Немного О РОМАНТИКЕ

Юмор

Когда произносят это слово - будьте начеку.
Она требовала. Она ему говорила:
- Я хочу чего-нибудь романтического!.. Как ты меня не понимаешь?..
Он честно пытался. Ни дня без букета. После работы к цветочнице, как часы. Ему хотелось спокойствия, а она всё твердила:
- Нет в тебе духа романтизма!..
В доме можно было открывать цветочную лавку. Лилии, розы, астры, гвоздики. Такой дух, одуреть!
- Я не чувствую, что ты меня любишь, - говорила она.
- Я люблю тебя!.. - повторял он скороговоркой.
 Ему хотелось спокойствия, а она капризничала:
- Я не чувствую!.. Ты только говоришь, что любишь. Я этого не вижу!..
Он целовал её, как икону. Уходит - целует, приходит - целует. В ванну, в туалет - целует. Как видит, сразу бросается. Она постоянно ходила в его слюнях. Среди ночи он вскидывался, кричал: “Я тебя люблю!..”, целовал и проваливался обратно.
- Тебе не хватает спонтанности!.. - канючила она.
И он отпрашивался с работы, бежал к цветочнице, заказывал столик в ресторане. Свечи, скрипки, перепела в трюфелях... Он экономил на завтраках, обедах и ужинах, чтобы хватило на этих перепелов. Ему так хотелось спокойствия.
- Удиви меня!.. - топала она ножкой.
И он покупал ей духи, плюшевых мишек и всякую кружевную дребедень.
У него в кармане всегда что-то было. Вскидываясь посреди ночи, он кричал: “Я люблю тебя!”, целовал, кидал на простынь очередную безделушку и проваливался обратно. Сны были липкими. Снились перепела и долги. Утром его мутило. Он мечтал умереть и наконец выспаться.
На работе ему мерили пульс и щупали давление. Он был бледен, как камбала. А синева под глазами угрожающе чернела.
- Почему ты не кушаешь? - спрашивали его.
- Я не голоден!.. - пряча под подкладку сэкономленную банкноту, отвечал он.
- На тебя жалко смотреть. Всё висит...
- Худоба романтична, - отшучивался и, хрустя коленками, удалялся.
Ему хотелось спокойствия, сна и маслянистых беляшей.
- Я не любима, не желанна!.. Я чувствую себя “НЕ”. Абсолютным, тотальным “НЕ”!.. - визжала она, забрызгивая пол осколками тарелок.
У него начались нервно-голодные обмороки.
Помогло чудо. Чудо звали Зураб. Он возник из ниоткуда и был одет в широкую кепку.
Романтично сказав: “Я Зураб!..” он отвёл её за угол.
Кепку Зураб не снимал. Он ничего не снимал, лишь приспускал.
Торговал гвоздиками и по совместительству оказался прекрасным учителем пения. Она даже не подозревала, что у неё такой голос. Под аккомпанемент продавленных пружин, под придирчивыми взорами усатых джигитов с черно-белых фотографий, пляшущих перед глазами, она пела так, что алябьевский соловей издох от зависти. “До” четвёртой октавы брала с такой же лёгкостью, как и всё остальное.
Зураб не дарил цветов. Он торговал ими... Был немногословен, но кипуч. Вскипал мгновенно, и она оплывала свечой от его жара. Скрипок и перепелов не было, зато были огромная кепка, бескрайние поля некошеных волос и мир казался ей совершенным.
Он спас двоих, этот скромный герой с Кавказа.
К ней вернулся румянец. К нему - крепкий сон.
У неё прорезался голос. У него зарубцевалась язва. Она перестала требовать, потому что стала получать. Он прекратил отдавать и начал прибавлять в весе.
Посуда покоилась на полках. Беляши - в желудке. Полноценная семья - и никакой романтики!..
Эдуард РЕЗНИК