Такое кино

В преддверии Дня Катастрофы и героизма вышли два фильма, связанных с этой датой.

Петр Люкимсон

 

Снятый американским режиссером Полом Эндрю художественный фильм “Шоу Эйхмана” вроде бы посвящен судьбе великого американского кинодокументалиста Лео Гурвица, объявленного в дни маккартизма “пособником коммунистов” (что, если честно, недалеко от истины) и оставшегося без работы. Именно Гурвиц (его роль исполняет Энтони Ла Палья) вел документальную съемку процесса над Адольфом Эйхманом. 

 

Авторы фильма очень тонко проводят мысль о том, что процесс над Эйхманом носил исключительно политический характер и был весьма далек от подлинного правосудия. Но дело не в этом. В фильме приводится подлинная история о том, как правительство Израиля объявило конкурс на съемку суда над Эйхманом. В конкурсе участвовали такие крупные американские и британские телекомпании, как BBC, NBC, CBS, ABC и др., а в итоге его выиграла никому не известная крошечная продюсерская фирма “Кэпитал Сити”, принадлежавшая некоему Милтону Фрутчману (его играет Мартин Фриман).

 

Чтобы сократить расходы на съемку, которую вел Гурвиц, Фрутчман воспользовался рядом второстепенных пунктов договора с израильским правительством и снимал не весь процесс, как было оговорено, а лишь некоторые его заседания. В результате, когда в 1999 году в Израиле было решено снять посвященный Эйхману фильм “Специалист”, выяснилось, что полной хроники процесса нет и уже никогда не будет. То есть Фрутчман и Гурвиц, по сути дела, совершили преступление перед историей.

 

А далее выясняется, что Милтон Фрутчман был никем иным, как мужем племянницы тогдашнего министра юстиции Израиля Пинхаса Розена, от которого, по большому счету, и зависело, кто именно выиграет конкурс на съемку процесса. Таким образом, речь идет о банальной коррупции, принесшей в итоге ущерб исторической памяти еврейского народа и всего человечества и так и оставшейся безнаказанной. Почему безнаказанной? Да потому, что именно таким образом и делались все дела в Израиле в 50-60-е годы минувшего века. 

 

В этом контексте остается утешаться тем, что в Израиле нынешнем такое было бы невозможно – это подтверждают хотя бы суды над Авраамом Гиршзоном, Эхудом Ольмертом, Биньямином Бен-Элиэзером и другими политиками. Правила игры изменились. Хотя, конечно, говорить о том, что с коррупцией у нас покончено, пока не приходится...

 

Второй фильм – “Наследие нацизма: что делали наши отцы” – демонстрируется в Израиле при спонсорской поддержке мемориального комплекса “Яд ва-Шем”. Фильм посвящен судьбе и взгляду на Катастрофу детей двух нацистских преступников: Хорста фон Вехтера - сына губернатора Кракова и Галиции бригаденфюрера СС Отто фон Вехтера, и Николаса Франка – сына генерал-губернатора оккупированной Польши Ганса Франка. Оба они родились в 1939 году, знакомы друг с другом с детства, у обоих отцы несут прямую ответственность за уничтожение евреев Польши, но как же различны их взгляды на прошлое и их жизненные позиции!

 

В интервью с британским журналистом и правозащитником Филиппом Сандэсом Хорст фон Вехтер категорически отказывается признать отца нацистским преступником и заявляет, что тот был очень добрым, отзывчивым и честным человеком. По его версии, отец был частью преступной системы, чудовищного режима, но сам не был ни чудовищем, ни преступником. Сандэс в ответ предъявляется фон Вехтеру документы, неопровержимо свидетельствующие е о том, что планы по уничтожению евреев Галиции были разработаны едва ли не лично его отцом, он же отдавал приказы о выполнении. Но все это не производит на Хоста фон Вехтера никакого впечатления, он продолжает твердить свое, становится ясно, что убеждать его бесполезно, он даже заявляет: “Многие украинцы и сегодня видят в моем отце героя, который хотел добиться для них независимости”.

 

Фон Вехтер продолжает бережно хранить фотографии, на которых его отец запечатлен с Гиммлером, Геббельсом и другими лидерами нацистской Германии.

 

Николас Франк придерживается совершенно иной позиции. Он утверждает, что его отец был настоящим чудовищем, и вынесенный ему на Нюрнбергском процессе смертный приговор – меньшее, что он заслужил. “Хотя я являюсь принципиальным противником смертной казни, - добавляет Франк, - по отношению к моему отцу эта мера кажется мне вполне справедливой”.

 

Даже если бы режиссер фильма Дэвид Аванс и один из инициаторов его создания Филипп Сандэс остановились на этом, фильм все равно заставлял бы задуматься. Но они пошли чуть дальше: провели в Великобритании ряд публичных диспутов между Хорстом фон Вехтером и Николасом Франком. И симпатии публики оказались... на стороне фон Вехтера. 

“Видимо, чисто психологически людям больше импонирует позиция человека, защищающего своего покойного отца, чем стыдящегося и осуждающего его, - объясняет Дэвид Аванс. – Но ведь в данном случае это означает, пусть и косвенно, поддержку преступлений нацистов”.

 

Таким образом, фильм невольно заставляет задуматься о том, что происходит в сознании современных европейцев и в их оценке событий недавней истории. И становится ясно, что заявления о том, что нацизм уже никогда не сможет возродиться, по крайней мере, в Европе, безосновательны. Еще как может! И не только в Германии...

 

Встать, суд идет!

Сколько бы ни говорилось и ни писалось о Катастрофе, в ней всегда будут оставаться неизвестные нам страницы, и исследователям этой темы работы хватит еще на несколько столетий. Об этом я невольно подумал, слушая в прошлом году лекцию председателя землячества выходцев из Лодзи Цви Бергмана. Оказывается, в гетто Лодзи евреи продолжали не только молиться, учиться и отмечать еврейские праздники, но и судиться. Да, в этом гетто, как и в гетто Ковно (Каунаса) и Вильно действовал собственный суд, и его история заслуживает того, чтобы ее рассказали.

 

Как вспоминал на своей лекции Цви Бергман, летом 1940 года глава юденрата гетто Лодзи Мордехай-Хаим Румковски (одна из самых спорных фигур в истории Катастрофы. – Прим. ред.) обратился к немцам с просьбой разрешить создание суда по различным бытовым конфликтам, количество которых превышало все мыслимые пределы. Разрешение было получено, и вскоре в Лодзинском гетто приступил к работе “еврейский суд” во главе со Станиславом Якобсоном - до войны одним из самых успешных адвокатов Лодзи. Поначалу суд рассматривал те дела, которыми занималась полиция юденрата, но уже через пару месяцев превратился в полноценный судебный орган с тремя отделами – административным, гражданским и уголовным. В состав судейских коллегий вошли 17 профессиональных юристов, каждое заседание проходило с участием прокурора и адвоката.

 

“Жизнь в гетто никак нельзя было назвать нормальной, но нам важно было и в той экстремальной ситуации оставаться нормальными людьми, сохранить верность еврейской морали, не опуститься до самосуда и прочего скотства, и суд был крайне важным инструментом в этом процессе”, - сказал на той лекции г-н Цви Бергман.

 

Следует иметь в виду, что Лодзинское гетто площадью в четыре с небольшим квадратных километрах земли населяли свыше 200 тысяч евреев, плотность населения составляла свыше 40 тысяч человек на один кв. км, в среднем в одной комнате ютились 6 человек. Но бывало, что в одной квартире оказывались больше 15 человек, причем нередко принадлежавших к разным семьям. Различные конфликты в такой ситуации были просто неизбежны.

 

Спустя несколько месяцев после создания “еврейского суда” нацисты упразднили раввинат, который возглавлял раввин Йосеф Файнер, и в компетенцию судей перешли и дела о разводах и семейных конфликтах. Первыми из таких дел, которые пришлось разбирать суду, стала жалоба молодого человека на родного брата, который, живя с ними в одной комнате, заигрывал с его женой, а также требование о разводе женщины, уличившей мужа в измене с соседкой по квартире.

И все же большая часть совершавшихся в Лодзинском гетто преступлений была связана с правившим бал на его улицах голодом. Каждому обитателю гетто выдавалась по карточкам на восемь дней одна буханка и немного картошки, на этом их рацион, в сущности, исчерпывался. И голод нередко заставлял людей попросту терять человеческий облик.

 

Так, в сохранившихся архивных материалах суда Лодзинского гетто есть протокол заседания дела о разводе, который требовала женщина в связи с тем, что ее муж отбирает еду у нее и детей, а когда они пытаются сопротивляться, то жестоко их избивает. В ходе одного из таких скандалов мужчина выбил супруге глаз.

 

В другом деле в качестве истицы выступала восьмилетняя девочка, обвинившая отца в краже еды у ее братьев, сестер и матери. Она уличила отца в том, что он по ночам отрезает немного хлеба от общего семейного запаса и таким образом обрекает остальную семью на голодную смерть.  

 

У самого Цви Бергмана от голода умер отец, и он вспоминает: “... это было нечто большее, чем физический голод – ощущение, что его никогда нельзя будет утолить, завладевало всем твоим существом”.

 

Уголовных преступлений, связанных с тяжелыми случаями насилия, по словам Бергмана, в гетто почти не было, зато огромное распространение получили уличные кражи, как правило, по единой схеме: вор выхватывал у прохожего кусок хлеба или добытую каким-то немыслимым путем булочку и тут же съедал ее. Это поставило судей в очень непростое положение. Дело в том, что в довоенной Польше существовал так называемый “закон о булочке”, согласно которому человек, укравший булочку и тут же на месте ее съевший, не подлежал наказанию – дескать, речь идет о столь мелкой краже, совершенной от отчаяния, что вора вполне можно понять и простить. Так как все обитатели гетто были польскими гражданами, то судьи при вынесении приговоров руководствовались именно польским законодательством. Однако они вынуждены были учесть, что обстоятельства изменились, и та же булочка, стоившая до войны гроши, стала в гетто огромной ценностью. Поэтому за подобные кражи они отправляли вора в тюрьму сроком от трех до восьми месяцев, нередко лишая целую семью кормильца. Один из самых тяжких приговоров – восемь месяцев тюрьмы – был вынесен жителю гетто, укравшему деревянную дверь: зимой дерево в гетто Лодзи ценилось буквально на вес золота.

 

На другом заседании рассматривалось дело женщины, которая в течение нескольких недель держала в комнате тело умершего сына, чтобы получать на него продовольственные карточки. Как значится в протоколах суда, на вопрос о том, сознает ли она аморальность своего поступка, “подсудимая расхохоталась безумным смехом”... Суд признал ее невменяемой.

 

Все решения суда публиковались в газете гетто под рубрикой “У позорного столба”. Одна из заметок рубрики рассказывала о неких Глатере и Розенфельде, пойманных на воровстве картошки. В ходе заседания выяснилось, что состояние здоровья подсудимых так скверно, что они не могут встать при появлении судей. Суд было решено отложить “до восстановления здоровья обвиняемых”, но те вскоре скончались. 

 

На другом процессе рассматривалось дело портного по имени Гедалья, обвинявшегося в краже катушки ниток. Портной утверждал, что во время работы всегда клала катушку в карман, чтобы она была под рукой, а вечером возвращал на место, но в тот злополучный день просто забыл это сделать. Тем не менее, суд признал его виновным в краже и приговорил к трем месяцам тюрьмы, обрекая тем самым на голодную смерть его жену и детей. Гедалья выбежал из зала суда с криком “Нет в гетто справедливости!” и бросился к ограждению гетто, притворившись, что собирается прорваться через него, и был расстрелян немецкими солдатами.

 

Были ли приговоры еврейского суда всегда справедливы? Несколько раз во время лекции Бергмана я задавал себе этот вопрос, но когда он заметил, что судьи получали такое же повышенный паек, как и руководители юденрата, а потому ни они сами, ни их семьи не голодали, ответ пришел сам собой. Сытый голодного, как известно, не разумеет. С другой стороны, сам факт существования суда и попытки правосудия в мире, где, казалось бы, попраны все божеские и человеческие законы, вне сомнения, заслуживает восхищения.  

 

В 1941 году дел о краже и о конфликтах между соседями накопилось столько, что для них в гетто был создан “суд по ускоренной процедуре”. Его заседания проводились, в основном, вечером, в нерабочее время, без адвокатов, а вместо трех судей на них присутствовал лишь один судья и два представителя общественности. 

 

Когда немцы потребовали от судей еврейского суда ввести в случае тяжких уголовных преступлений (в том числе, таких, как убийство) смертную казнь, те наотрез отказались это сделать. 10 из 17 судей подали в отставку. Четверым из них глава юденрата Хаим Румковски запретил вернуться к работе, а их семьи потом тайно подкармливала его жена.

 

В 1942 году, когда нацисты начали ликвидацию Лодзинского гетто и потребовали от Румковски представить списки для отправки в лагеря, он в первую очередь включил в них заключенных тюрьмы гетто и... членов их семей. Знал ли Румковски, что отправляет этих людей на смерть? У историков нет однозначного ответа на этот вопрос. Сам Мордехай Хаим Румковский и большинство членов юденрата, а также сотрудники суда гетто погибли в 1944 году в Освенциме.

 

Остается напомнить, что из двухсот тысяч евреев Лодзинского гетто выжило чуть более 10 тысяч. Это и есть арифметика Катастрофы.

 

В наших Палестинах

На этой неделе в Израиле бурно обсуждалось заявление экс-мэра Лондона, одного из лидеров британских лейбористов Кена Лингвистона о том, что Гитлер поддерживал сионизм. Озвучивая эту ложь, Ливингстон имел наглость сослаться на Биньямина Нетаниягу.

 

Вне сомнения, пытаться опровергать данную инсинуацию бессмысленно - представителей левых движений в Европе и США (как, впрочем, нередко и в Израиле) меньше всего интересуют факты. Но ради истины стоит заметить, что в подмандатной Палестине и в самом деле активно действовали нацисты, и существовало отделение НСДПА.

 

Сохранившиеся документы свидетельствуют о том, что, по меньшей мере, с 1933 года сотни проживающих в Израиле темплеров (членов христианской секты выходцев из Германии) вступили в ряды национал-социалистической партии и принесли присягу “на верность рейху и фюреру”. К 1936 году отделения этой партии действовали во всех поселках немецких колонистов в Эрец-Исраэль, а 8-11 апреля того года в современном Бейт-Лехеме Галилейском состоялось торжественное открытие нового отделения молодежного движения “Гитлерюгенд”. Судя по дошедшим до нас фотографиям, в церемонии приняли участие несколько сотен немецких детей и подростков в возрасте от 10 до 18 лет. Все они сняты на фоне нацистских флагов со свастикой и транспарантов с лозунгами “Хайль, Гитлер!” Затем на базе этого отделения был создан детско-юношеский спортивный лагерь, в программу которого входили спортивные соревнования, военизированные игры, изучение “Майн кампф” и уроки о том, как важно немцам следить за чистотой расы.

 

Любопытно, что вплоть до 1939 года английские мандатные власти смотрели на эти проводившиеся у них под носом нацистские игры сквозь пальцы. Лишь после начала Второй мировой войны было принято решение о депортации темплеров – из опасения, что в случае приближения немцев они могут сыграть роль пятой колонны.

 

Оставшиеся в подмандатной Палестине несколько десятков семей темплеров, по сути дела, до конца Второй мировой войны жили под домашним арестом. После 1945 года евреи осуществили несколько нападений на их дома в качестве акций возмездия за преступления нацистов. В 1948-м, после создания Государства Израиль, все проживающие на его территории темплеры были депортированы сначала на Кипр, а спустя несколько месяцев в Австралию.

 

В 1952 году правительство Израиля выплатило семьям проживавших в Палестине темплеровм компенсацию в 15 миллионов долларов за утраченное имущество.