез, объясняющих происхождение этого устоявшегося прозвища Нью-Йорка, самой близкой к истине считают такую: в старину, когда ирландца настигал успех, говорили: «Он сорвал большое яблоко». Циклаури крупные сочные яблоки выращивает и срывает давно – это её картины, которые высоко ценили в родной её Грузии (она - член Союза художников Грузии), да и повсюду, где они экспонировались.
А выставок было множество – и в грузинских галереях, и в Москве, и в Израиле. А в Америке (за три года, сразу, с колес!) в Библиотеке Конгресса в Вашингтоне (там демонстрируется шедевр Циклаури – воздетые в мольбе и протесте руки погибших в черный вторник, убитых подлыми террористами), в Калифорнии и Нью-Джерси, в Нью-Йорке в галереях Exit Art, Bnai Zion, а теперь, уже во второй раз, в выставочном зале Globe Institute of Technology, т.е. Интернационального технологического института.
Завоевавший заслуженнную популярность в Америке институт этот действительно интернационален: в нем получают отличное образование студенты, родившиеся в разных странах. И что очень важно, институт дает своим питомцам не только высокие профессиональные знания, но и приобщает к искусству, чему и служат художественные выставки. «Это одна из задач колледжа: наши выпускники должны быть всесторонне образованными людьми. И конечно, это не с неба свалившаяся удача, когда удается нам сделать вот такую замечательную выставку художника, обладающего и высочайшим профессионализмом, и уникальным видением мира», - говорит руководительница одного из отделов института Татьяна Горелик.
Циклаури свято чтит три постулата мыслящего сюрреализма: социальная заостренность, эмоциональность, эротизм. Все её сюжеты восходят к проблематике современности и живущего в этом бурлящем сегодня человека, с его тяготами и страстями. Все полотна эмоциональны невероятно и ураганно эротичны. Причем вот какой феномен: это касается не только сюжетных, жанровых картин с людским присутствием, но и пейзажей, и натюрмортов. Потому что любой предмет под кистью её оживает, несет смысловую нагрузку, обретает характер, чувства, судьбу.
Зачастую художница говорит с нами языком символов. Элементы символизма есть почти во всех ее работах. Одной из лучших картин я считаю «Маску» – молодой парень, наверняка интеллектуал, нашедший своё место под солнцем и уверенный в себе, с жесткой, презрительной усмешкой – это половина его лица, вторая прячется за принесенными жизненной бурей листьями. И там, за ними, – боль, растерянность, страх, беспомощность. Опять жизнь. Другая ее сторона. Восторг от увиденного смешивается с тревогой.
У этого полотна долго стоял черноволосый мужчина. Я спросила, каково его впечатление. Фармацевт Хуберто Запата, как он представился, ответил: "Это я. А художник просто замечательный. Уверен, ее ждёт большой успех".
Побывать на этой очень значительной выставке вы можете до 5 декабря (с 10 до 8, все дни недели). Адрес института, где представлены работы Циклаури, 291 Broadway, на углу Read Street. Поезда метро R, W до остановки City Hall. Не пропустите.