Умба

Не подумайте, что слово «умба» - это кличка, или прозвище, или приблатненное «амба». Это название маленького порта на Белом море, настолько маленького, что официально его называют «портовый пункт Умба». Расположен он в горле Белого моря с западной стороны Кольского полуострова. Пассажирского сообщения с внешним миром - никакого, ни воздушного, ни морского. Ближайший порт за 200 миль - Кандалакша. В порту всего один причал без кранов. Заход в порт очень неприятный, и только в хорошую погоду и светлое время. Идешь носом в скалы, и когда до них остается около полсотни метров, справа открывается вход в этот порт. Резкий поворот вправо, и попадаешь в голубую лагуну, где не бывает ни ветра, ни волны, и где стоит удивительный, неповторимый медовый запах пиленого дерева. Женщины под руководством капитана порта принимают швартовые концы. На причале - огромные штабеля пиленого леса, тщательно укутанного брезентом. Доски сложены особым образом, чтобы обветривались и не коробились. Это очень дорогой лес, и грузить его можно только в сухую погоду. Стоимость его такова, что за два рейса в Данию или Голландию можно построить новый лесовоз, как наш. Вот этот лес нам и предстояло в течение пяти рейсов вывезти из этого порта в Данию.
Самым удивительным было то, что в поселке были одни женщины - бывшие в заключении и досрочно расконвоированные за «хорошее поведение», - примерно сто человек, которым осталось по два-три года до полного освобождения. Они-то и занимались заготовкой и распиловкой леса и погрузкой на заходящие сюда крайне редко лесовозы. Время навигации здесь короткое: - конец июня - начало октября. Потом начинались непогоды и женщины занимались лесоповалом. Убежать отсюда было невозможно. Вокруг на 500 километров тайга, полно медведей, которые, кстати, не обходили и поселок. Были случаи, когда женщин, ушедших по грибы, задирал медведь. Но быт у селянок был налажен хорошо. Рубленные избы на четыре человека, со всеми возможными для этих условий удобствами и везде чистота.
Но все это было потом. А вначале была радиограмма, что нам предстоят рейсы на Умбу и для снабжения и инструктажа необходимо прибыть на Мурманский рейд. Стоял июнь 1972 года, и мы все обрадовались, что нам не предстоит «полярка» - плавание в караване с ледоколами Северным морским путем на Дальний Восток. В этой загадочной Умбе никто из нас никогда не был и никто о ней не слыхал. В Мурманске я прошел специальный инструктаж, а затем для общего наставления экипажа прибыл работник МВД. Он и рассказал, что это особая зона поселения женщин после тюремного заключения, а также лишенных прав на разные сроки, что они заготавливают на экспорт самый ценный, дороже золота, особый лес, что не разрешается вступать с ними в контакт, кроме случаев, связанных с погрузкой, что запрещается брать у них какие-либо письма или устные поручения, чтобы дальше палубы их не пускать, держать круглосуточно усиленную вахту и жесткий пропускной режим. Увольнение на берег - только группами не менее 6 человек, и друг от друга не отходить. Посещать можно только спецмагазин для моряков, открытую танцплощадку и клуб. Никаких приглашений не принимать. Такой же инструктаж был нам дан через несколько лет перед первым рейсом на Кубу.
Итак, в середине июня мы пришли в Умбу. Тут же прилетел вертолет с пограничниками, «открыл» нам границу, сбросил мешки с газетами и почтой, забрал какие-то ящики и улетел. Все мужское население поселка - пять человек, работают по контракту. Капитан порта, он же лоцман, он же диспетчер и старшина катера, - невысокий сухощавый одессит Савелий Савельев, по прозвищу Хоттабыч за удивительное сходство с этим персонажем. Савельев - в прошлом моряк, плавал на севере, пока не попал в аварию и не повредил ногу. Плавать запретили, вот и устроился по контракту - уже более десяти лет как в Умбе. Раз в три года навещает родную Одессу и каждый раз дает себе слово, что этот контракт - последний.
Но... Север засасывает. Я вспомнил, как приехал на год, а застрял на пятнадцать.
Савелий был большой книголюб и знаток литературы. У местных поморов скупал старинные книги, достойные музея. Я видел у него эти книги времен Ломоносова.
В личной жизни у Савелия произошла какая-то история в Одессе с женой, после чего он развелся и лишился своей квартиры. В Умбе он женился на женщине вдвое моложе его, отбывшей все положенные сроки. Она быстро обнесла дом высоким каменным забором, завела злющего пса и спала с топором под кроватью - чтоб Саввушку не совратили.
Вторым мужчиной по иерархии числился главный инженер, он же технолог, он же наладчик станков и всей техники, он же руководитель местного хора и самодеятельности, ленинградец Паша Волошин. Павел Александрович окончил лесопромышленный институт и музыкальное училище, но из-за своего дворянского происхождения дальше техника не двигался. В Умбу попал по контракту со дня основания порта и пахал уже четвертый контракт.
Третьим мужиком был Арсений Тарасенко, по прозвищу таракан - за длиннющие, как у запорожца, усы и мохнатые брови. Он ведал местной электростанцией, состоящей из двух дизель-генераторов, и шил на заказ прекрасную обувь. От Арсения всегда несло какими-то химикатами.
Четвертым был доктор, хирург-травматолог с сизым носом и руками мясника, который слыл прекрасным специалистом и человеком. Звали доктора Карл Карлович, и родом он был из Архангельска. Работы у него всегда хватало. В больнице на 10 коек работали две медсестры из бывших зеков.
И пятым был молодой радист Коля. Кроме связи с подходящими судами, он обеспечивал радиотелефонную связь с внешним миром.
Как только на причале собиралась партия груза на отправку, капитан порта заказывал в Мурманском пароходстве очередной лесовоз. При нормальных условиях и хорошей погоде лесовоз загружался в течение недели. Но если природа дождила, погрузка могла затянутся на пару недель.
Рабочий день был ограничен - с 6 утра до 8 вечера, с перерывом на обед - 1 час. На каждый трюм - по одной бригаде из девяти человек. Все в цветных платочках. Старшие - на лебедках. Руководят погрузкой «ухманы», матерятся почище мужиков. В трюме «шестерки» - разносчицы. Обед начинается с удара колокола. Все собираются на палубе, моются из заранее проведенных шлангов. К этому времени подъезжает кухня.
После обеда все бригады раздеваются нагишом - в чем мама родила - и ложатся на трюмные брезенты вздремнуть под нежарким северным солнышком. Я в первый день прихода увидел у себя в каюте зашторенные иллюминаторы. Спрашиваю буфетчицу - что-за причина? А неча на голых баб глядеть, говорит. Отодвинул я штору и обомлел - под иллюминатором сплошь голые женские тела. Отлежали свой перерыв, с сигналом колокола не спеша оделись и продолжили свою далеко не женскую работу. И так изо дня в день.
Главным лицом в поселке была женщина, ее здесь называли «генеральша». Красивая, холеная Евтерпия Сергеевна, полугречанка, полурусская. За сокрытие первого «полу» угодила в шпионки, затем при Хрущеве вернулась домой, ошпарила кипятком мужа-генерала, приведшего в дом ее подругу. Ее осудили на 5 лет и три года лишения прав. Она попала в Умбу со дня основания этого поселка в начале 60-х годов, отбыла срок лишения, да так и осталась там навсегда. Своим развитием, в лучшем смысле этого слова, поселок обязан ей. Руководила она железной рукой при мягком сердце. Когда я попросил ее прекратить это обеденное раздевание, она сказала: «А ты выйди к девкам, даже с экипажем, когда они голые, и поговори с ними. Может, они и застесняются».
Порядки в поселке были железные. Если обнаружат спиртное - отправят обратно в зону, за воровство и вовсе искалечат.
«Генеральша» имела поселковый совет - штаб, где решались все важные вопросы быта, питания, отдыха. Поселок Умба был на самоcнабжении за счет выпаса оленей, птицефермы, пчел. Рыбы здесь было столько, что 3-литровая банка красной икры менялась на пачку простых сигарет. А если заморские, скажем, “Camel” или “Chesterfield”, - то за два. Самое горячее и продуктивное время - это июнь-сентябрь - короткое заполярное лето с круглосуточно не заходящим солнцем, когда, кроме распиловки и отгрузки леса, нужно было готовиться к зиме.
Иногда из Архангельска прилетал вертолет с проверяющими. Савелий рассказал, как однажды один из проверяющих крепко у девчат выпил и они его пистолет выкинули в колодец, а самого, раздетого, посадили перед клубной дверью. Скандал был огромный. В результате пятерых невиновных отправили в зону. Но «генеральша» в течение месяца их вернула, и после этого долго не было никаких комиссий.
Периодически из Кандалакши приходил катер с новыми поселенцами и забирал на волю «сроковых» или амнистированных. Им устраивали особые проводы, собирали деньги и подарки, а Таракан вручал сшитые им сапожки на меху из оленьей замши. В октябре наступала полярная ночь, порт замерзал, поселок по крыши заметало снегом и только дым от печей выдавал его место. Кормили поселенцев хорошо, перебоя с мясом и рыбой не было, выращенных овощей хватало до следующего лета. Если кто из читателей не ел маринованных зеленых молодых шишек - можете позавидовать. Очень вкусно, и никакого гриппа или простуд.
Иногда из динамиков раздавался голос Коли-радиста с разными объявлениями и поздравлениями именинникам или освобождаемым. В этот день им давали выходной. В наш второй рейс в Умбу такое объявление застало бригадира Галину у нас на палубе. Галя родом из Украины, имела прозвище «пятиричка», что в переводе на русский означает «пятилетка». Когда-то Галя, работая в пекарне, вынесла для голодных сестричек пять пирожков с мясом и за каждый получила по году. А во время суда рассказала, что и кому из харьковских обкомовцев их пекарня готовила. Делу придали политическую окраску, и Гале добавили 5 лет лишения прав. Когда она узнала о своем освобождении, с ней была такая истерика, что наш судовой врач еле привел ее в чувство, вколов большую дозу снотворного.
Прошли годы. Больше никогда я в Умбу не заходил. Говорили, что лагерь в Умбе ликвидировали, а на его месте расквартировали ракетную часть, что там теперь акционерное общество, что этот сорт леса давно вырубили и там сейчас оленья ферма. Все может быть. Но я всегда с теплом вспоминаю этот поселок и его тружениц. Где вы теперь, мои друзья из маленького порта с названием Умба? Может, кому-нибудь из читателей известно?