“Нужно держать фасон”

Мир страстей человеческих/ Новости филателии Америки

Встреча с той, кто страшно далек от жизни репатриантов

Инна СТЕССЕЛЬ

Наше заочное знакомство произошло по телефону. Женщина представилась: Наоми. Сообщила: имеет, что сказать про рубрику.

— Слушаю вас.

— По телефону? — удивилась она. — Это не подходит. Где ваш офис? У меня машина, могу приехать.

— Офиса нет, — с сожалением сказала я.

Женщина пару секунд помолчала и принялась утешать:

— “Ноу проблем”. Я зову вас на кофе. Приглашаю, — поправила она себя. — Так правильно? Слиха, у меня не очень хороший русский.

— Вы, вероятно, давно живете в Израиле?

— О, да! — воскликнула Наоми. — 60 и восемь годов! Мишпаха сделала алию, когда я еще к школе не выросла. Вам не трудно понимать мой разговор?

— Нисколько, — уверила я.

— Или иврит лучше?

— Давайте на русском.

— Хорошо, будет мне практика. Много годов по-русски не говорила. Так я вам назначаю рандеву.

Она назвала знакомое мне кафе.

— Бесэдер?

Я бы предпочла телефонную беседу, но женщина была настолько уверена в нашем обоюдном стремлении к личной встрече, что не хватило духу отказать. К тому же от моего дома до кафе шел прямой автобус.

Наоми оказалась дамой невысокого роста, очень стройной, с живым подвижным лицом. Мы сели за столик, и я приготовилась слушать, что она “имеет сказать” по поводу рубрики. 

Однако Наоми не торопилась. Опять стала извиняться за свой не вполне чистый русский. Рассказала, что до замужества на языке детства двух слов связать не могла, хотя многое понимала. Но когда попала в дом мужа, русский “ожил”. У супруга в ту пору было много друзей из алии семидесятых, так что Наоми оказалась в русскоязычной среде. К тому же свекровь до репатриации была учительницей русского языка и занималась с ней. Наоми даже первый том “Анны Карениной” одолела на языке оригинала. Раньше она читала роман на английском. 

А потом умерла свекровь, у мужа изменился круг общения, он занял ответственную должность в министерстве. Сотрудники и приятели были в основном коренными израильтянами. Русский в доме практически не звучал. 12 лет назад мужа не стало, русскоязычных репатриантов в окружении Наоми нет, язык забывается. Правда, свекровь приучила ее читать “русскую” прессу, и Наоми до сих пор покупает несколько газет, в том числе “Новости недели”. А вот говорить трудновато.

— Нет-нет, — успокоила я. — Для человека, всю жизнь прожившего в Израиле, у вас вполне хороший русский.

Наоми недоверчиво покачала головой и вновь ударилась в воспоминания. Незадолго до болезни мужа они побывали в Санкт-Петербурге и в Москве. В Питер Наоми влюбилась, считает этот город самым красивым из всех европейских столиц, а они с мужем полмира объездили. Москва меньше понравилась, хотя по рождению она москвичка. Между прочим, звали ее когда-то не Наоми, а Нонной.

После небольшой ностальгической паузы собеседница спросила:

— Мои рассказы вам, наверное, не сильно интересны?

— Почему же? Интересно, — сказала я и напомнила: — Вы хотели поговорить о нашей рубрике. О чем именно?

— Да-да, — спохватилась она. — Мое сердце переживает, когда читаю про ваших женщин. У меня есть совет.

— Что же вас так расстраивает?

— Они плохо живут.

— В каком смысле? — поинтересовалась я.

Наоми принялась взволнованно объяснять. Всем, мол, известно: у “русской” женщины широкая душа, она всегда о ком-то заботится, кому-то помогает. Но о самой себе забывает. А это неправильно!

Наоми потрясла судьба некой Лили, беседу с которой прочитала в нашей рубрике. Лиля — вдова, ей “всего” 64 года. После выхода на пенсию через день ездила в другой конец Израиля к дочери. Готовила, убирала, внука обихаживала. После трехчасовой поездки автобусом поздно вечером добиралась домой. Помогать дочери стало смыслом ее существования.

А в один непрекрасный день дочь заявила: “Мама, больше не приезжай к нам, если не зову. Ты же у нас почти поселилась. Моему мужу это не нравится, он не хочет у себя дома постоянно видеть тещу”.

Слова дочери Лиля восприняла так, будто грянул конец света. Они ее просто убили. Лиля закрылась в квартире, никуда не выходит, никого не видит. Целыми днями плачет. По мнению Наоми, она сама себя уничтожает.

А “страшные” слова, которые в интервью произнесла Лиля: “Зачем жить, если ты никому не нужна?” — показались моей собеседнице кощунственными.

Наоми даже руками всплеснула:

— Как такое говорить можно?!

Я вспомнила тяжелый разговор с Лилей, ее отчаянье и свое бессилие помочь или хоть как-то утешить и проговорила:

— Не просто перенести удар, когда в благодарность за заботы дочь выставляет за дверь одинокую пожилую мать. Лиля поделилась своей болью с рубрикой, потому что необходимо было выговориться, а не с кем. За что вы ее осуждаете?

Наоми покачала головой.

— Я не сужу. Хочу дать совет!

Позиция моей собеседницы состояла в том, что каждый человек должен уметь жить самостоятельно, без опоры на других людей! Кто виноват, что Лиля навязала себя и свою помощь дочери? Ее об этом не просили. Ей было нужно “прилепиться” к кому-то, придумать себе цель в жизни. А дочь хочет жить своей семьей, с мужем и с ребенком, и это нормально! Если Лиля не понимала, что она там лишняя, пришлось сказать об этом открытым текстом! Занималась бы собственной жизнью, дочь и зять уважали бы ее.

— Что значит “заниматься собственной жизнью”? — спросила я.

Последовал уверенный ответ:

— Правильно выстраивать свои дни. Вот она, Наоми, тоже вдова и постарше Лили, но у нее нет необходимости цепляться за кого-то, чтоб не чувствовать себя одинокой. Ее время четко расписано, она всегда занята.

— Можно спросить, чем?

Ноами с явным удовольствием представила свой ежедневный распорядок: утро начинается с кофе. Иногда она добавляет в него чуть-чуть хорошего коньяка. Затем ванна с морской солью, выходит свежая и обновленная, как Афродита из пены. Делает легкую масочку, чтоб кожа на лице подтянулась. Раз в неделю — массаж у специалиста. Бассейн обязательно.

У Наоми много подруг, они встречаются в кафе, болтают, обмениваются новостями. Очень бодрит шопинг. Еще она любит сесть в машину и ехать куда глаза глядят. В Израиле столько замечательных мест, душа от восторга замирает. По вечерам играет в бридж. Семья сына счастлива, когда мать навещает их. Она появляется в хорошем настроении, красиво одетая, привозит всем подарки. Проведет денек в гостях — и домой. У нее своя жизнь.

Неожиданно Наоми с ивритским акцентом лукаво проговорила:

— Когда ты радостный, и другие тебя любят. Нужно всегда держать высоко голову! Это мой совет, он простой! Каждая может поступать, как я!

— Ох, Наоми, далеко не каждая.

— Почему? — искренне удивилась она.

— Хотя бы потому, что у одинокой репатриантки в пенсионном возрасте нет средств на массажи и посещение кафе. И машина у наших пенсионерок — редкость. Даже если имеют водительские права, содержать автомобиль на пособие — слишком дорогое удовольствие.

Моя собеседница с недоумением отозвалась:

— Я тоже пенсионерка, мне 73 лет. Но со мной все бэседер.

— Дорогая Наоми, — невесело улыбнулась я. — Ленин когда-то сказал о революционных предшественниках: “Страшно далеки они от народа”. Простите за не очень уместную ассоциацию, но вы страшно далеки от жизни репатриантов. Их пособия по старости едва хватает на оплату квартиры, еду, лекарства. Да и не могут эти женщины жить исключительно для себя, воспитаны иначе, сознание другое…

Наоми выглядела опечаленной.

— Сожалею, что деньги для них такая проблема. Когда на улице вижу “русских” женщин, по виду не скажешь, чтоб им в Израиле плохо жить.

— Наоми, я не сказала “плохо”. Трудно.

— Понимаю, — сочувственно кивнула Наоми. — Я знаю, что такое бедность. В Израиле в пятидесятые годы все бедно жили. Даже сказать не могу, как бедно. Но, хоть я маленькая была, помню: моя мама, ее подруги, наши соседки гордо несли себя, никогда не плакали.

Подумав, она добавила:

— Женщина должна фасон держать. Чтоб никто не подумал пожалеть.

— Наоми, перед кем фасон держать Лиле?

— Как перед кем? — воскликнула она. — Перед людьми, перед собой, перед дочерью!

Я подумала: у моей собеседницы, прожившей в Израиле почти 70 лет, материально обеспеченной, окруженной друзьями, представления об образе жизни и психологии репатрианток пенсионного возраста весьма смутные. Ее установка на самодостаточность вызывает уважение, но как быть, если большинству наших женщин необходимо ощущать свою зависимость от близких людей, и никакая личная свобода не сделает их счастливыми? Они называют эту свободу печальным словом: одиночество.

Я поблагодарила Наоми за внимание к нашей рубрике. Она пожала плечами:

— Зачем “спасибо”? Если мой совет кому-то на пользу пойдет, это и будет “спасибо”.

“Новости недели”