Есть в русской литературе один... человек... непререкаемый и необъяснимый гений, необходимый каждому, читающему по-русски.
Он осветил всю русскую культуру навеки...
Ни один писатель не может равнодушно произнести его имя. Разве только глухой. Ни один не может прожить без мечты коснуться его, потому столько трудов посвящено его жизни, потому столько стихов о нём и ему... За долгие годы литературной работы и у меня, оказывается, скопился целый багаж стихов, связанных с Александром Сергеевичем Пушкиным...[!]
Обычно 6 июня каждого года рано поутру я приходил в музей Пушкина в Хрущёвский переулок (бояр Хрущёвых, а не Никиты Хрущёва) на Пречистинке и приносил букет цветов.
Этот же ритуал совершали мы все в печальную годовщину его кончины...
Там, на лестнице за парадной дверью, перед портретом Пушкина встречал всех гостей Александр Зиновьевич Крейн, основавший этот музей, ставший его душой на много лет, сделавший это здание одним из самых заметных островков свободы и чистоты в задавленной диктатурой пролетариата России.
Здесь возрождался истинный Пушкин, вырывался из замусоленного школьно хрестоматийного оглянцованного, причёсанного, урезанного образа и становился самим собой.
Необычайное это было место. Замечательные люди тут собирались – не только цвет научного пушкиноведения на научные заседания и вечера (не берусь перечислять фамилии – боюсь в забывчивости кого-либо обидеть), но и артисты, и музыканты, и поэты, и совсем молодые начинающие литераторы, которых привечали тут, вдохновляли своей теплотой, своими знаниями и любовью к дорогому Александру Сергеевичу необыкновенные энтузиасты и, конечно, сам Александр Зиновьевич Крейн.
Его экскурсии по музею специально для «своих» поздним вечером, когда закрыта парадная дверь, погашен внутренний свет и лишь отблески фонарей с Пречистинки оживляют стены и потолки залов, – это волшебный спектакль, незабываемый и неповторимый, его вдохновенная приветливость к друзьям Пушкина и жертвенная верность самому поэту достойны большой и необходимой книги. Она несомненно будет написана хотя бы по следам его собственных книг об уникальном музее и его становлении... О бесконечном увлекательном собирательстве, о дарах этому чудесному дому и о людях, дружеский круг которых возродил лучшие черты настоящей интеллигенции, оказывается, не исчезнувшей даже благодаря нешуточным стараниям заплечных дел мастеров люмпенской власти.
Литературный музей Александра Сергеевича Пушкина именно потому и состоялся - это необходимо повторять и повторять - потому только, что друзья Крейна безвозмездно дарили ему (отождествляя Музей и Крейна) бесценные экспонаты, т.е. коллективно создали Московский литературный музей А.С.Пушкина! Мне приходилось не раз выступать со стихами в уютном тесном и таком ответственном зале, на маленькой, но такой важной для каждого, сцене... и в моей бесконечной любви к великому гению, в моём счастье понимания его огромная заслуга Музея... дорогого Александра Зиновьевича Крейна...
Сегодня я так далеко за океаном от Александра Сергеевича, от знакомой двери... и не уверен, что Александр Зиновьевич из-за болезни сумеет войти в свой любимый дом... но строки стихов не ведают ни расстояний, ни времени... я уже отдал им своё сердце... а теперь позвольте положить их с трепетом к ногам Поэта...
* * *
Осенние листья
В Москве и в деревне
Единым порывом
Все сорваны с мест,
И без ослушанья -
Круженье, мельканье,
Багряные платья
увядших невест.
Тревожные руки,
Печальные звуки,
Холера, кордоны,
часы – петухи.
Мельчает огранка,
Крепчает охранка,
А он, задыхаясь,
такие стихи.
* * *
Дотащусь до Чёрной речки...
Где ж тут берег? Постою...
Без свидетелей, конечно,
У дороги на краю...
И когда затихнет город,
Разжимая кулаки,
Мир другой возникнет скоро
У заснеженной реки.
Память всё теряет быстро...
Возвращается опять...
Я второй мечтаю выстрел
Наконец-то услыхать...
Первый болью раскатился.
Первый нас осиротил.
Но второй-то был же выстрел!
Но второй-то был же, был!
Выстрел классный, благородный,
Пушкин, ты стрелять мастак!
Мог его убить – свободно!
А ударил в руку так!..
Не унизился до мщенья –
Ты не верил, что умрёшь!
Вот и эхо – нет сомненья:
Умер он. А ты живёшь!