Великий портретист

Сарджент – это Ван Дейк
нашего времени.
Огюст Роден.

Коль скоро сам Роден, бывший воистину гениальным мастером скульптурного портрета, позволил себе сравнить Сарджента с Ван Дейком, во все времена почитавшимся портретистом непревзойденным, нам остается лишь склонить голову перед талантом великого американца.
Американца? Утверждение, в известной степени, спорное. Потому что родился Джон Сингер Сарджент в итальянской Флоренции (впрочем, находятся биографы, родным его городом называющие Неаполь); образование получил во флорентийской академии изящных искусств, потом в Париже, в студии известного художника и педагога Каролуса-Дюрана; жил в Италии, Франции. а большую часть жизни – в Англии, в Лондоне, где и умер. В Америку лишь наведывался, и то ближе к старости. Тогда почему?
Дело в том, что родился Джон в семье американской и воспитание получил специфически американское. Отсюда и неуёмная энергия, деловая сметка, умение постоять за себя. Почему семья благополучного филадельфийского врача неожиданно для всех впопыхах покинула Америку, так и осталось непроясненным, тем более – отчего в Филадельфии Фицуильяма Сарджента называли изгнанником.
Сам художник от ответа уходил, а сестры объясняли, дескать, мать получила наследство и убедила мужа осуществить давнюю мечту – пожить, путешествуя по Европе. Тогда почему отъезд был так поспешен, а возвращение не состоялось? В путешествиях родились дети: следом за Джоном - Эмили, еще через 13 лет – Вайолет. В их жизни центральное место занимала мать. Высокообразованный человек, способная музыкантша и художница, она открыла в сыне талант рисовальщика и живописца и дала толчок его развитию так же, как дару пианиста. Фундамент широчайшей эрудиции тоже был заложен матерью, не говоря уже о знании языков: английский (сдобренный североамериканским сленгом), итальянский, французский, испанский – в совершенстве. Путешествуя, не имел проблем с языком страны: способный лингвист, новый язык схватывал мгновенно.
Покинув родину, Сардженты продол-жали оставаться американцами настолько, что их сразу узнавали. Поэтому, наверно, по приезде в Париж Джон сразу и безоговорочно был признан своим и принят, как свой, в общину парижских американцев. Это были выдающиеся художники Чэйз, Уинслоу Хомер, Джеймс Уистлер, Теодор Робинсон, Мэри Кэссетт, имя которой произносилось во Франции как Мари Кассат, – под ним ее и знает мир. Все они, а с ними и Сарджент, были, по существу, космополитами. “Под американским соусом”, - как ехидно заметил один парижский критик.
Американизм Сарджента был выражен так ярко, что Генрих Тэннхаусер, первым из европейских артдилеров открывший в своей галерее раздел американского искусства и победивший скептицизм Европы, начал с единственного, даже в снобистской, все американское презирающей Англии высоко ценимого Сарджента (Great Sargent!), соединившего импрессионистическую технику и реалистическое видение и понимание человека и окружающего мира. И если великий Роден ставил имя Сарджента рядом с именем Ван Дейка, то англичане приравнивали его портретную живопись к живописи Гейнсборо и Рейнолдса, хотя даже отзвука стилистики грандманер этих замечательных портретистов у него не было.
А вот что роднило - дети. У Сарджента, как и у великих англичан, множество детских портретов - и отдельных, и в “семейных”, и жанровых картинах. Ребенок был для художника началом начал, зернышком, из которого вырастает личность, проклевывается характер, формируется человек, определяется его судьба. Более того, Сарджент умел угадать в маленьком человечке задатки его способностей и устремлений, а, стало быть, и место в жизни.
Именно это и является феноменом детских портретов кисти Сарджента, великолепное собрание которых представляет нам сейчас Бруклинский музей, где мы с вами, дорогие читатели, бывали не раз и на интереснейших “временных” выставках, и в залах постоянных экспозиций, из которых для нас, новобранцев, богатейший раздел американского искусства в его историческом аспекте интересен чрезвычайно. Разумеется, есть в сокровищнице Бруклинского музея и работы Сарджента, но для нынешней ретроспективы картины его прибыли из лондонской галереи Тэйт, из Парижа, из американских музеев: нью-йоркского Метрополитен, из Бостона, Лос-Анджелеса, Вашингтона, Хартфорда, Далласа, из множества частных коллекций и фондов.
Очаровательная в детской своей невинности и пробуждающейся женственности Кэйт Хэвен. Любопытно, картину эту передала в музей Кэтрин Карсон, внучка Кэйт, собравшая ценную коллекцию американской живописи, в том числе и работ Сарджента.
Младшая сестра Джона Вайолет росла на его глазах. С юных лет писал художник портреты любимой сестрички, и мы видим сначала прелестное дитя, потом девчушку, в которой уже проглядывают упрямство и прямолинейность, потом угловатую девочку-подростка (backfish, рыба наизнанку, как говорят англичане), полную противоречий, потом девушку на пороге взрослой жизни, с зарождающейся уверенностью в себе и скрытой эротичностью. Вайолет Ормонд брата любила исступленно, в гений его верила истово и всю жизнь собирала и хранила подаренные им рисунки, акварели, картины, написанные маслом, и альбомы зарисовок. В 1950 г., через 25 лет после смерти Сарджента, свою огромную коллекцию сестра художника, жившая в Англии, подарила американскому музею Метрополитен. Кстати, в воскресенье, 5 декабря, в 2 часа дня, в лекционном зале Бруклинского музея директор английского Национального музея в Гринвиче, правнук Вайолет Ричард Ормонд прочтет, иллюстрируя слайдами, лекцию о детстве Сарджента и влиянии детских впечатлений и переживаний на его портретную живопись. Вот уж точно – “все мы вышли из детства”. И как же важно, чтобы детство это было, пусть не в богатстве, но в спокойствии, внимании и любви. Не как у этого сарджентовского спящего ребенка: тревожные сны, поджатые губки, страх.
Сарджент много путешествовал: Европа, Северная Африка, Ближний Восток. Отовсюду привозил наброски, эскизы, рисунки: ландшафты, жанровые сценки, но, главное, конечно же, портреты, а среди них, как всегда, ребятишки – маленькие итальянки, испанцы, цыганки – всегда выразительно и проникновенно написанные. А вот и поразительный портрет – парижская нищенка. Девочка не трогательна - она вызывает острую жалость. Это голодное, неухоженное дитя. В умных печальных глазах провидение тяжкого будущего. Безнадежность.
Сардженту не было и двадцати, когда приехал он в Париж, в ту пору “Мекку” художников всего мира. Так же, как и учитель Каролус-Дюран, писавший “шикарные” портреты в стиле Веласкеса, Джон увлекался модной тогда испанской живописью Золотого века. Но сумел избавиться от пут подражательства, хотя... Какой художник может похвастаться, что никогда и ни под чьим влиянием не был? Был и Сарджент – и Франса Хальса, и барбизонцев, и особенно друзей-импрессионистов. Иногда на его работах можно уловить отсвет викторианской сентиментальности. Но всегда оставался самим собой. Когда написал он портрет учителя (тут же выставленный в Салоне), признанный мэтр заплакал, потому что с грустью осознал – так ему не написать, не вознестись.
Оценен Сарджент был сразу. И высоко. Успех! Отбоя от заказчиков, заказчиц в особенности не было. Привлекали его отлично выполненные одухотворенные пейзажи, но более всего портреты, в которых было, как писала одна из парижских газет, “честное наблюдение за моделью” в соединении с углубленным психологическим анализом и способностью по крупицам, по мельчайшим деталям, по движению мысли составлять картину психофизического состояния человека, проникать в его душу. И, что самое удивительное, все это проявлялось и в детском портрете, каждый из которых был портретом-предсказанием. Что и подтвердил самый придирчивый критик – Время.
Жанна Киффер – злая, неуступчивая девочка, ставшая нетерпимой, зловредной теткой, истязательницей семьи.
Милые, по-детски шаловливые, но добрые, славные Эдуард и Мари-Луиза Пелейрон, дети друзей художника, внуки основателя знаменитой Ревю де Монд, газеты, успешно выпускающейся по сей день. Умница Эдуард Пелейрон стал известным поэтом и литературным критиком.

Кармела Бертайна: вулканическая страстность пока еще дремлет, но вот-вот вырвется, наделав всяческих бед. Кармела из несдающихся. И такой останется на всю жизнь.
На свою беду в 1882 г. 26-летний художник познакомился с Виржини Готро, родившейся в Луизиане француженкой, вышедшей замуж за видного парижского банкира. Экстравагантная красотка охотно позировала Сардженту. Портрет был выставлен в очередном Салоне. Успех? Да нет. Скандал! Уж слишком верно угадал дотошный портретист суть души, характера и поведения своей модели. Рвущаяся в высшее общество мадам Готро изображена во весь рост (вы видите ее портрет в мастерской художника и его самого за мольбертом). Черное платье (цвет элегантности) подчеркивает точеную фигурку. Голова, развернутая в профиль, украшена полумесяцем Дианы, богини охоты. Но сама банкирша похожа скорей не на охотницу, а на гончую, она, будто принюхиваясь, старается взять след. Пьер Готро, муж, неистовствовал. Надменная? Неумная? И хоть картина была названа “Madame...”, модель узнали сразу. Художника обвинили в оскорблении, издевательском отношении к женщине, почему-то даже аморальности. Закручено было все так лихо, что Сарджент вынужден был покинуть Париж. Наверно, это был знак судьбы. Пропутешествовав почти два года, художник осел в Лондоне, где его уже знали и приняли дружески. Измышления ненавистных “лягушатников” для чопорных англичан послужили лишь дополнительной рекламой. Тем более что и привезенные в Англию картины, и новые его работы в рекламе не нуждались – это была превосходная, “думающая” живопись.
Серия великолепных портретов и удивительная, нежная и поэтичная жанровая сценка – дети в цветочных зарослях “Гвоздика, лилия, лилия, роза” и перекликающийся с ней по музыкальной и красочной тональности двойной портрет маленьких Виккерсов: “Живопись Сарджента сделала меня поэтом”, - сказал Стивен Рикльмэн, в числе стихов которого есть и такие строки:

Когда уходит человек,
он должен за собой оставить
частицу собственной души.
И снова в памяти людской
родиться.

Частица души художника была в каждом его творении, а уж особенно – в детских портретах. Малышка Рут Бэкон поэтична невероятно. Она будто парит в облаках. В нежном личике радость и робость, чуточку напряженность – росток будущей ответственности. Кстати, впоследствии Рут вышла замуж за Остина Чейни, из той же семьи, что и наш вице-президент.
Мальчик в матроске, сын адмирала Гудрича. Умница. И уже – личность. Интересно, что очень часто Сарджент усаживал ребятишек так, как если бы это были взрослые модели, и не свойственная живому подвижному ребенку, еще не научившемуся владеть своим лицом и быть послушным манекеном, поза придавала картине особый колорит. Как, например, в портрете Шарлотты Крэм. Как хорошо показал художник еле сдерживаемую нетерпеливость и резвость девчушки, сиротки, пригретой родственниками. Позднее вышла замуж за знаменитого американского архитектора Роберта Фоулера, и Сарджент писал ее “взрослый” портрет в один из своих приездов в США.
Сарджента, любившего и почитавшего мать, безумно по ней тосковавшего и многим ей обязанного, очень занимала тема “Мать и сын”, или шире: “Роль матери в становлении личности ребенка и в его судьбе”. Я думаю, что для каждого из нас тема эта более чем актуальна. Сарджент высвечивал свое понимание взаимосвязи матери и детей, природы их привязанности друг к другу, материнской любви, заботы и ответственности в своих психологизированных полотнах.
Эти семейные портреты близки к парадным? Совсем нет. В них интимность, нежность, любовь, жизнь. Внимание художник акцентирует на детях, потому что в их глазах, губах, в их свободных позах, в их живости, в отсутствии страхов и отражено отношение к ним матери. Она и есть для ребенка источник радостного восприятия жизни, его уверенности в себе, а это то, на чем возведено будет здание его судьбы.
Трогательный портрет Клэр Ноулес и ее сыновей. Другое полотно: знаменитая “Дэйзи” (маргаритка, символ дерзости и смелости). Она вышла замуж за Чарлза Гревиля, внука того Гревиля, который был любовником Эммы, потом подарил ее своему дяде. Красавица Эмма стала прославленной леди Гамильтон и возлюбленной адмирала Нельсона. Но вернемся к полотну Сарджента. Мать, ее руки, ее лучащиеся любовью глаза – все обращено к сыну. Мальчик отвечает ей искренней привязанностью. Он умен, в нем, ребенке, уже ощущаются решительность и твердость духа. А ведь художник не знал, что Мейнард Гревиль станет одним из первых авиаторов, отважным летчиком-испытателем.
Адель Мейер – жена банкира и хозяйка популярного художественного салона. Но не она центральная фигура картины, а ее любящие и любимые дети.
Групповой портрет семьи Чарлза Спенсера, герцога Мальборо, прадеда принцессы Дианы. Как всегда, каждый из персонажей Сарджента – Homo esse, человек, как он есть, а потому портретная галерея Сарджента – это еще и образ эпохи.
В наследии Сарджента множество эскизов, этюдов, рисунков купающихся мальчишек, обнаженных мужчин, что порождало определенного свойства слухи. Тем более что он никогда не был женат и рядом с его именем не упоминалось ни одного женского. Его сестра Эмили объясняла это так: “Он настолько самодостаточен, что ему попросту никто не нужен”. Однако...
Еще один тематический семейный портрет из лондонской галереи Тэйт можем мы увидеть на выставке – это “Дети Эшера Вертхеймера”. С Эшером познакомился Сарджент в самом конце XIX века. Это был артдилер, известный лондонский торговец картинами и антиквариатом, человек дельный, хитрый и жесткий, каким и написал его мастер. Снова скандал: как это художник, вхожий в лучшие дома Англии, изображает дельца, еврея, торгаша. Но скандал утих, а тесная многолетняя дружба с этой семьей осталась. За эти годы мастер написал 14 портретов Вертхеймеров – знаменитую “Сарджентовскую мессу”. Двенадцать из них были подарены семьей Эшера галерее Тэйт, где и экспонируются уже почти 90 лет. Чаще других писал Сарджент Ину. Был ли он влюблен в очаровательную девушку? Ситуация-то была безнадежной: тридцатилетняя разница в возрасте, другой круг, другое поколение. Незадолго до ее свадьбы он написал ее портрет, полный отчаяния: Ина в костюме морского офицера уплывает, улетает. Ветер судьбы наполнил паруса. А в его записной книжке появилось – на весь лист – слово “н и к о г д а” и строки Уолта Уитмена:
О! Мы не можем ждать столь долго,
Корабль души рвется в открытое море...
Тогда-то он объявил, что бросает ремесло портретиста, и обещание свое сдержал. Заказных портретов больше не было. Писал только друзей – Генри Джеймса, Джона Рокфеллера, президента Вудро Вильсона... Художник все чаще ездит в Америку и остается там надолго. Создает впечатляющие объемные пейзажи, жанровые картины, но, главное, портретную галерею, выдающихся американцев, достигая необыкновенной выразительности, зачастую соединяя несоединимое – акварель, гуашь, графитовый карандаш.
Он стал организатором и членом общества американских художников и арт-клуба Новой Англии (уже будучи почетным членом английской Национальной академии дизайна и Лондонской Королевской академии). Имел почетные ученые степени Гарвардского, Оксфордского и Йельского университетов. Был отмечен французским, бельгийским и немецким правительствами как автор замечательных фресок.
А в Америке великолепные фрески Джона Сингера Сарджента радуют посетителей Бостонского музея изобразительных искусств, мемориальной вайденеровской библиотеки и Гарвардского университета.
Думаю, что вершинным в портретном творчестве Сарджента стал портрет Элси Палмер. Когда в 1891 г. был он показан в лондонской Новой галерее, публика сразу нарекла его гипнотическим. Аншлаг! Такой же, как сейчас в Бруклинском музее. Родители Элси, основатели Колорадо Спрингс, - американцы, часто бывавшие в Англии, были друзьями Генри Джеймса, в доме которого Сарджент и увидел юную девушку. Ее широко распахнутые глаза, в которых затаилось ожидание любви, готовность отдать любимому всю себя, радость жизни, притягивают внимание каждого. Художник будто открывает тайну женской привлекательности. В портрете удивительное сочетание невинности, женственности и грозной сексуальности. Даже если бы на выставке не было больше ничего (а там произведения выдающиеся!), я бы пошла только ради этого действительно гипнотического портрета.
К Бруклинскому музею подходят поезда метро 2 и 3, автобусы В71, В69, В48. Адрес: 200 Eastern Parkway. В воскресенье, 31 октября, в 3 ч. дня в музее можно послушать музыку Дебюсси, созвучную теме детства в картинах Сарджента.
Обратите внимание: после реконструкции открылась библиотека Бруклинского музея, отметившая свое 175-летие (ее первым библиотекарем был великий Уолт Уитмен). Это одна из лучших библиотек Америки, к тому же оборудованная сейчас по последнему слову современного дизайна и компьютерного оснащения крупнейших библиотек. Более 250 тысяч томов постоянно пополняющихся библиотечных фондов дают возможность читателям получить полную информацию о достижениях в разных направлениях науки и техники, но особенно истории, искусства, литературы. Залы библиотеки просторны и удобны. Как и в год основания (1823 г.), главная задача библиотеки,
которой и начался Бруклинский музей, - дать знания молодежи. Расскажите об этом детям и внукам.