Бен Салзано - музыкант и русофил

Нью-Йорк - это все-таки удивительный город. Кого только тут не встретишь - и музыкантов, и писателей, и актеров, и художников. И каждая такая встреча таит в себе какие-то новые неожиданности, новые повороты человеческих судеб, взглядов, мнений, привязанностей.
Бен Салзано - удивительный человек, в жизни которого любовь к джазу тесно переплелась с любовью к России, где он более 30 лет тому назад провел всего один год.
Бен родился и вырос в Рочестере, с 14 лет самостоятельно зарабатывал себе на жизнь джазовыми концертами, играл с самыми выдающимися музыкантами, сам сочиняет музыку, возглавляет джазовый квинтет. Но при этом он учился на факультете славистики Колумбийского университета, свободно говорит и читает по-русски и через всю жизнь пронес и любовь к России, и боль за ее такую нелегкую в последние годы судьбу.

Жилье Бена довольно точно отражает вкусы и умонастроение своего хозяина - большая 5-комнатная квартира в Вашингтон-Хайтс - районе не очень богатом, но постоянно прогрессирующем. Из окон открывается прекрасный вид на Гудзон, в комнатах чистота и порядок, хотя мебели мало. Телевизора, например, вообще нет - как и полагается человеку творческому, интеллигентному и хорошо образованному, Бен его терпеть не может. Зато есть огромная библиотека, значительную часть которой занимают русские книги, в том числе и довольно редкие издания. Есть, конечно, и комната для занятий музыкой, оборудованная пианино, ударными, звукозаписывающей техникой.
Наш разговор о судьбе Бена, о том, как складывалась его жизнь и как сформировались его не совсем типичные для американца взгляды, начался, как и полагается, с детства - того периода в развитии каждого человека, когда, как известно, закладываются самые фундаментальные основы его личности и мировоззрения. Говорили мы в основном по-английски, иногда только переходя на русский. Мои реплики, как не имеющие прямого отношения к делу, я решил опустить, полностью и безраздельно предоставив вместо этого слово Бену Салзано.
- Огромную роль в моем формировании, как и для большинства других американских мальчиков, сыграло мое детское увлечение бейсболом, - объясняет Бен. - И хотя мы жили в Рочестере, «болел» я за команду «Бруклин доджерс», а моим главным кумиром был тогда знаменитый Джекки Робинсон. Он был первым негром, которого допустили до высшей лиги, и из-за моей любви к нему соседские дети дразнили меня и называли «nigger-lover». Это очень оскорбительное выражение прямых аналогов в русском языке не имеет. Приблизительно его можно перевести как «любитель черномазых», но в России никогда не было такого феномена как расовая нетерпимость, а в Америке этим словом называли всех тех, кто отказывался принимать дискриминационное отношение к неграм как норму.
Но моя любовь к Джекки Робинсону многому научила меня. Я узнал, как жесток мир, насколько пронизано расизмом и социальной несправедливостью американское общество. Но одновременно с этим я понял, что человек должен избегать конформизма, следовать только зову своего сердца, жить и поступать так, как ему подсказывает совесть. Я также научился скептически относиться ко всей той системе ценностей, которую навязывало мне общество, быть независимым в своих взглядах и поступках, не опасаясь, что из-за них в моей личной и профессиональной жизни могут возникнуть какие-то сложности. Наверное, именно поэтому я в какой-то момент очень заинтересовался русской культурой и историей.
Надо сказать, что в 50-е годы американцы воспринимали Россию как исчадье ада. В школе нам говорили, что со дня на день русские сбросят на нас атомную бомбу, учили нас пользоваться бомбоубежищами и различными средствами гражданской обороны. Постоянно проводились учебные воздушные тревоги, во время которых мы должны были прятаться под партами, а вся идеология была построена на противостоянии и борьбе с Россией. Конечно, на детское сознание такие вещи не могут не отложить соответствующего отпечатка, но у меня все это вызывало не страх, а любопытство, которое подкреплялось еще и тем, что мой дед по материнской линии был страстным сторонником Советского Союза. Он считал, что только там по-настоящему защищают права простых людей, а поскольку он родился и вырос в Сицилии, да еще к тому же в бедной семье, он прекрасно знал, что происходит в странах, где трудящиеся брошены на произвол судьбы.
Так что, когда после окончания школы я пошел в Рочестерский институт и мне надо было выбирать факультет, я остановился на русской истории и литературе. Получив степень бакалавра, я захотел продолжить занятия и поступил в Колумбийский университет, где была лучшая в стране кафедра славистики. Там моим научным руководителем был Марк Раев, который и по сей день считается одним из крупнейших в мире специалистов по России и Советскому Союзу . Я готовился к защите докторской диссертации по русской литературе XVIII века и мечтал о том, чтобы поехать в СССР по программе культурного обмена между нашими странами. Собственно говоря, и в аспирантуру-то я поступил именно потому, что узнал о такой возможности.
При этом надо сказать, что я с семи лет занимался музыкой, в школе играл на кларнете, по уикендам выступал с концертами. С 10 лет я играл в оркестре моего брата, которому тогда было 14 лет, так что можно сказать, что в 10 лет я уже был профессиональным музыкантом. В 13 лет я переключился на саксофон, так как моим кумиром в это время был Чарли Паркер. Начиная с этого времени музыка стала важнейшей составной частью моей жизни, той основой, на которой строилось все.
Очень большую роль в моей жизни сыграли и друзья моей юности. Многие из людей, с которыми я тогда выступал, впоследствии стали всемирными знаменитостями - например, мой близкий друг Чак Манджоне. В какой-то момент он переключился на жанр, который называется поп-джаз, и в 70-е годы записал шлягер, занявший первое место во всемирном хит-параде. Он назывался «Feels So Good». Вместе с Чаком мы создали в Рочестере оркестр под названием «Маленькие гиганты». Мы выступали в джазовых клубах, где нам посчастливилось познакомиться с некоторыми из величайших джазистов нашего времени. Нашими кумирами были Диззи Гилеспи, Майлс Дэвис, Оскар Питерсен. К сожалению, потом мы поссорились с Чаком из-за девушки, в которую мы оба были влюблены. Эта история самым серьезным образом сказалась на всей моей музыкальной карьере, потому что свою первую пластинку Чак должен был записывать вместе со мной, но этого не произошло.
После этого мы с ним 20 лет не разговаривали. Как я уже говорил, я поступил в аспирантуру, но на жизнь я себе зарабатывал музыкой - благо в Нью-Йорке было много джаз-клубов. В Советском Союзе я провел год - с августа 1968 по август 1969 года, и я знаю, что мне повезло, потому что для СССР это был очень интересный и очень благополучный период, после которого все уже покатилось под откос. И мне всегда было очень интересно, почему это так случилось. Ведь если периоды такого процветания были возможны при социализме, значит в принципе система работала и ее нужно было не разрушать, а реформировать.
Вообще я был совершенно потрясен тем, что я увидел в Москве. Люди были гораздо спокойнее, чем в Америке, не было таких повсеместных психозов и неврозов, вызванных нестабильностью жизни на западе. Даже улыбки у них были гораздо более искренние, чем у американцев. Настоящая, вкусная еда, красивые женщины, потрясающее по своей интенсивности и интересности общение, гораздо более свободная и дружелюбная атмосфера - короче говоря, это был незабываемый опыт, особенно по сравнению с тем, к чему меня готовила официальная пропаганда, навязывавшая американцам просто какой-то демонический образ России и населяющих ее народов.
Жил я в общежитии МГУ, где нас поселили на одном этаже с вьетнамцами и кубинцами. Возможно, это было сделано специально, а может, было просто случайным совпадением. Надо сказать, что и до, и после Москвы я принимал очень активное участие в движении против американской войны во Вьетнаме. Это тоже, как и для многих других представителей моего поколения, сыграло очень важную роль в формировании моего характера и моей личности.
В Москве мне было очень интересно, и больше всего меня поразили люди - их щедрость, гостеприимность, общительность. Друзья, которых я завел там, остались со мной на всю жизнь. Еще меня поразило то, насколько безопасно было на московских улицах, особенно по контрасту с тем разгулом преступности и насилия, который царил в Нью-Йорке. Ну и конечно, красота города произвела на меня совершенно неизгладимое впечатление. Мне также удалось немного поездить по Подмосковью, которое тоже потрясло меня красотой своей природы. Именно после этих поездок я, собственно говоря, и начал по-настоящему любить природу, да и вообще эстетическая сторона моего восприятия мира начала развиваться именно в России, так как в Америке я никогда ничего подобного не видел.
Впрочем, то же самое можно сказать о моем общем восприятии культуры. После поездки в Москву я начал серьезно интересоваться не только русской, но и другими культурами, в частности музыкальным наследием и традициями разных народов. Я стал регулярно ходить в музеи, в оперу, на балет, чего никогда не делал раньше. Короче говоря, значение этого проведенного в Москве года в моем внутреннем развитии переоценить просто невозможно, и за это я буду всегда бесконечно благодарен России.
Что же касается политической стороны вопроса, то я всегда считал, что у советской системы было немало преимуществ перед западом. Бесплатная медицина, совершенно потрясающая система образования, практически полное отсутствие преступности и - самое главное - те совершенно уникальные отношения между людьми, которые существовали в Москве. Я не переставал поражаться тому простому факту, что в гости к человеку можно было прийти без предварительной договоренности и практически в любое время.
Должен честно признаться, что я всегда был и по сей день остаюсь убежденным социалистом. Я прекрасно помню, что капитализм сделал с моим отцом, который всю жизнь проработал на заводе и жил в постоянном страхе перед увольнением. Периодически он оставался без работы, и это очень тяжело сказывалось на всей нашей семье. Конечно, советская система была далека от идеала, но все же я никак не могу сказать, что в ней были одни только недостатки.
И сегодня я очень жалею о том, что в мире исчез противовес Соединенным Штатам. Это, как мне кажется, создает невероятно опасную ситуацию для всего человечества. Когда-нибудь роль такого противовеса будет играть Китай - именно поэтому Америка и создает сегодня систему противоракетной обороны. Именно против Китая, а не против так называемых «стран-изгоев» типа Северной Кореи.
Для меня настоящий патриотизм состоит не в том, чтобы повсюду размахивать звездно-полосатым флагом, а в том, чтобы попытаться спасти нашу страну от тех опасностей, которые подстерегают ее на пути бесконечной экспансии, по которому она столь опрометчиво движется в последние годы.
Но, кажется, я немного отвлекся. Когда я вернулся из Москвы в Нью-Йорк, я решил не защищать докторской диссертации - по сравнению с событиями тех лет (я имею в виду Вьетнамскую войну) это казалось слишком мелким. К тому же мне не хотелось «продаваться» никаким официальным структурам, так как подобный шаг приравнивался тогда к предательству наших идеалов. Так что 70-е годы я провел в занятиях музыкой и путешествиях, объездив буквально весь мир. Работал я очень много, занимался звукозаписью, преподавал в школе историю и экономику на русском языке и, конечно, продолжал выступать. В какой-то момент я понял, что мне пора создавать собственный оркестр, что я и сделал, назвав его «Квинтет Бенни Салзано».
А в 1991 году, после того, как скончался мой отец, я начал сам писать музыку. Моя первая баллада называлась «Грустный, но счастливый». Грустный потому, что мой отец умер, но счастливый потому, что он был моим отцом. Я предложил моим музыкантам сыграть эту пьесу на репетиции, и она всем очень понравилась. Так начался совершенно новый этап в моей жизни и музыкальной карьере, и сегодня мы готовим запись компакт-диска, который будет полностью состоять из моих собственных композиций и аранжировок. Я уже давно собирался это сделать, но моя главная проблема состоит в том, что я перфекционист (perfectionist), а людям, которые слишком критически относятся к самим себе, в жизни приходится нелегко.
Когда я начал сочинять музыку, я постепенно понял, что на самом деле ничего не создаю, а только отбираю и фиксирую звуки, которые были созданы Высшим Существом. Таким образом творчество значительно способствовало моему религиозному и духовному развитию. То же самое происходит с учеными - они не выдумывают законы природы, а просто «открывают» то, что уже существует. Художники и ученые вообще очень похожи друг на друга, и я даже сочинил композицию на эту тему. Называется она «Artists and Scientists Having a Good Laugh Together».
Несколько слов я обязательно должен сказать о моем оркестре. Квинтет вообще является, по-моему, оптимальным составом для джаза: труба, саксофон, пианино, контрабас и ударные. В состав моего квинтета входят известные и выдающиеся музыканты, в частности всемирная знаменитость, лучший джазовый контрабасист мира Рон Картер. Работать и выступать вместе с такими людьми - сплошное удовольствие.
Огромную роль в моей жизни всегда играли женщины. Они принесли мне одновременно и много радости, и много боли. Все это тоже нашло отражение в моей музыке. Так, одна из самых удачных, как мне кажется, моих композиций называется «Звук ее красоты».
Моя любовь к России с годами не только не прошла, но стала еще сильнее. Я уже 30 лет не читаю ничего по-английски, только по-русски. Меня часто спрашивают, не жалею ли я о том, что не сосредоточился полностью на музыке, а посвятил столько времени и сил России, и я всегда отвечаю: нет, не жалею нисколько. Русская культура невероятно обогатила мой внутренний мир, дала мне совершенно иное «ощущение жизни». И вообще, для меня комбинация джаз + Россия - это мой ответ на ту бездуховность Америки, на которую так часто и так справедливо жалуются многие люди, приезжающие сюда из других стран.