МАРИНА ДЕНИКИНА - ГЕНЕРАЛЬСКАЯ ДОЧЬ, ФРАНЦУЗСКАЯ ГРАФИНЯ

Вот уже тридцать с лишним лет, как графиня Марина Антоновна Деникина (ее литературный псевдоним Марина Грей), дочь знаменитого русского генерала, живет в Версале в старинном доме времен Людовика ХУ с выходящими на дворец окнами. «Этот дом сдавался в наем приезжающим из провинции людям, которые хотели пожить некоторое время рядом с королевским двором. Соседний дом – это бывшие конюшни и помещение для прислуги», - объясняет мне дочь генерала. В свои 85 лет она замечательно выглядит - стройная, элегантная, подтянутая, хотя и уверяет, что за собой особо не следит, диетой себя не изнуряет. Немного курит, с удовольствием выпивает один – два бокала шампанского или рюмку водки. Она стала графиней, после того как вышла замуж за известного историка Жана-Франсуа Кьяппа, ныне покойного. Впрочем, никогда своим титулом не пользуется. Как генеральская дочь, она и так принадлежит к дворянскому сословию.
Долгая жизненная дорога отделяет королевский Версаль от временно отвоеванного у красных Екатеринодара, в котором в военном госпитале в годы Гражданской войны появилась на свет Марина! Годовалого ребенка мать увезла на английском корабле из Новороссийска в Константинополь, где они месяц жили в русском посольстве в ожидании отца. Начались годы странствий и скитаний семьи Деникиных, оказавшихся за бортом своего Отечества. Вначале была Великобритания, где власти безуспешно пытались убедить генерала возглавить русское правительство в изгнании. Далее они кочевали по всей Европе - Бельгия, Австрия, Венгрия, снова Бельгия - пока, наконец, в 1926 году Деникины не осели во Франции.
Уйдя с телевидения, где проработала долгие годы, Марина Грей начала писать книги. Большинство ее трудов посвящены русской истории. Среди них - «Мой отец - генерал Деникин», «Расследование об убийстве Романовых», «Генерал умирает в полночь» (о похищении из Франции советскими агентами генералов Кутепова и Миллера), «Распутин». Ее последняя, 19-я книга посвящена императору Павлу I. Она остановила свой выбор на этом самодержце в силу того, что во французской и в русской истории ее всегда интересовали загадки. Что же касается императора Павла, то, разумеется, всем известно, как и за что его убили, но вот кто был его отец -остается тайной для историка. Марина Антоновна убеждена, что Павел был сыном не Петра III, как обычно принято считать, а первого любовника Екатерины II - Салтыкова. Лет 20 назад во Франции вышла книга екатерининских мемуаров, написанных по-французски. И, судя по этим воспоминаниям, нет никакого сомнения в том, что Павел – сын Салтыкова.
- Вы всю жизнь прожили во Франции, родной язык у вас французский. В чем чувствуются ваши русские корни?
- Я православная. В молодости старалась подражать моим французским подругам, мне надоедали семейные рассказы о войне... А потом, лет в 40, начала становиться все более и более русской.
- В чем это проявилось?
- Главное в том, что меня интересует русская история и то, что сейчас происходит в России. Я хотела бы и писать по-русски, но многое забыла. Папа меня учил, учил грамматике, падежам... Когда я жила в Англии, то мне сны снились на английском. Потом на французском, а теперь все чаще и чаще – на русском. Когда я писала книгу о Белой армии, я стала ощущать себя русской и теперь считаю себя скорее русской, чем француженкой.
- Что же это для вас значит?
- Я совершенно не понимаю французов, как они, в свою очередь, не понимают русских.
- Чем же мы друг от друга отличаемся?
- Русским свойственна большая сентиментальность, они меньше думают о деньгах. По крайней мере так было раньше - до тех пор, пока новые русские не начали приобретать себе виллы во Франции. И затем, я думаю, что русские почти всегда готовы жертвовать собой, помогать другим. У французов этого нет. И мне никогда не встречались русские, которые бы очень любили врать. Ну а французы врут – прямо невозможно. Я не говорю о политиках, потому что эти во всем мире врут безбожно.
- Как относились французы к русским эмигрантам?
- Неплохо, и по отношению к нам были очень милы. Не считая того времени, когда русский эмигрант Горгулов – думаю, что он был подослан Советами - убил французского президента Поля Думера. Но вскоре французы об этом забыли, память у них короткая.
- Можно ли считать французов нашими друзьями?
- На этот вопрос трудно ответить. Французы относятся к России неплохо, но, как я говорила, ничего не понимают в том, что в ней происходит. Для них «славянская душа» по-прежнему остается чем-то мифическим, да и «славянский шарм» все еще действует.
- Эмиграция имела в своей среде и аристократов, и военных, и пролетариев...
- Я мало что знала об аристократах, так как находилась в среде военных и писателей. Но и среди военных были трения: папа, например, не хотел ничего слышать о Российском общевойсковом союзе – РОВСе.
- Вы один из немногих французских историков, которые специализируются на русской истории. Какой период представляет для вас наибольший интерес?
- Гражданская война в России, и это понятно. Потому что я встречала многих ее участников, читала массу документов и книг, и вообще это, так сказать, семейное. Самые же интересное для меня цари – это Петр Великий, Екатерина II и Павел.
- Можно ли считать, что народ имеет ту историю, которую он заслуживает?
- Такой вопрос нужно философу задавать. Скорее, да. Когда народ теряет душу, как это случилось с русскими в последние 70 с лишним лет, ее потом трудно найти.
- Выжили бы французы в российских исторических условиях?
- Думаю, что нет...
- За последние годы вы передали в Государственный архив России огромное количество уникальных документов – отдали абсолютно все, что у вас было - деникинские рукописи, включая его труд «Очерки русской смуты», письма Антона Ивановича жене и дочери, его записные книжки, переписку с друзьями, личные документы и фотографии. Такова была воля отца?
- Отец собирался дожить до освобождения России и надеялся в нее вернуться. Для него это значило освобождение страны от коммунизма... Моя мать после его смерти отдала часть архива в колумбийский университет. Все, что у меня было, то есть семейная часть архива, я отдала России. Что же касается архива Белого движения, то папа оставил его на временное хранение в Праге. Во время войны немцы перевезли архив в Берлин, а оттуда его забрали Советы и американцы. Но большая часть находится в Москве. Была ли это папина воля? Надеюсь, что да.
- «Очерки русской смуты» – 5-томный труд вашего отца, посвященный Первой мировой войне, революции и войне гражданской. Какую задачу ставил перед собой Антон Иванович, когда их писал?
- Он писал именно для истории, чтобы ее не искажали. Так как у него тогда были все архивы, он решил написать о том, что знал, и том, что думал. Поскольку он был одним из главных действующих лиц этой Гражданской войны, так написал то, что ему казалось правдой. Это, вероятно, и есть правда.
- Об «Очерках» благожелательно отозвались Горький и Троцкий, а Ленин сказал о них, что «автор «подходит» к классовой борьбе как слепой щенок». Как их встретили в эмиграции?
- Например, Керенский из Берлина отозвался хорошо о втором и третьем томе...
- Однако Антон Иванович именно бывшего главу временного правительства Керенского собирался повесить. За что?
- Когда на Юге России папа командовал Белой армией, Керенский – уже после своего побега – написал ему письмо, в котором спрашивал, может ли он приехать к нему. Папа ему ответил то, что Великий князь Николай Николаевич сказал Распутину, когда тот попросил разрешения приехать в Могилев: «Приезжайте, повешу!»
- Почему же он это сказал?
- Потому что, когда Керенский пришел к власти, у папы была надежда, что из этого что-нибудь выйдет, и он, скорее, был даже доволен. Потом он увидел, что большевики нажимают на Керенского, а он уступает, предает Россию. И когда тот сбежал, папа окончательно решил, что он предатель... Но мама потом переписывалась с Керенским.
- В чем Антон Иванович видел причины поражения Белого движения и успех Красной армии?
- Их было очень много. Во-первых, финансовые. Ведь наши «колокольчики», то есть рубли, которые папа печатал, невозможно было поменять ни на золото, ни на серебро... Затем недостаток – не в армии – знающих, подходящих людей. Беря город или завоевывая губернию, надо было поставить во главе какого-то губернатора. А понимающих дело людей оказалось мало.
- Белое движение – это цвет Русской армии, а Красная состояла из необученного пролетариата...
- Вначале. Поэтому мы чуть не дошли до Москвы. А потом Красную армию возглавил Троцкий – значит, свою роль сыграл и его талант. Затем пока в Белой армии все шло хорошо папу почти не критиковали, а когда начались неудачи... Партия ярых монархистов, которая хотела только восстановления монархии, называла тех, кто был за папу, «левыми». Потому что он считал, что нужно провести референдум, чтобы русский народ сам выбрал бы форму правления – или царя, или республику, или конституционную монархию. И когда возникли такие «неприятельские» отношения между крайне правыми и «левыми», трудно уже было командовать армией.
- Ваша жизнь в эмиграции началась в 1920 году. Это были годы странствий. Жилось вам нелегко... Что было самым тяжелым?
- Скитания. В одной стране, в другой – в любой папа чувствовал себя на чужбине. Всегда было трудно. Что касается финансового положения, то он все-таки получал гонорары за свои книги, писал в разных русских газетах – «Последние новости», «Возрождение», «Иллюстрированная Россия». Но этого не хватало нам на жизнь. В английских и французских банках были деньги русского правительства, и Союз бывших русских послов, получивший к ним доступ, выделил ему маленькую пенсию. В 1939 году она составляла 1800 старых франков в месяц. На троих было мало. Одежду покупали подержанную, экономили на всем. Но все-таки удавалось жить.
- В 20-е годы Париж оказался и русским военным центром эмиграции. Именно там был создан Русский общевойсковой союз, существовали десятки объединений гусаров, гвардейцев, корниловцев, алексеевцев и проч. Участвовал ли в них ваш отец?
- Он отказался заниматься политикой за рубежом. И только возглавлял «первопроходников» – участников первых походов – корниловцев, которыми он стал руководить после убийства Корнилова. Их оставалось не так много. Они носили медали с терновым венцом, которые папа им вручал. Медаль номер 1 была у внука Корнилова, номер два – у Алексеева, а себе он оставил третью.
- Он верил в возможность свержения советской власти?
- Верил. Этим занимался генерал Кутепов, с которым мы все время встречались. Папа советовал ему быть осторожным, не верил в успех его дела. Он надеялся на свержение – как сказать? – Божьей волей.
- В 1929-1930 годах ОГПУ похитило одного за другим двух руководителей РОВС – генералов Кутепова и Миллера. Советский агент, полковник Скоблин намеревался вывезти в Москву и Деникина...
- Судя по тому, что мы узнали от французской полиции и по тем документам, что мне передали, когда КГБ открыл свои архивы, никто Скоблину такого задания не давал. Он, видимо, действовал по своей инициативе. Я думаю, что после того, как Скоблину удалось похитить Миллера, он подумал: «А вдруг и Деникина удастся?» Не вышло.
- Самыми трудными годами в жизни Деникина были пять лет, которые он провел в местечке Мимизан, неподалеку от Бордо, в годы фашистской оккупации Франции...
- Я жила с ними в Мимизане первый год. Потом вышла замуж за француза и вернулась в Париж, а потом через два года, когда брак распался, я снова приехала к родителям... И я, и бывшие папины офицеры старались посылать из Парижа посылки, потому что тут на черном рынке было легче достать продукты. Но это были очень тяжелые годы для них. Папа потерял 20 килограммов, а мама – 18.
- Он ненавидел коммунистический режим, но не хотел его ликвидации ценой поражения во Второй мировой войне...
- Нет. Он ненавидел тех, кто царил – если можно так сказать – в России. Но Русская армия оставалась для него русской. Он говорил, что когда все кончится, забудем мы и Белую, и Красную армии и будет только одна – Русская армия.
- Почему Антон Иванович с женой перебрался после войны из Франции в Соединенные Штаты, где он и скончался в 1947 году и захоронен на русском кладбище Святого Владимира в городе Джексон?
- Во-первых, потому, что во Франции ему больше не платили пенсии и не на что было жить. А так как друзья из Америки, тоже офицеры, предложили папе писать мемуары для издательства имени Чехова, ему пообещали 100 долларов в месяц, и он должен был писать в месяц 50 страниц. Во-вторых, папа боялся, что во Франции будет революция, к власти придут коммунисты, и он не хотел переживать это во второй раз.
- Одним из ближайших друзей Антона Ивановича был замечательный писатель Иван Шмелев...
- Я всегда звала его «дядей Ваней» и знала с 6-летнего возраста. Недавно ко мне приходили из Российского культурного фонда и расспрашивали именно о Шмелеве. Мне показали некоторые неизвестные его письма, где он часто пишет обо мне, называя меня Маришей. К сожалению, мы потеряли друг друга из виду в начале войны.
- Трагической фигурой в эмиграции был Бальмонт, который прожил во Франции 22 года...
- Мы с родителями видели его только в Капбретоне на Атлантике, где он обычно проводил лето. Помню, что он не особенно любил детей. Мы же его боялись, потому что Бальмонт очень много пил и ужасно громко декламировал свои стихи...
- Давайте поговорим теперь о вашей профессиональной деятельности. Вы долгие годы работали журналисткой на радио и на телевидении. Гостями ваших передач были Эдит Пиаф, Жерар Филипп, Франсуаза Саган. С Марком Шагалом вас связывали дружеские отношения...
- Шагала хорошо знал мой первый муж, и однажды мы провели неделю у него в гостях на юге Франции, где он жил с молодой хорошенькой ирландкой, которая ждала развода, чтобы выйти за него замуж. У них был сын, которому было года три. Потом она вдруг сбежала от Шагала с неизвестным художником – то ли шведом, то ли норвежцем - и захватила с собой сына. Для Шагала это была большая драма, и он даже думал о самоубийстве. Его дочь Ида все время повторяла: «Надо что-то сделать, иначе он покончит с собой. Надо ему кого-то подыскать». В конце концов, мы нашли Валентину Бродскую, которая тогда жила в Англии, и уговорили ее стать на некоторое время компаньонкой художника. Они встретились в Париже и полюбили друг друга.
- Как вы познакомились с Пикассо?
- Впервые меня привез к нему общий знакомый - швейцарский издатель, приютивший во время войны у себя дома в Женеве сына Пикассо от его первой жены - Ольги Хохловой. Тогда художник готовил выставку «по мотивам» Веласкеса, водил меня от картины к картине и внимательно следил за моей реакцией. Меня это удивило - он будто боялся, что мне не понравится. Потом мы заговорили и Шагале, и Пикассо неожиданно спросил: «Ну скажите мне правду! Он действительно женился на своей кухарке?» Между художниками часто существует ревность и даже ненависть...
- Что вас больше всего поразило в Дали? Можно ли считать его сумасшедшим?
- Каждый раз, когда Дали приезжал в Париж, мы делали с ним передачи – вначале для радио, а потом для телевидения. Однажды, когда в его честь давали обед в ресторане на Эйфелевой башне, он согласился дать мне интервью, но только на ресторанной кухне. Люди обычно считали его сумасшедшим, но это был его номер «для публики». Однажды я решила поехать к нему, чтобы предложить Дали написать его биографию. Я остановилась в отеле в Кадакесе, с террасы которого могла видеть Дали, гулявшего в своем саду. Я знала, что к нему попасть очень трудно и передала через горничную визитную карточку моего мужа,на которой было написано «графиня Кьяпп», а не свою, журналистскую. «Вы нарочно мне дали эту карточку, потому что я больше люблю титулованных особ», - сказал, принимая меня, Дали. Но биографии не получилось, потому что все права были давно им кому-то проданы.
- Почему вы оставили тележурналистику?
- По политическим причинам. После ухода генерала де Голля на президентских выборах боролись бывший премьер-министр Жорж Помпиду и председатель Сената Ален Поэр. Так как у меня были общие знакомые с Поэром, я брала у него интервью, сопровождала его в предвыборной кампании. Когда же победил Помпиду, то он заявил, что не хочет больше видеть Марину Грей на телевидении.
- Значит, вас выгнал с работы сам президент Франции?
- Так оно более или менее было. В то время знакомый издатель, первый муж Франсуазы Саган, заказал мне книгу о Белой армии. Потом я написала книги о Ледяном походе, о похищении Кутепова и Миллера. Поскольку русские передали мне много личных документов, я сочинила три романа об эмиграции, а потом вернулась к истории.
- Не повлияло ли на ваш выбор то, что ваш муж, граф Жан-Франсуа Кьяпп, известный историк?
- Разумеется, повлияло. Он, правда, был недоволен, когда я писала свои романы о семье, которая жила в России, потом оказалась в Константинополе и, в конце концов, попала во Францию... Моя героиня Софья умирает в русском доме для престарелых.
- Почему у России такая мучительная история? Были ли у нее когда-нибудь счастливые времена?
- Вероятно, многое можно объяснить нашим характером. Русские могут быть очень мягкими, доброжелательными, но когда они ненавядит кого-то, то готовы на все... Счастливые годы были, но не для всех. При первых Романовых – Михаиле и Алексее Михайловиче – жили относительно спокойно. Петр Первый был человек выдающийся, но счастья России он принес мало. В царствование Екатерины Великой, которая стала очень русской, было не так уж плохо, хотя постоянно велись войны.
- Некоторые историки считают, что идти западным путем России помешали самодержавие и православие...
- Не думаю... Кстати, Павел I переписывался с Римским папой и хотел соединить католиков и православных в одну религию, рассчитывал, видимо, сам стать папой.
- Ваш отец был человеком верующим?
- Я с ним каждое воскресенье ходила в Сергиевское подворье в Париже. Он был православным до глубины души – я больше не встречала людей такой сильной и искренней веры. Об этом отец говорит в своей последней книге «Путь русского офицера», где православие называет самой лучшей религией.
- Некоторые политики считают, что России нужна какая-то спасительная национальная идея....
- В России 7 ноября превратили в праздник примирения и согласия. Но какого, с кем? Конечно, белые и красные могут примириться, но это невозможно между богатыми и нищими. О каком примирении тогда идет речь? На какой почве?
- «Жаль, что не доживу до спасения России» – таковы, если не ошибаюсь, были последние слова Деникина... Какой он хотел бы ее видеть?
- Это предпоследние слова, а его последние, которые мама мне передала: «Скажи Марине и Мише (сын Марины Антоновны. – Ю.К.), что я им оставляю безупречное имя...» Он отдавал предпочтение конституционной монархии, но не был и против республики. Главное же он хотел видеть Россию великой и неделимой. У многих, кто сражался с Белой армией, – кубанских и донских казаков, украинцев, кавказских народов, - были сепаратистские устремления. И некоторые предлагали: «Мы поможем, но обещайте, что когда мы победим с вами, вы нам дадите право на автономию или даже на отделение. Поэтому папа, который врать не умел и не хотел, отказывался от их помощи. Отсюда и его фраза о «великой и неделимой России». Он считал Россией и Украину, и Белоруссию, и, конечно, Кавказ. Слава Богу, что он теперь не видит, что происходит. Ему бы было тяжело.
Париж