Вермеер, соперничавший с блеском огня

Культура

«Знаменитая «Молочница» Вермеера Дельфтского. Написанная поистине изощрённо».Такая подпись стояла под этой картиной, когда предлагалась она в 1719 году в Амстердаме на распродаже, устроенной увлекавшимся искусством купцом Якобом ван Хоеком. Картина была куплена немедленно после отчаянного спора множества жаждущих её приобрести. А за четверть века до этого предстала она на экстраординарном амстердамском аукционе вместе с двадцатью вермееровскими холстами из имения Якоба Диссиуса, зятя знаменитого голландского коллекционера Питера Клаеса ван Рюйвена, покровителя Вермеера и собирателя его картин, сыгравшего в жизни непрактичного художника важную роль. Купил «Молочницу», бывшую на аукционе самым дорогим лотом, купец и живописец-любитель Исаак Роолееув (за 175 гульденов, бешеные по тем временам деньги), а после его разорения перешла она в дом ван Хоека. За ним последовало множество владельцев, знатных и богатых, потому и говорили шутя, что это единственная молочница, которой домогалось такое сонмище богачей (в их числе и Джон Пирпонт Морган). И лишь в январе 1908 года шедевр Вермеера нашёл приют в амстердамском Риксмузеуме и стал доступен всем ценителям искусства.
Не один Морган безуспешно боролся за обладание «Молочницей» и пытался заполучить её в Америку, что и дало повод поместить в одной из голландских газет злую карикатуру с похотливым дядей Сэмом, грубо тискающим вермееровскую девушку, мешая ей разливать молоко. Это и стало толчком, побудившим голландское правительство приобрести бесценное полотно и передать его, наконец, музею. А в Америку «Молочница» прибыла только в 1939 году, где и выставлялась вместе с другими шедеврами мировой культуры в павильоне нью-йоркской Международной ярмарки в Корона-парке в Квинсе, а после её завершения в 1940-м ещё почти год – в детройтском Институте искусств.
И вот только сейчас, почти семьдесят лет спустя, «Молочница» снова гостит в Нью-Йорке. Художественному музею Метрополитен на два с лишним месяца, вплоть до 29 ноября, передал полотно Риксмузеум, памятуя, что в годы, когда писал Йоханнес Вермеер гениальную свою картину, наш город звался Новым Амстердамом. Но, главное, оттого, что и в Америке, и в Голландии торжественно отмечается славное 400-летие – ровнёшенько четыре сотни лет тому назад, в 1609 году, Генри Хадсон, англичанин, всю жизнь бывший на службе в голландской Ост-Индской торговой компании (и мы, и голландцы привыкли произносить его фамилию и название исследованной им реки – Гудзон), в поисках пути в Азию буквально наткнулся на остров, который индейцы называли именем Манхаттан.
Я стою в отданном Вермееру музейном зале, протолкнувшись, наконец, поближе к «Молочнице», и ощущаю вдруг – мы с ней наедине. Так сумел художник в своей картине, тема которой уже не раз обыгрывалась в голландской живописи, мгновенно (через века!) овладеть мыслями и чувствами зрителей, более того – как бы наладить живой контакт между ними, какими бы разными они ни были, и своим персонажем. Потому что каждый (каждый!) написан им столь проникновенно, будто воссоздавал он душевный и духовный мир того, с кем прожил бок о бок всю жизнь. Великий психолог! И великий мастер, подаривший миру свой стиль, живописную манеру, особую художническую философию, идеологию, если хотите. И что-то ещё, что чувствуешь, а словами не объяснишь. Хотя... У Джона Нэша я прочла такие строки: «О Моне говорили: «Это всего лишь глаз – но какой глаз!» У Вермеера есть это и огромный интерес к человеку».
Итак, уникальная наблюдательность, способность увидеть скрытое и острый до пронзительности интерес к своей подчас случайной модели, гениально реализующийся в живописи. Плюс особая мягкая колористика, особый дар заставить свет служить себе, особая интимность и теплота... Всё особое. И, разумеется, отличное владение ремеслом, высочайший профессионализм. Наверно, достаточно было бы познакомиться с вермееровской «Молочницей», чтобы убедиться во всём этом.
Она передо мной – плотная, крепкая, трудившаяся, наверно, с малых лет, бесконечно усталая, смирившаяся со своей долей и принимающая её как данность. И эти усталость и смирение отпечатались на её простом, не слишком красивом, но добром и милом лице. Лицо – зеркало души, но у Вермеера значимо всё – поза, поворот головы, цвет и покрой одежды, предметы интерьера. Те самые детали, которыми отлична его живопись. В картине – это и стол, и грубая синяя скатерть, и посуда, и корзина с буханкой хлеба, и маленькая печечка (такая, из XVII века пришедшая, демонстрируется в выставочной витрине). Нещедрый свет, падающий из решётчатого окна, будто обтекает ладную фигуру молодой женщины, по мере проникновения в глубь комнаты становится мягче, деликатнее, играет отблесками на ноздреватых ломтях хлеба, на гладкой поверхности кувшина, на тугой струе молока. И прозрачные цветные тени – отличие и достоинство живописи Вермеера.
Конечно, у Вермеера много мужских персонажей, но всё-таки именно женщина, её заботы, её внутренний мир, её характер поняты художником так глубинно, будто сам он в каких-то прежних жизнях был не одной, а многими женщинами. Он писал женщин самых разных. Это и благополучные бюргерши, но больше девушки, которых жизнь заставляет тяжко работать: склонившаяся над рукодельем кружевница, жена ювелира с весами, служанка рядом с недоброй хозяйкой... Все вермееровские женщины совсем непохожи – типажно, духовно, социально. И с разновеликой, порой едва проступающей, а иногда рвущейся из сердечных глубин, сексуальностью.
Нынешняя выставка не стала демонстрацией одной картины, что нечасто, но бывает в музейной практике. Искусствоведы Метрополитен очень удачно окружили «Молочницу» несколькими десятками картин старших и младших современников Вермеера из собственных музейных коллекций, как известно, богатейших в мире. Тут работы тех художников великой Дельфтской школы, что оказали определённое влияние на раннюю живопись Вермеера, особенно на композиционное решение (ведь не найдётся даже самого большого мастера, в работах которого хоть чуть-чуть не ощущалось бы влияния его учителей и предшественников). Представлены Геррит Доу, Петер Втеваэль, Питер де Хук, Геертрут Рогман, сам великий Лукас ван Лейден... Чуть поодаль те, что следовали манере и тематике Йоханнеса Вермеера. Многие из них талантливы, особенно хороша «Женщина у окна» Габриэля Метсу.
И, разумеется, присоединён к «Молочнице» весь арсенал шедевров Вермеера, которыми владеет Метрополитен. Вы сразу, ещё не подходя к полотну, можете понять, где среди других картин можно безошибочно найти, как всегда, небольшой вермееровский холст: там столпились люди. Удивительно тёплая палитра, какая- то неуловимая улыбка того невидимого, кто смотрит на трогательную уснувшую женщину. Как обычно, иллюзия подлинности в «Молодой женщине с кувшином воды». Здесь один из поданных всякий раз в других ракурсах пяти интерьеров, которые удалось насчитать во всех жанровых картинах Вермеера. И дивный серебристый свет, струящийся из окна. И неслышная музыка.
Музыка живёт, звучит, создаёт фон многим сюжетам мастера. Музыка молчания – она в гениальной «Женщине с лютней», в «Гитаристке», в «Молодой женщине за спинетом» (это прадедушка пианино). Но один из шедевров потряс меня больше других, хоть и видела я его многократно, каждый раз открывая для себя заново. Это не картина даже, а этюд к ненаписанному или несохранившемуся портрету молодой женщины. Чем привлекает её особенное лицо, освещённое тем, что в древности называли теоноя - “божье разумение”? Что таят эти глаза чувственной девственницы? О чём говорит загадочная полуулыбка? Наверно, не случайно Вермеера прозвали Дельфтским Сфинксом...
Писал он долго и трудно – по паре картин в год. Делал, по свидетельству товарищей, множество эскизов, которые потом уничтожал. Сюжет и композицию вынашивал и мучительно переосмысливал. Оттого и дошло до нас лишь 36 его полотен, из которых подлинность трёх, хранящихся в частных коллекциях, подвергается сомнению. Картины раскупались мгновенно. Французский путешественник де Монкони записал в дневнике: «В Дельфте я видел художника Вермеера, у которого в мастерской не оставалось ни одной работы». Но, несмотря на феноменальную востребованность и всеобщее признание, великий художник, обременённый огромной семьёй (у него было одиннадцать детей) и не умевший писать одно полотно за другим, буквально бедствовал. Семья бы голодала, если бы не поддержка матери жены Вермеера Катерины, единственной женщины, которую он любил. Когда он, не достигнув 42 лет, умер, Катерина в ходатайстве о списании долгов объяснила внезапную его кончину волнениями из-за того, что в годы после войны с Францией Голландию настиг экономический спад (сейчас мы бы сказали – кризис), и картин никто не покупал, а главный его заработок был от продажи картин других художников. Непостижимо – великий Вермеер!
Не пропустите эту выставку. Она уникальна. Музей Метрополитен находится в Манхэттене, на углу 5 авеню и 82 улицы (поезда метро 4, 5, 6 до 86 улицы).