На письменном столе моего деда стояла фотография молодой красивой дамы в элегантном, старинного покроя платье, в шляпе с широкими полями. Положив холеные руки на подлокотники кресла, дама с чувством глубокой уверенности в себе взирала на окружающий мир. Дама мне очень нравилась, она была непохожа ни на маму, ни на бабушку, ни на хорошенькую воспитательницу детского сада, которую я мог бы горячо полюбить (в нашей семье все мужчины невероятные ловеласы), если бы она не заставляла меня пить по утрам рыбий жир. Я спросил деда, как зовут эту тетю, на что он уклончиво ответил, что это одна знакомая и что я ее не знаю.
Дед мой был по специальности химиком. Незадолго до революции фирма, в которой он работал, послала его в деловую поездку в Америку. Где-то на рождественском обеде в доме своих американских коллег он увидел молодую, очень интересную даму, и встреча эта надолго лишила его покоя. Как странно, мне, шестилетнему, от одного только взгляда на эту даму (вернее на ее портрет) становилось легче, спокойней, а вот у деда все было наоборот.
Он вернулся на родину, восторженно встретил Октябрьскую революцию, а когда восторг погас, деваться было некуда, надо было строить новую жизнь. В этой новой жизни деду невероятно повезло. Он много лет проработал в большом проектном институте, начальство его ценило, он нигде не состоял, ни в чем не участвовал, на Колыму и в Заполярье ездил довольно часто, но только в служебные командировки. Слава Богу, соответствующие организации как-то забыли о его поездке в Америку. А ведь могли бы и вспомнить...
И в армию деда не брали. Он слегка прихрамывал, всю жизнь ходил с палочкой. Для него это не было большим удобством, но для бабушки, которая его обожала, этот его недостаток не имел никакого значения. Бабушка была главным везением деда. Терпела его взрывной характер, не перебивая слушала его монологи на исторические темы, хотя ничего в истории не понимала. Она была простой женщиной и очень хорошо готовила.
Дед был страстным книголюбом, история была его страстью, а бабушка его походов в книжный магазин боялась как огня, особенно если это был магазин букинистической книги. В «книжные» дни разговор между ними происходил примерно по такой схеме:
- Мося, ты ведешь себя как Рокфеллер. Я же не против книг, но когда одна книга стоит столько, сколько пара туфель... И потом у нас уже и места нет, посмотри, все полки твоими книгами забиты до потолка!
- Соня, я счастливее Рокфеллера. Когда у человека есть все, он не испытывает радости от того, что приобрел что-то очень важное, дорогое, даже если ради этого ему придется походить еще месяц в старых ботинках. Я думаю, Рокфеллер неплохой парень, просто он слишком богат, но голова у него хорошо работает...
- Мося, давай поговорим о наших делах, оставим богачей в покое. Ты можешь подвезти ребенка к «этим» на пару часов? Я не хочу, чтобы они сюда приходили.
«Этими» бабушка называла моего отца, своего зятя, и его новую, третью по счету, жену. Я же говорю, мужчины в нашем роду по линии отца были ловеласами. А я жил с мамой и ее родителями, дедом Моисеем и бабушкой Соней.
Как-то в феврале дед пришел из очередного набега на книжный магазин с толстым фолиантом подмышкой. Я никогда не видел деда в таком приподнятом настроении. Глаза его сияли, на губах блуждала улыбка. Он потрепал меня по голове и, не снимая пальто, прошел в комнату.
- Моисей, что случилось, почему ты не снял пальто, одел тапки? Что-то особенное произошло? – спросила бабушка. – Иди обедать, я два раза грела суп.
- Подожди, Соня. Мне нужен острый ножик. Бабушка дала ему нож, которым рубила капусту, и грустно вздохнула: - Мося, ты большой ребенок.
Он положил на стол книгу, которую принес с собой, открыл ее и осторожно вырезал одну страницу. Я подошел поближе, чтобы посмотреть, что же он делает. На странице, которую он вырезал, была изображена молодая красивая дама в платье старинного покроя, в широкополой шляпе на пышных вьющихся волосах.
Положив холеные руки на подлокотники кресла, она с чувством глубокой уверенности в себе взирала на окружающий мир. Большие серые глаза, задорный носик, красиво очерченные губы. Я смотрел на этот портрет и меня захлестывала волна какого-то непонятного, необъяснимого чувства. Дама смотрела на меня, я – на нее...
- Мося, кто это? - донесся откуда-то издалека, как будто совсем из другого измерения, голос бабушки. Дедушка помолчал немного, приходя в себя, потом посмотрел на портрет и сказал, как я думаю, первое что пришло в голову:
- Ты разве не видишь, она... она очень похожа на тебя в молодости. Ну просто одно лицо!
- В самом деле? – сказала польщенная бабушка. Она к старости стала неважно видеть.
- Да, бабушка, это так, - авторитетно подтвердил я. - У тебя, правда, нос не короткий, а длинный, но волосы вьются и глаза такие же большие, но черные. Ты очень на нее похожа.
Я, как мог, выручал дедушку. Но бабушка меня уже не слышала – она торопилась в кухню жарить блинчики с творогом, дедушка их очень любил. А еще он очень любил бабушку, он даже книжку купил за бешеные деньги в букинистическом магазине, чтобы вырезать оттуда фотографию дамы как две капли воды похожей на нее.
Потом дед снял с книжной полки портрет Салтыкова-Щедрина, смахнул с него пыль, и пока я бегал в кухню к бабушке выяснять, как дела с блинчиками, с портрета на книжной полке на меня уже смотрел не великий русский сатирик, а молодая красивая дама, удивительно похожая на бабушку в молодости (как уверяли мы с дедом, хотя чего стоили наши уверения!).
- Дедушка, давай поставим... тут я запнулся, не зная, как назвать даму. Дедушка, давай поставим... принцессу (ну, конечно, принцессу, как я сразу не догадался!) на письменный стол. А то надо очень высоко голову задирать, чтобы на нее посмотреть!
- Давай, - засмеялся дед и поставил портрет на письменный стол.
Я смотрел на даму и снова странное чувство овладевало мной. Мне не хотелось уходить из комнаты. И я не уходил, а все стоял и смотрел.
Дед положил мне руку на голову, потрепал мои кудрявые волосы. Что, нравится?
- Да, очень, - чистосердечно ответил я.
- То-то! - сказал он, обнял меня за плечи, и мы пошли ужинать.
В тот далекий зимний день я, маленький, шестилетний, понял: мы с дедом были из одной команды: мы любили одну и ту же женщину!
Скажите, положа руку на сердце: много ли вы знаете мужчин, что хранят, как реликвию, портрет женщины, которую никогда не видели, которой уже наверняка нет в живых и про которую они почти ничего не знают? Много или мало, не знаю, но я отношусь к их числу. Толстая книга, которую дед принес из магазина, куда-то исчезла, а дама навсегда осталась в нашей семье. После того как деда не стало, она перекочевала на мою книжную полку, а когда мы уезжали в Америку, я, разумеется, взял ее с собой
- Кто это? – спросил таможенник, открыв коробку, в которой лежал портрет.
- Прабабушка, - не моргнув глазом ответил я.
- Красивая была женщина, - одобрительно сказал он и закрыл коробку.
Через пару месяцев после того как мы приехали в Америку, к нам заглянула старушка-соседка. Ей надо срочно уехать на несколько дней, не согласимся ли мы забирать ее газеты?
Мы пригласили соседку зайти, выпить с нами чашку кофе. Она вошла, присела за стол, огляделась по сторонам и удивленно сказала, показывая на портрет дамы:
- Вот уж никогда не думала, что у русских увижу нашу принцессу...
- Она не ваша, а наша, - возразил я.
- Дочь американского президента не может быть вашей.
- Дочь президента?!!
- Ну, конечно, Алиса, дочь президента Теодора Рузвельта.
Надо ли говорить, что в тот же день я поспешил в библиотеку.
- Вы русский? – спросила меня молоденькая девушка-библиотекарь, когда я обратился к ней на своем довольно топорном английском. – Я тоже из России. Мы здесь живем пять лет... И дальше мы уже говорили с ней по-русски. Пятнадцать лет назад я пошел в городскую библиотеку, чтобы узнать правду о молодой женщине со старой фотографии. Я ушел оттуда с двумя книгами и телефоном славной девушки с прекрасным именем Алиса. Четырнадцать лет назад мы с ней поженились. У нас двое детей, Теодор и Соня. Тедди шесть лет. Он обожает сидеть у меня в кабинете и рассматривать старинные фотографии. Я их коллекционирую. Но больше всего ему нравится фотография, на которой изображена Алиса, дочь президента Тедди Рузвельта. Он с нее глаз не сводит. И в этом нет ничего удивительного. Ведь мы с ним из одной команды.
...Она была одной из самых знаменитых молодых женщин своего времени. Ей дарили подарки, ей посвящали песни, преподносили цветы. О ней писали газеты Америки, Европы и Азии. Америка была влюблена в нее. Женщины называли своих новорожденных дочек Алисами и шили себе голубые платья такого фасона, который носила дочь президента. Куда бы она ни прибывала – на лошадиные скачки, спортивные соревнования или на железнодорожную станцию, оркестр начинал играть специально для нее сочиненную песню «Алиса, где ты?».
Она ни минуты не могла сидеть без дела: участвовала в благотворительных вечерах, конвенциях разного рода, приемах, встречах, где присутствие популярной и всеми любимой дочери главы государства зачастую способствовало успешному проведению мероприятия.
Один парижский журнал подсчитал, что за 15 месяцев Алиса посетила 407 званых обедов, 350 балов и 300 вечеринок. Она могла танцевать до рассвета с кавалером, который меньше всего мог на это претендовать, и со смехом отказать тому, кто имел все основания на это рассчитывать.
Она была непредсказуема во всем, что бы она ни делала, и в этой непредсказуемости часто шла впереди своего времени. Например, открыто курила в общественных местах, в то время как хорошо воспитанные молодые леди из приличных семей редко осмеливались закуривать даже у себя дома. Однажды, будучи на борту корабля, она во всей одежде прыгнула в плавательный бассейн к великому конфузу конгрессмена, сопровождавшего ее. На Гавайях она танцевала танец Хула Хуп с обручем-хулой, что повергло американских туристов в восторг.
Причина невероятной популярности этой энергичной, обаятельной, экстравагантной девушки заключалась, разумеется, не только в том, что она была очень хороша собой и что отцом ее был президент страны. Для миллионов американских женщин она олицетворяла идеал женщины будущего. Раскрепощенная, остроумная, пренебрегающая условностями, со вкусом одетая, ни в чем не уступающая мужчинам – ни в спорте, ни в танцах, ни в политических дискуссиях, она несла с собой заряд хорошего настроения, веселья, непринужденности. Она очаровывала, подчиняла, сглаживала трения, превращала врагов в союзников. Она общалась с людьми с такой непринужденностью и искренностью, что те, кто раз видел ее, хотели встретиться с ней снова. Она получала сотни, тысячи приглашений на конвенции, встречи, балы, приемы.
Она очаровывала людей разных национальностей, разных социальных статусов, они посылали ей подарки, наперебой приглашали ее посетить их страну – как частное лицо или с официальным визитом.
В семье президента очень любили животных. Зная это, китайская императрица послала ей в подарок маленького черного щенка редкой породы. А германский кайзер подарил Алисе прекрасный бриллиантовый браслет... Как всякая женщина, она любила принимать подарки. Я была переполнена чувством жадного восторга, когда их получала, - вспоминала она много позже с подкупающей искренностью.
Да, искренности и непосредственности ей было не занимать. Как-то в Сан-Франциско на дипломатическом приеме один «доброжелатель» сказал ей с притворным сочувствием: - Бедная Алиса, вы, должно быть, смертельно устали пожимая столько рук!
- Устала? – с удивлением посмотрела на него Алиса. – Когда я устану пожимать людям руки, я могу обвить руки вокруг шеи и расцеловать их. Это тоже приветствие!
На страницах ведущих европейских газет публиковались снимки Алисы с принцами и принцессами крови. Английское правительство провело специальное совещание, на котором решило дать Алисе статус члена королевской семьи для того, чтобы она могла присутствовать на коронации Эдварда VII в Вестминстерском Аббатстве. В противном случае мог быть нарушен протокол. (Президент США, отец Алисы, вежливо отверг это предложение).
В Японии громадные толпы народа стояли вдоль улиц и скандировали «банзай!!!», когда она была там с визитом.
Китайская императрица пригласила Алису провести ночь в королевском дворце в Пекине, что было верхом уважения. А султан Зулу, ярый мусульманин, предложил Алисе руку и сердце. Он искренне надеялся, что она в качестве седьмой жены станет украшением его гарема.
- Очень заманчиво побывать в гареме, - смеялась Алиса. – Может, попробовать стать мусульманкой ради такого случая? А вообще я не понимаю, как можно принимать всерьез мужчину, который ниже тебя на 80 сантиметров. Как и большинство настоящих принцесс, Алиса в конце концов вышла замуж, но не за султана.
Осенью 1905 года было объявлено о ее помолвке с конгрессменом из штата Огайо Николасом Лонгвортом. Их свадьба была, разумеется, самым главным событием сезона.
Девушка, которую обожала вся Америка, стала замужней женщиной. Это обстоятельство, вероятно, помогло ее отцу, Теодору Рузвельту, с большей отдачей управлять государством. Не зря ведь он сказал:
«Я могу делать что-то одно. Либо быть президентом Соединенных Штатов, либо контролировать Алису. Я действительно не могу делать две эти вещи одновременно!».
*) Рост султана составлял всего 4 фута.