МАСКАРАД: ЛИЦА и ИСТОРИЯ

Издавна веря в то, что земные дела вершатся внеземными силами, люди искали у них поддержки и защиты. Поклоняясь природе и “очеловечивая” её, они создали маску, в которой видели посредника между этими двумя мирами. Надевание маски было не просто частью игры и новой ролевой ситуацией. Cимвол переставал быть символом, условность становилась реальностью, и по щекам действующих лиц тек не сурик, а настоящая кровь.
Племена из Либерии и Берега Слоновой Кости использовали маски предков, чтобы просить об урожае. У масаев из долины Конго они раскрашивались мелом со священной скалы: черные контурные линии и белые круги у глаз были знаком мужества. Спиральный узор на подбородке обозначал дорогу жизни к её духовному центру, к самому себе. Посвящение в веру, брак и похороны - весь неизбывный цикл жизни проходит с участием масок, продолжая драму бытия. Не случайно на востоке так популярна маска гусеницы, превращающейся в бабочку – новое и возвышенное физическое качество. А на другом континенте, в Либерии, маска кокона используется в обряде посвящения девочки в женщину.
Не только первые cпектакли в масках, но и весь западный театр родился в Афинах двадцать пять веков назад. Между 600 и 200 годами до нашей эры греки создавали драматургию, которая и сегодня пользуется успехом. Став продолжением празднеств, посвященных Дионису, богу плодородия и возрождения, под пером Эсхила, Софокла, Еврипида мифы и легенды превратились в трагедии с величественным финалом, очищающим душу.
Римские трагические и комические маски, подобные мраморным, хранящимся в Британском музее, пришли к нам из II века до новой эры. В амфитеатрах того времени маска, укрупняющая черты лица, давала возможность зрителям, сидящим далеко от сцены, лучше оценить характер героев и, “убирая” реальность, помогала погрузиться в действие.
Ортодоксальное христианство никогда не принимало маски, присущие язычеству, но избавиться от них церкви так и не удалось. Карнавал был принят как праздник предстоящей весны, а итальянское слово “carnelevare” означало “отложить мясо в сторону” накануне большого поста.
Хроника венецианских карнавалов перемежается с радостными и мрачными страницами истории. Самые старые записи о запрете карнавала в Венеции относятся к 1268 году, и о содержании подобных указов стоит рассказать.
В феврале 1339 года был издан декрет, запрещающий ходить в маскарадных масках по городу ночью и веселиться, ”с целью препятствовать падению нравов”. В 1458 и в 1603 выходят указы, запрещающие мужчинам в дни карнавала одеваться женщинами. В других постановлениях “маскарадчикам” не разрешалось вступать в беседы с монашенками, носить музыкальные инструменты и оружие, способное причинить увечья. Декрет 1608 года разрешал надевать маски только на специальные банкеты и праздники. Нарушителям полагался штраф, два года тюрьмы и 18 месяцев работ гребцом на галерах. Женщин-нарушительниц ожидал прогон под плетями от моста Риалто до площади св. Марка, где их выставляли на обозрение.
В XVI веке на сцену выходит уличный театр масок «Комедия дель Арте». Среди них Арлекино, пестро одетый шут с маской, поначалу напоминающей кота, ребячливый и влюбчивый акробат с деревянной шпагой, способный постоять за себя.
Став частью жизни и других католических стран (Франции, Испании, Португалии), карнавал попадает в Новый Свет и другие колонии, становясь местной традицией. Так, в португальской Бразилии появляется карнавал в Рио-де-Жанейро, а в Новом Орлеане, много лет находящемся под властью и влиянием Франции, карнавал Марди-Гра, совпадающий с русской “масленицей”.
Известно, что нигде не было создано такого количества разнообразных масок, как в Африке. На протяжении тысячелетий сотни племен создавали свои духовные миры, свои тотемы, табу, своих богов и духов. Изготовление ритуальной маски требовало предварительного контакта с нематериальным миром, его голоса и прямых указаний. Срубив дерево, африканский скульптор, как правило, оставлял его на несколько дней в покое, давая возможность духу, живущему в стволе и кроне, отыскать для себя новый дом. К сожалению, большинство масок, экспонирующихся в музеях и находящихся в коллекциях, оторваны от костюмов, а ведь только в комплексе они составляют единое целое с событием, ради которого маска надевалась. Одни маски используют, чтобы чествовать ушедшего из жизни, другие - чтобы просить об урожае или благодарить за него. Иногда маски предков надеваются вождями для консультации с ними (предками) в момент принятия важных решений или вынесения приговоров человеку, преступившему законы племени.
Многие исследователи считают, что Соединенным Штатам, представляющим из себя постоянно изменяющийся сплав различных культур, непросто сформировать собственные оригинальные традиции. И хотя настоящее страны - динамичное и захватывающее зрелище, способное захватить и увлечь целиком, жить только в этом времени невозможно, не обедняя себя и свой завтрашний день. Не случайно точка зрения первых американских поселенцев, что Америка – tabula rasa, чистая доска, где до них ничего не было написано, давно стала достоянием прошлого. Все чаще люди искусства, этнографы и коллекционеры возвращаются к коренному национальному искусству, существующему здесь задолго до появления первых европейцев.
Культ животных, их свобода, их дух и повадки были символами племен в доколумбовой Америке, и праздники с надеванием масок подчеркивали двойственную природу человека, его животное и духовное начало в космическом круговороте. На время олицетворяя себя с животными, люди принимали мировой порядок вещей, обмениваясь с духами и богами энергией в соответствии с их этническими представлениями.
Государственный музей Аризоны, основанный более ста лет назад, является крупнейшим на юго-западе США. Только в его этнографической коллекции хранится более 26,000 экспонатов, среди которых маски народностей майя, навахо, ацтеков от доколумбовой эпохи до наших дней. А в передвижных выставках, подобных той, что демонстрировалась в Музее искусств Сиэтла и путешествует по стране, прослеживаются пути и взаимовлияние культур эскимосов западной Аляски и индейцев северо-западного побережья США. Существуя на протяжении веков, обе культуры продолжают сохранять свою жизнеспособность, применяя то первобытные, то более современные инструменты, сотни лет назад привезенные европейцами. Двести мастерски выполненных античных масок с Аляски говорят о мощном творческом импульсе и духовном потенциале коренных жителей этих мест. Мерзлые земли самого северного американского штата, длинные зимы и низкорослая тундра создавали для эскимосов условия жизни, отличающиеся от тех, в которых жили индейцы на северо-западном побережье США; даже деревьев, необходимых для изготовления ритуальных масок, здесь всегда не хватало. И тогда люди выходили на побережье, подбирая вынесенные морем стволы деревьев и обломки судов. Старая молитва эскимосского племени обращена к морю с просьбой приносить им побольше деревьев каждый год.
Возрастающий интерес коллекционеров к маскам как произведениям искусства, историческим и культовым объектам просматривается в ценах самых крупных аукционов. А. Гофмейстер, чешский художник, писатель и коллекционер, соратник многих сюрреалистов и дадаистов, приятель фотографа М. Рея и знаменитого ирландского писателя Д. Джойса, незадолго до Второй мировой войны купил уникальную деревянную маску индейских шаманов, не один десяток лет до этого переходившую из рук в руки. В ноябре 1999 года на аукционе Сотби в Нью-Йорке она была куплена за рекордную цену $ 684,000 долларов. Оценивая возраст маски примерно в двести лет и манеру, в которой она исполнена, С. Браун, ведущий эксперт из Музея искусств в Сиэтле, отметил, что она cделана поистине гениальным мастером на тонкой грани между физическим и нематериальным мирами. Еще одна маска, “Квакиутл” из коллекции Гофмейстера вдохновляла писателя и отца сюрреализма А. Бретона и поэта П. Элюара, в числе первых оценивших мощь и глубину искусства коренного населения Америки. Эта маска, пришедшая с северо-восточного побережья США и изображающая лицо лесного создания, защищающего утонувших или потерявшихся в лесах, была продана на том же аукционе за $ 244, 000 долларов.
Может быть, не все знают, что один из самых популярных американских праздников Хэллоуин, на подготовку к которому, приобретение костюмов и масок американцы тратят почти 6 миллиардов долларов каждый год, начинался как древний осенний фестиваль у племен древних кельтов, живущих более двух тысяч лет назад на территории Ирландии, Англии и северной Франции, и назывался Samhain ( сеяние). Кельты верили, что в определенные дни границы между миром живых и мертвых становятся тонкими и легко преодолимыми и призраки способны прийти на землю, чтобы причинить людям зло. Таким для них был день 31 октября , означавший конец осеннего тепла, предвестье длинных ночей и долгой зимы. В канун прихода мертвых и призраков на землю люди покидали дома, надевали маски, чтобы привидения приняли их за своих, жгли костры, в которые бросали жертвенное зерно и животных.
В IX веке новой эры католическая церковь, будучи не в силах запретить языческий праздник, попыталась придать ему узаконенно-христианский характер, назвав первое ноября Днем всех святых, что по-староанглийски звучало как All hallows Eve. В X веке в тех же целях церковные власти провозглашают второе ноября Днем поминовения мертвых. Американская традиция trick-o- treating восходит к тому же празднику, когда бедные обещали богатым, что будут молиться за их покойных родственников, а те их за это вознаграждали.
Привезенный в США эмигрантами Хэллоуин неоднократно запрещался пуританами и время от времени ограничивался властями. ХХ век окончательно сделал Хэллоуин светским праздником, веселым карнавалом со страшными масками и персонажами из комиксов и фильмов-ужасов, демонстрирующим силу жизни и браваду перед призраком смерти, праздничным шоу, объединяющим не только соседей, но и тысячи знакомых и незнакомых людей.
Если в древних Греции и Италии маски были частью светского мира, то их современники в Китае и Индии использовали маски и в театральных, и в ритуальных целях. Расцвет азиатского театра масок и литературы на санскрите относится к XV веку до новой эры и связан с трактовкой Махабхараты и одной из её книг, Бхагавадгиты, ставшей квинтэссенцией философии индуизма. Воплощение в масках людей, животных и демонов присуще буддистским монастырям и коллекциям, находящимся в Монгольском художественном музее в Улан- Баторе, культуре Таиланда и Индонезии. Так, маска “демон-змея” из Шри Ланки изображает кобру с огромной головой, из ноздрей которой выползают другие змеи.
Духовные корни жителей индонезийских островов, как и других стран юго-восточной Азии, тесно связаны с индуизмом и эпосом “Рамаяна”.
В Field museum в Чикаго находится коллекция из 80 индонезийских масок, привезенных с островов Бали и Ява. Вырезанные из мягкого дерева и мастерски раскрашенные, они были подарены индонезийскими мастерами танца, приехавшими на Всемирную выставку, посвященную Колумбу в 1893 году.
Китайский классический театр масок возник в период династии Юань ( 1260- 1328). Его сюжеты отдавали пафосом, были сентиментальны и романтичны. Вплоть до XIX века на китайской сцене не разговаривали, выражали себя через песню, танец и пантомиму. Китайские драматурги, как и их индийские предшественники, избегалит ставить трагедии в европейском смысле слова, предпочитая слезливые, наполненные конфуцианскими нравоучениями сюжеты, в которых разрешалось умирать только женщинам.
Шагом вперед был японский театр масок “Но”, возникший в XIV веке,
Его короткие пьесы трагичны по духу, полны символов и аллегорий и весьма немногословны. Короткий текст уложен в целый час драматического действия. Деревянные маски, три барабана и флейта, пантомима и короткие строки песен уравновешены, и ни один из элементов не доминирует.
Продолжением театра “Но” становится театр XVII века “Кабуки”, где, как и в “Но”, все роли исполняют мужчины. Он более динамичный, избегает изысканных метафорических загадок, которые задают зрителю авторы и актеры театра “Но”, и значительно более популярен в нынешней Японии и за её пределами.
Шаманы и предсказатели в течение многих веков занимали важное место в жизни самых различных культур. Они предвещали погоду, указывали места для охоты и лучшее время для начала войны, участвовали в праздниках, похоронах и жертвоприношениях. Со времен династии Шань ( XV - X века до новой эры) шаманизм в Китае становится особенно популярным. Культ предков, сплавленный из идеи мужского и женского начал бытия и несовершенства земной жизни, превращает шамана в посредника между земным и духовным, а буддистстские идеи о совершенствовании путем реинкарнаций делают шаманизм еще более привлекательным. Cо временем влияние китайского шаманства достигает Сибири через торговые контакты и татаро-монголов, появивишихся после завоевания части Китая на Руси. Ненцы, чукчи и эскимосы, пришедшие в Америку через Берингов пролив по льду или по воде, тоже несли с собой культуру масок и шаманства. Главные божества почти у всех народностей - Небо, Солнце и Луна, главные духи – хозяева воды, гор, леса и огня, который был символом очищения. Наскальные изображения, найденные на Алтае и Саянах, показывают шаманов в рогатых шапках и масках.
Русский этнограф А. Макаренко, путешествующий по Алтаю и Сибири в начале XX века, рассказывает о шамане, который мог глотать раскаленные уголья, грызть стекло, протыкать себя ножом, и все же был менее знаменит, чем женщина-шаманка, которая подобными фокусами никогда не пользовалась, а всеобщей славой обладала, то есть оценка шамана народом была объективной и, как принято сегодня говорить, “по результатам”.
Отвары, травы и древние снадобья лечили людей, а маски шаманов, сделанные из дерева, бересты или металла, призваны были обмануть духов и злых богов с тем, чтобы в реальной жизни они не могли узнать шамана в лицо.
Cибирские шаманы были не только гомеопатами и костоправами, но и психотерапевтами и музыкально одаренными людьми: их танец был моно-спектаклем с имитацией голосов птиц и животных. Люди верили, что сильный шаман может не только говорить с духами, но и сражаться с ними. Для шаманов, путешествующих в нижний, загробный мир, бубен превращался в лодку, способную везти их по подземной реке, а одежда, изображающая животного или птицу с перьями, защищала от злых духов. Некоторые маски или бубны могли украшаться висячими наконечниками стрел, способными превращаться в мечи, защищающие обладателя. Надо сказать, что найденные на Алтае и Саянах наскальные изображения шаманов в рогатых шапках и масках появились задолго до того, как в сибирском шаманстве был обранужен “китайский след”.
В Хакасском историческом музее, обладающем сегодня одной из лучших этнографических коллекций в России, есть целая экспозиция старых сибирских и азиатских масок. Абсолютно самостоятельными произведениями искусства являются такие экспонаты музея, как тыштыкские погребальные маски, созданные в Сибири в I - V веках до нашей эры. Их изготавливали из гипса и глины, украшали узорами и расписывали краской.
Позднее, сохраняя языческие элементы, культура масок приходит в православие, оживая в святочных маскарадах и колядных масках России, Украины и Белоруссии. На святки в деревнях XIX века ещё затевали маскарады, и детишки, маленькие сеятели, предвестники будущего урожая, “посевали” с целью потешить хозяев, получая взамен печенье или сладости.
Маски всегда притягивали к себе человека. И римские императоры привозили с собой из походов не только предметы старины из золота и серебра, но и изображения чужих языческих богов, странных глиняных и деревянных масок-чудовищ, за которыми стояло что-то притягивающее и мистическое. Искусство маски живет и сегодня: и как духовный, и как культурный феномен, приветствуя нас с театральных подмостков, ослепляя кадрами этнографических фильмов и карнавалов в Африке и Латинской Америке, встречая на прилавках антикварных магазинов и витринах музеев. Ничто так не приближает нас к чужой культуре, как ее реалии, рождая двойственное чувство узнавания и новизны. И традиционная фраза из классического фарса “ Маска, я Вас знаю ”всегда останется только фигурой речи. Мы не знаем Маску, как не знаем самих себя.