От рассвета до заката

Спозаранку Тель-Авивский рынок похож на заспанную девочку-подростка. Немного взъерошенный, медлительный, тихий, он начинает приводить себя в порядок. Первые хозяева лавочек появляются в семь утра. Они  неспешно тщательно раскладывают товары на широких металлических прилавках. Покупателей еще нет. Морской ветерок за ночь разметал запахи восточного базара и наполнил улочки рынка свежестью cum grano salis. Вдоль пошарпанных, исписанных граффити домиков почти вековой постройки, потерявших изрядную часть штукатурки и, в большинстве, давно распростившихся со своими жильцами, расправляются пестрые навесы, прикрывая торговые ряды  от набирающего градус солнышка. 

Начинается новый день самого крупного в Израиле рынка, еще чуть-чуть приближающий его к столетнему юбилею, который, скорее всего, так и не наступит.

 

Затейливая история возникновения рынка Кармель началась в России. Тель-Авив на рубеже девятнадцатого и двадцатого столетий мало походил на шумный мегаполис. На его месте находилось небольшое поселение евреев, приехавших из Йемена и обосновавшихся в пригороде старинного порта Яффо, насчитывающего более тридцати пяти веков своей истории. 

 

Согласно действовавшим в те времена турецким законам, право собственности на землю возникало из непосредственного владения и пользования. Достаточно было занять участок и начать его обрабатывать. Этим и воспользовались «йеменцы», разбив на полоске земли недалеко от Средиземного моря виноградники. 

Их поселение стало считаться еврейским кварталом Яффо и в 1910 году получило имя, символизирующее возрождение – Тель-Авив (в переводе с иврита – холм весны).

 

Как раз в те времена набрало силу сионистское движение. Поток Первой алии увлекал  «в палестины» мечтателей со всего мира. Еврейская земля постепенно обживалась и  застраивалась, а это требовало немалых финансовых вложений. 

Первый мэр Тель-Авива Меир Дизенгоф, желая изыскать средства на развитие поселения, обратился за помощью в Палестинский землеустроительный комитет. Председатель комитета Артур Рупин, приобретя у арабов на средства Сионистского конгресса большой участок земли, располагавшийся вблизи побережья, разделил его на небольшие наделы, которые и распродал в Российской империи. Несмотря на высокую цену – тысяча рублей за надел – участки были проданы. 

 

Многие сочли тогда эту сделку символической, отдав деньги не столько за землевладение, сколько имея целью помочь развитию еврейского поселения в Палестине. Удовлетворенные совершённым актом благотворительности, люди возвратились к своим делам. Купчие на землю заняли свои места в домашних архивах, среди бумаг, не представлявших особой ценности.

 

Рутину размеренной жизни нарушила Первая мировая. А последовавшая за ней революция с ее беспорядками, ростом антисемитских настроений в народе, сделала существование многих и многих евреев России невыносимым. Те, кто мог уехать, бросили ставшую неласковой родину и направились в Палестину.

 

 И были вознаграждены: участки, приобретенные ими, как акт благотворительности, как посильный вклад в мировое сионистское движение, оказались не символическими, а самыми что ни на есть настоящими. И к ним еще прилагалась помощь на обустройство на новом месте. 

 

Это, безусловно, намного облегчило врастание репатриантов в землю их предков, и некоторое количество семей из числа так называемых «беженцев Рупина» осталось в Тель-Авиве, расселившись на улице Кармель. Хотя, разумеется, без трудностей не обошлось. Потратить деньги на участки могли люди из более-менее состоятельных семей, члены которых имели неплохое образование, знали толк в банковском и торговом деле. Однако растущим в Палестине городам эти профессии не требовались. Хорошее образование оказалось ненужным. Много выше ценилось умение копать и строить. 

И тогда переселенцы обратились к Меиру Дизенгофу с просьбой разрешить им открыть торговлю рядом с их домами. Лавочки протянулись вдоль улицы Кармель. В них продавались сезонные плоды, пряности, зелень, свежая выпечка. В 1920 году за этим местом официально закрепился статус городского рынка, которому местное население дало прозвище – русский рынок. 

 

Шли годы, рыночный ассортимент прирастал новыми товарами. Появились промтоварная и мясная зоны, арабская часть рынка, прозванная в народе «Газой». Вокруг пооткрывались кафе и ресторанчики, пиццерии и пабы. 

 

Сменились и владельцы лавочек. Русская речь куда чаще слышится с внешней стороны прилавков. Шустрые чернявые продавцы, как евреи, так и арабы, обычно знают несколько слов, как правило, числительных, по-русски, нередко стрекочут на ломаном английском, мешая его с ивритом. А вообще рынок удивительно многоязычен. Сквозь иврито-русско-арабский фон постоянно пробиваются  английский, французский, восточно-европейские языки и множество других. 

 

Часам к десяти рынок Кармель окончательно утрачивает  черты и повадки только что проснувшейся девчонки-тинейджера. Веселый, крикливый, пахнущий пряностями, цветами, фруктами и хорошим настроением, звенящий монетами и шуршащий купюрами, рынок становится похож на разбитную тетку в ярких крикливых нарядах, вышедшую на охоту за личным счастьем.

Дома первых русских поселенцев по обе стороны улицы смотрят друг на друга пустыми окнами без стекол.  Тенты над прилавками прикрывают их вековую ветхость от взоров посетителей рынка. Да и кто будет смотреть вверх, когда основное действо бурлит вокруг? 

 

Туристы, населяющие многочисленные отели разной цены и комфортабельности, приходят на рынок не только и не столько за продуктами и сувенирами. Хотя, без сомнения, и плоды, и выпечка , и сувениры, и многое другое, чем торгует Кармель, дешевле и разнообразней, нежели в супермаркетах. 

 

Рынок – это, скорее, одна из интереснейших и своеобразных достопримечательностей светской столицы Израиля. У него особая атмосфера, собственный характер, собственный пульс. 

 

Туристы фотографируют рыночную суету и ломящиеся от товаров прилавки на камеры и телефоны, продавцы с удовольствием позируют, улыбаются приветливо и открыто, шутят и тут же предлагают свои товары. Предложения, все без исключения, сопровождаются пояснениями вроде: «Я делаю скидку, и это только для вас, потому что вы мне понравились».

 

В пяти минутах ходьбы от Кармеля ведется грандиозное строительство. Мэрией Тель-Авива принято решение сделать новый рынок, современный, с подземными парковками, пандусами для отгрузки товаров, занимающий площадь восемнадцать тысяч квадратных метров. Уже вырыт впечатляющих размеров котлован, в котором среди несметных зубьев арматуры намечаются контуры нового строения. Старые дома пойдут под снос, и на их месте появятся жилые кварталы. А жаль, поскольку с ними уйдет в небытие и важнейший пласт истории. Время резонов и экономических выгод скомкает и выбросит на свалку живые кусочки памяти, к которым пока еще можно прикоснуться. Останутся только фотографии в памяти компьютеров. А потом и это исчезнет, как исчезает с наступлением вечера суета на рынке Кармель.

К пяти часам пополудни рынок затихает, успокаивается, старится. 

 

Товары заботливо укладываются в сундуки-прилавки, запираются на висячие замки. Яркие навесы сворачиваются, открывая взорам облезлые дома, некогда бывшие образцами немецкой архитектурной традиции. Проход между прилавками наполняется пустыми коробками обрывками ярких упаковок, пучками нераспроданной зелени, овощами и фруктами «категории бет», теми, которые выгодней выбросить, нежели сохранять. 

 

Тут же, откуда ни возьмись, появляются люди с хозяйственными сумками на колесиках. Одних приводит сюда бедность, других влечет жадность. Они роются в кучах, складывая в сумки годные в пищу продукты. Скоро проход будет очищен от мусора. Хозяева прилавков большим напором воды из шлангов окатывают свои торговые места и отправляются домой. Уставший за день рынок засыпает. Завтра будет новый день, еще больше приближающий старый добрый Кармель к его столетию, которое никогда не наступит.