Иерусалим!

Для меня нет ничего дороже и  священней её – страны света и обещаний

Людвиг Блюм

Иерусалим! Сердце Святой земли, сердце Веры, сердце света, один из старейших городов мира и более всех других миллионами людей почитаемый! Рождающий ту боговдохновенность, тот радостный, вытесняющий все горести, чёрные мысли и обиды душевный подъём, тиноэстезис, как звали его древние тогда, в вечность отошедшие годы. 

Что городу этому, камням его перевидать довелось, кто только ни властвовал над ним после еврейских царей – и могучий Рим, и недолго продержавшееся Иерусалимское королевство крестоносцев, и Византия, и арабский халифат, и Османская империя, а вслед за ними  почти три десятка лет Британия. До того счастливого дня в 1948 году, когда стал он снова центром исконного еврейского государства, а в 1950-м – его столицей. 

Удивительно вот что: город сумел сохранить не только издревле бывшие исторически значимыми памятные свои места, подчас полуразрушенные,  но топография его, чёткое знание того, где и что располагалось, остались! Остался Дух его! Западная стена, великая еврейская святыня, зовущаяся Стеной Плача, – всё, что осталось от разрушенного римлянами Второго Храма. Сюда приходят, чтобы оплакать трагедию, свершившуюся почти два тысячелетия тому назад, но и трагедию Холокоста. Здесь обращают к Господу мольбы о здоровье близких. А в северо-восточной части города высилась Третья стена и в дальнем её левом углу Башня Антония. Там размещалась римская Претория, где судили Иисуса Христа и откуда Его повели на Голгофу. 

Подумайте, какую колоссальную работу должны были  проделать археологи, историки, архитекторы, знатоки завещанных нам предками священных книг, чтобы всё это отыскать, с предельной точностью представить местоположение, размеры и облик и начать восстановление. Конечно же увидеть Иерусалим таким, каким был он в царствование Соломона или, тысячелетие спустя, во времена Христа, невозможно: слишком безжалостны были века и люди. Но... Людскими же титаническими усилиями создан в соответствии с дошедшими до нас описаниями и документами (в масштабе 1:50) детальный макет того Иерусалима, каким был он до варварского разрушения римлянами. Руководил всеми работами замечательный учёный, к тому же фанатик возрождения старого Иерусалима, профессор Михаэль Ави-Иона. Теперь приступать к восстановлению того или иного объекта стало намного проще.  

Как и все, кто в Граде Давидовом побывал, городом этим я заболела. И, повторяя всякий раз «В следующем году в Иерусалиме», очень боялась, что мечта моя о встрече с удивительным этим, особенным городом мечтой и останется. Но нет! Я снова в Иерусалиме! Не покидая Нью-Йорка! И такую, казавшуюся призрачной, но в абсолюте реальную возможность подарил мне нью-йоркский Музей Библейского искусства.

Если даже не удалось вам в музее этом побывать, то вы могли в нашей газете прочесть о всегда интересных и богатых, умно и профессионально составленных его выставках. Таких, например, как блистательная экспозиция эскизов (а практически – замечательных самостоятельных произведений) великого Марка Шагала к его, как всегда, самобытной и талантливой серии витражей «12 колен Израйлевых», столь многокрасочно описанных в Библии и украшающих теперь медицинский центр Хадасса в Иерусалиме. Именно Иерусалим и Библия подвигнули Шагала на создание многих гениальных его творений, стали отправной точкой их духовности.

Град Давидов писали и рисовали многие художники, так что историки могут проследить, каковы были изменения в его облике, начиная, наверно, с XVII или даже XVI века. Немало отличных пейзажей древнего города можно найти в иерусалимском Музее еврейского искусства. Но есть лишь один безмерно талантливый живописец, наделённый свыше способностью видеть сердцем, который назван Певцом Иерусалима. Это Людвиг Блюм. Собрание его вдохновенных иерусалимских пейзажей, каждый из которых – это эхо богатейшего воображения художника и любви его к Иерусалиму, и представлено сейчас в Музее Библейского искусства.

Родился Блюм в чешской Моравии, успел повоевать на фронтах Первой мировой и учиться в Пражской Академии изобразительных искусств, но потом решил воплотить в жизнь мечту своей юности – увидеть Палестину и остаться там, чтобы приблизить возможность создания на земле предков еврейского государства. Тогда, вплоть до 50-х прошлого века, слово Палестина ассоциировалось именно с землями библейскими, а никак не с арабским миром. И Сарджент, и Шагал говорили, что посетили Палестину, имея в виду землю, священную и для евреев, и для христиан, и живописали её. «Скажи мне, ветка Палестины...»

Где-то в середине 20-х написал Людвиг Блюм первый из немногочисленных своих автопортретов (был он, кстати, интересным портретистом). Перед нами Человек Думающий, Человек Благородный, человек, благодарный Господу за то, что привёл его в вымечтанную страну света и обещаний.

Художнику было 32, когда он с семьёй окончательно обосновался в Иерусалиме, который властно притягивал его к себе, овладев и помыслами его, и воображением, и кистью. И вот ведь что поразительно: в музейном зале, у каждого полотна ты мощно ощущаешь эффект присутствия в неповторимом этом городе – столь велика и сильна энергетика живописи Блюма, столь могуче её воздействие. Вместе с художником ты – в Иерусалиме! Ты пилигрим в святом граде. Трепетным взором объял ты его холмы, руины старых его стен и дворцов, прошёл по непохожим ни на какие иные, да и друг на друга тоже, улочкам, вгляделся в россыпь живописнейших кварталов старого города, в карабкающийся круто вверх погост, сады и извилистые дороги, припал, взмолившись о Божьем милосердии, к камням Стены Плача...

Ландшафты Блюма в силу их оригинальности и особой, будто с небес ниспосланной одушевлённости невозможно воспринимать как реминисценцию модной ориенталистской живописи ХIX века. И это не просто мастерская, с богатейшей палитрой, урбанистическая живопись. Художник буквально портретирует каждую улицу, каждый храм, каждое дерево, насыщая полотно какой-то необузданной сверхэмоциональностью.

Пример? Да каждая картина! Вот перед нами Гефсиманский сад с его узловатыми могучими стволами многовековых олив и плоским, будто на глазах врастающим в землю, камнем. Стоя на этом камне, да, именно на нём, молился Спаситель за минуту до того, как был схвачен римскими легионерами. У Блюма только сад и камень, но тяжкая тишина, сгустившаяся тревога, каким-то непостижимым образом материализовавшаяся и остро ощущаемая зрителем, мобилизует его воображение и его чувства. Или старая улочка, где ютится еврейская беднота: кажется, ничто не предвещает беды, но покоя нет, недобрые предчувствия будоражат душу.

Блистательная техника и верный глаз художника позволяют ему как бы размыть границу между действительным и воображаемым в пейзаже или жанровой сцене на фоне пейзажа. Он приверженец живописи реалистической, но влияние импрессионизма, а вслед за ним и экспрессионизма в работах его ощутимо. И самое главное: события, на Земле Обетованной происходящие, тем или иным образом в живописи Блюма находят отражение. Оттого и говорят о нём как о хронисте Израиля.

И ещё, что очень важно, – как о художнике, отлично понимающем, что есть троекратная святость великого города: евреи обращают к нему свои молитвы, ибо здесь Соломон, сын Давида, построил Храм; а для христиан вот уже две тысячи лет свят Иерусалим, город страстей Христовых и Христова Воскресения; и мусульмане почитают Иерусалим святым, потому что здесь находится мечеть Аль-Акса. 

Безусловно, вершиной творчества Людвига Блюма стала величественная панорама царственного Иерусалима, вид его с Масличной горы, огромное (8х2м) полотно, выразительность и эмоциональность которого трудно переоценить. Такой живописный гимн знаменитейшему в мире городу мог создать только тот талантливый художник, который город этот любит всем сердцем и любовь свою хочет разделить со всеми, кто картины его видит.

Находится музей в Манхэттене, на 1865 Бродвей, на углу 61-й улицы (поезда метро 1, A, B, C, D до Columbus Circle). Если вы действительно хотите, виртуально разумеется, побывать в Иерусалиме, посетите эту выставку непременно. «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».