Весенний сезон в музее Метрополитен

На состоявшемся в начале апреля в Нью-Йорке коллоквиуме руководителей важнейших мировых музеев из 14 стран разных континентов директор знаменитого художественного музея Метрополитен Томас Кэмпбелл заверил собравшихся, что Мет (как по-дружески зовут в Америке, да и во всём мире, крупнейший на планете музей) был и остаётся тем местом, где люди приобщаются к самым разным аспектам искусства всех времён и народов. 

Ведь неслучайно лозунгом известнейшего этого музея стали слова: “Мет один. Но он весь мир”. 

 

В чём мы всякий раз убеждаемся, и в чём убеждает нас нынешний весенний выставочный  сезон, предъявляющий зрителю шедевры гениев многих столетий.

 

V, VI, VII века. Юго-Восточная Азия. Множество стран. И тех, что сохранили свои имена и культурные традиции, и тех, чей язык и даже имя безжалостное время стёрло с карт и памяти людской...

Так ли это? Нет! Потому что остались свидетельства их бессмертного искусства, шедевры пусть и безымянных, но великих мастеров. 

 

Выставка так и названа: “Потерянные царства”. И устоявшие перед нашествиями врагов, жестокой стихией, разрушительным временем: Камбоджа, Вьетнам, Таиланд, Малайзия, Индия и - впервые в выставочной практике мира - Муанмар. Буддизм и индуизм. 

 

Экспозицию открывает огромное фотопанно - вход в храм. Войдём и мы.

Будда дарующий. Заставляющий глядеть, не отрываясь, и углубиться в себя. В свою далеко не всегда праведную душу. Это небольшая статуя (но никак не статуэтка) из монастыря Сарнат на севере Индии. Воля. Непримиримость ко злу. Способность прощать. Всё это в застывшем лице и абсолютно статичной фигуре. 

 

Творил гений, живший в том плодоносном периоде Гупта, который оставил след и в современном искусстве. 

Изваяний  Будды множество. И погрудных, и во весь рост. Поражает не столько пластика и некая божественность каждого, но мысль, как бы разлитая не только в лице, но и во всей фигуре. 

 

Вот как и в скульптурном изображении тайской богини мудрости. 

Тронная стела из Миямара: в скульптуру ворвалась динамика - пляшущие богини, Кубера плачет и смеётся, Лакшми демонстрирует пик веселья. Буддизм требовал отмести печаль. 

 

А разве и христианство, и иудаизм не считают уныние тяжким грехом?

Запомним и сделаем для себя оптимизм нормой. Даже когда очень тяжко, будем верить в лучшее...

 

Никогда прежде в музее не было одновременно столько скульптурных экспозиций. Абсолютно разных - по стилистике, манере ваяния и моделирования, времени создания. Объединяет одно: накал гениальности. 

 

Это собрание назвали “Страсти по Жан Батисту Карпо”. Не готовность к движению, а движение зримое - поразительная динамичность даже в портрете. Эмоциональность и драматизм каждой композиции зашкаливают. 

 

Как в его трагическом “Уголино”. Тиран Пизы заключил графа Уголино вместе с младшими  сыновьями и внуками в башню, заявив, смеясь, что освободит его, когда тот съест детей. Граф предпочёл смерть.

 

А каковы глубоко психологичные скульптурные портреты Карпо! Пристрастия, нрав, душевные извивы - до дна: гордая красавица принцесса Матильда, дипломат Тиссо, императрица Евгения... И ничтожный, ничтожество своё мучительно осознающий Наполеон III, которого называли маленьким племянником большого дяди. Что и отобразил (талантливейше!) ваятель в портрете. 

 

И семь последних, феноменально талантливых работ величайшего скульптора неоклассицизма Антонио Канова: впервые представленные в Америке скульптурные иллюстрации наиболее значимых эпизодов Ветхого и Нового Завета.

 

Поразительная многомерность каждой полифигурной скульптурной композициии, проникновение в самую суть и библейских событий и творений евангелистов - “Сотворение мира”, “Каин и Авель”, “Благовещенье”... Со свойственной мастеру одухотворённостью и некоторой аффектацией.

 

Ещё в преддверии Пасхи Мет предложил своим адептам два редчайших средневековых (оба XV века) иудейских манускрипта, предоставленных нью-йоркскими Еврейской теологической семинарией и Испанским обществом Америки. Это Хагада Джоэля бен Симеона и иудейская Библия, сияющая богатством красок, золота и тончайшей графики. Поверьте, само присутствие рядом со священными раритетами по-настоящему волнует.

 

Шарль Марвиль. Одним из первых освоил панорамную фотографию ещё в середине позапрошлого века. Он не знал шагаловского термина “Портретность города”, но в то время примитивнейшей аппаратурой создавал такие поэтичные, подробнейше  детализированные портреты Парижа, что в полной мере ощущаешь, будто идёшь по старым парижским улочкам, любуешься почти всегда безлюдными у Марвиля площадями и скверами, милыми ресторанчиками и негромкими архитектурными ансамблями. Спасибо тебе, мастер, нет - гроссмейстер городского фотопейзажа!

 

Редкостная французская керамика таких мастеров как Эрнст Шапле, Огюст Деляшер, Жан Карье и даже Поль Гоген из коллекции Роберта Эллисона; старый японский фарфор с удивительной разрисовкой из коллекции Бенджамена Альтмана, завещанной им музею... 

 

И ещё один премьерный показ тоже знаменитейшей файнберговской коллекции живописи царившего в японском искусстве два с половиной столетия, вплоть до середины XIX века, периода Эдо в десятилетия его расцвета. Особенное здесь всё: лица, позы, композиционное, колористическое и философское решения.

 

А динамика! А возможность погрузиться в столь далёкую от нас праяпонскую историчность и конгломерат легенд! Хотя бы вот этот несущийся вдоль бурной реки,  убегающий от возмездия самурай... Невольно отступаешь, страшась, что его злоба захлестнёт тебя... 

 

И сразу память вернулась к экспозиции старинной южно-восточной скульптуры, к будто катящемуся на зрителя колесу судьбы. Так пусть же зоркая фортуна будет благосклона к вам, дорогие наши читатели, и к тем, кем вы дорожите. А музей Метрополитен находится в Манхэттене, на 1000  5 авеню, между 81 и 83 улицами (поезда метро 4,  5,  6  до остановки “86 Street”). В добрый час!

 

Маргарита Шкляревская