Высоцкий

История далекая и близкая

Тридцать лет назад умер Владимир Семенович Высоцкий, человек яркой, противоречивой и трагической судьбы. Судьбы, которая доставалась тем, кому много было дано, но с кого много было и взыскано.
В 1986 году Высоцкому присвоили звание заслуженного артиста РСФСР, а через год – звание лауреата Государственной премии СССР. Это была команда, по которой появилось все – и бронзы звон, и гранита грань. Число друзей стало увеличиваться, ведь для этого уже не нужно было учитывать мнение самого Владимира Семеновича, достаточно было просто заявить, что, мол, вот «Володя мне сказал», а то и «а я Вовке посоветовал».
Я конечно же не был знаком с Высоцким. Никогда его не видел ни в жизни, ни на сцене. Страшно сказать, но я не считал и не считаю его ни великим поэтом, ни великим певцом, ни великим актером.
Потому что эти ипостаси (несмотря на серьезность разговора, сразу вспоминаются довлатовские «Компромиссы») порознь никак не характеризуют феномен Высоцкого.
Все вместе же они делают его великим человеком. Может быть, даже человеком не от мира сего. Попытаюсь объяснить свою точку зрения.
На шестидесятые годы прошлого века, когда Владимир Высоцкий стал известен как автор и исполнитель песен, пришелся тот период советского «реального социализма», когда он, этот социализм, достиг, по определению кремлевских идеологов, стадии зрелого. Зрелость заключалась в окоченении буквально всех сторон жизни общества и государства. Что и привело в конечном итоге к известному исходу. В эти годы окончательно сложились советские мифы о войне, о человеке труда, о советском человеке и о том, чем он отличается от людей из других стран. Над мифами посмеивались, но в общем-то как-то с этим мирились. Жили, одним словом. И вдруг – песни Высоцкого. О штрафных батальонах. Об артиллерии, которая бьет по своим. О работягах. О зеках. Об американских агентах, дискредитировавших и ГУМ, и театр МХАТ. Обо всем.
Эти песни срывали с действительности удобный для всех лак, сквозь который то, что было вокруг, казалось хотя и не совсем похожим на будущее, обещанное партией, но, по крайней мере, как-то оправдывало те жертвы, что были принесены на алтарь социализма. Властям это не нравилось.
Об официальном признании при жизни Высоцкого не могло быть и речи. Я думаю, ему, несмотря ни на что, все же было горько это сознавать, ведь, как и любой другой человек такого уровня, он понимал, чего был достоин. Но это же, то есть демонстративно безразличное отношение со стороны властей, вместе с той правдой, которая содержалась в его песнях, способствовало невероятной популярности у народа.
Прошли годы. Высоцкий сегодня - это уже что-то давнее. Да, был. Поэт, певец, актер. Не поняли, не оценили. Обычное дело, как и с Пушкиным. Все устоялось, стало на свои места, разложено по полочкам.
Тридцатилетие ухода Высоцкого вновь всколыхнуло сообщество друзей, знакомых и современников. Вновь потоком пошли публикации о последних днях. Домыслы и догадки о причинах гибели. «Я видел его за день...», «я был на его последнем концерте» и так далее. Неистребим соблазн еще раз на миг поставить свое имя рядом с именем Высоцкого –  если не в связи с его жизнью, то хотя бы в связи с его смертью.
Ну а я-то почему взялся писать сегодня о Высоцком? Просто «на дату»? Нет. Причина для этого у меня есть. И вот какая.
В начале 1980 года я два месяца провел в Москве. Как я ни пытался попасть на Таганку, мне это не удавалось. И вот у «жучка», торговавшего из-под полы у Большого театра, билет появился. Стоил он, конечно, страшно дорого, но я его купил. Билет был на «Преступление и наказание». Свидригайлова должен был, естественно, играть Высоцкий. Но оказалось, что в этот день его не будет. И кто-то, шедший именно «на Высоцкого», сдал билет.
- А почему Высоцкий не играет? – спросил я «жучка».
- Уехал в Париж, к Марине Влади,. – ответил он.
Не знаю, правда ли это. Но о том, что Высоцкий в то не слишком свободное, мягко говоря, время часто выезжал за границу, знали все. И я хорошо помню, что подумал тогда: вот - Высоцкий, какой он свободный человек. Захотел – уехал. И еще: как здорово будет, когда все в Союзе станут такими же свободными. Честное слово, так я и думал.
Лишь позже я понял, как заблуждался. Мне, да и многим другим, казалось – вот откроются границы, отменят шестую статью конституции (о руководящей роли партии), людям дадут право на экономическую самодеятельность (прошу прощения за корявый термин), и все наладится.
Теперь из России всякий волен ехать куда хочет. Можно, не выходя за пределы Садового кольца, записаться в любую из многих партий. Даже зарегистрировать предприятие (я здесь не говорю о дальнейшей его, предприятия, судьбе) не возбраняется. Но, как оказалось, к свободе это не имеет ровно никакого отношения. Все эти достижения лишь вернули Россию к тому состоянию, из которой ее вырвали в октябре семнадцатого года. И только.
Высоцкий часто бывал за границей. Это та доля свободы, которую он вырвал для себя. Там он понял, что, даже вернувшись к предреволюционному состоянию, Россия не сможет удовлетворить его высоким требованиям к среде, в которой человек достоин жить. Потому-то, как мне кажется, он и не уехал на Запад. Хотя и мог.
Часто Высоцкого пытаются представить русским поэтом, русским бардом, русским артистом. Думается, это неверно. Высоцкий был и остается универсальным. Вообще мне кажется, что поэт, бард или артист, занятый лишь описанием жизни конкретного народа, уподобляется антропологу. Истинные же поэты, барды и артисты, к коим, несомненно, надлежит причислить и Высоцкого, поднимают всеобщие проблемы, пользуясь для примера материалами, относящимися к конкретному народу. Тем они и велики.
А человек, он и сегодня, как тридцать, сто, тысячу лет назад, так же несвободен. Несвободен от алчности, жажды наживы, от зависти, от соблазна предательства. От многого несвободен. Кто-то этого не замечает. Тем же, кто это видит, жить на свете неуютно. Как это было с Высоцким.