“Я НЕ ПОЙМУ, ПОЧЕМУ УБИЛ СВОЮ МАТЬ...”

Америка

«Как, ты не знаешь, уезжала на выходные? Весь ваш Фар-Рокавей гудит... - полушепотом произнесла  медсестра-ирландка. (Мы вместе трудимся в солидном агентстве, призванном делать жизнь больных и слабых максимально облегченной). - Сын убил мать! В этом самом доме! Они ваши, русские...» На лице у Джоанн, кроме явного смятения, было и осторожное любопытство, вполне понятное: ей-то, имеющей не одного русскоязычного пожилого пациента, известно, что, как правило, русские иммигранты нежны и внимательны к своим старикам. Любящие, но занятые взрослые дети проявляют необыкновенную настойчивость, добиваясь для пап и мам самого лучшего медицинского и социального сервиса, самого трогательного домашнего ухода.

Джоанн протянула вырезку из газеты - и я ужаснулась, увидев на фото лицо человека, которого близко не знала, но встречала в этом здании почти каждый день на протяжении более десятка лет (столько, сколько тружусь на ниве психотерапии и социального сервиса, честно разделив свою жизнь между новой специальностью и вечным хлебом журналистики...)
Несовершенная копировальная, она же факс-машина, смяла тонкую газетную бумагу, словно отказываясь вопроизводить два лица, таких милых и домашних, когда идиллия уже кончилась раз и навсегда: сидят оба на диване, симпатичный сын обнимает красивую дородную маму. У него очень спокойное лицо, не характерное для позирующего, для того, кто подчеркнуто изображает любовь и нежность. Таковая нежность в человеке просто была - и все, кто знал этих двоих, в изумлении разводят руками: да какой же дьявол вселился в несчастного Сергея...
В тот момент, когда я набираю этот невеселый текст на компьютере, данная история еще не попала в русскоязычные газеты. Но вездесущие американцы среагировали практически мгновенно: несчастье произошло в минувшую пятницу, а в субботу «Дейли Ньюс» уже поместила репортаж на полосу. И хотя неточностей, начиная с неправильного имени жертвы, было предостаточно, картина страшная в своей леденящей простоте развернулась, подобно панораме.
Они в Америке жили да были - правда, не вполне как все. Уроженка Украины Людмила Мамонтова безумно переживала за то, что жизнь сына оказалась разбитой. Еще в детстве он лишился нескольких пальцев в результате несчастного случая. Несмотря на это, стал музыкантом, играл на разных инструментах.
Но судьба словно пометила Сергея злой метой физического увечья: приехав в Штаты, он стал подрабатывать на бензоколонке и попал под колесо перепутавшего педали водителя - в результате лишился ноги. Неудачный протез причинял при ходьбе страшную боль. Когда умер отец - умница, интеллигент, опора семьи, Сергей оказался в психиатрическом отделении госпиталя со страшным нервным срывом...
Психоэмоциональная неустойчивость его была очень заметна, но человек продолжал жить в комьюнити, в одном доме с мамой - и был он нежнейшим сыном: дотошно интересовался ее здоровьем, давал советы - иногда слишком много, слишком взволнованно, но у любви, как известно, плохо с чувством меры.
А еще он любил живое - птиц, кошек, растения. У него жила симпатяга кошка, у него был удивительный попугай, который без фальши выводил добрых полтора десятка мелодий. В его студии - почти пустой, не особенно уютной - был настоящий садик комнатных растений: он брался выхаживать самые чахлые - и они набирали рост и силу...  
В пятницу любящий сын Сергей Мамонтов, всегда озабоченный тем, чтобы живущая в соседнем корпусе мама Людмила не уставала, чтобы достаточно спала,  явился к ней в три часа ночи. Через некоторое время в полиции раздался звонок: «Я убил свою мать. Я не пойму, почему это сделал...» После этого он попытался покончить с собой - как выясняется, не впервые: в его медицинской истории, согласно «Дейли Ньюс»,  зафиксировано несколько попыток самоубийства. Приехавшие копы, видавшие разные виды, все поняли и отвезли несчастного убийцу в психиатрическое отделение одного из городских  госпиталей.
А теперь вопрос  - самый банальный из всех предполагаемых: если бы он оказался там раньше? Или, допустим, не там, но под амбулаторным контролем специалиста-профессионала? Тогда жива была бы мама, которой он недавно принес дивные цветы на восьмидесятилетие и для которой был светом в окошке... Тогда его попугай, музыкально одаренный, как сам хозяин, не лишился бы своего покровителя - так же, как и кошка. И цветущий домашний садик остался бы в надежных руках.
В народе есть присловье: если бы да кабы...
Говорят, в последнее время его эмоциональная неустойчивость, достаточно заметная ранее, проявлялась сильнее: страшно суетился, усиленно жестикулировал, разговаривал быстро, еще быстрей и больше, чем всегда. Кроме того, стал читать очень много религиозной литературы, беспрестанно рассуждать о Боге: порой логические нити обрывались, заговаривался...
Было совершенно очевидно, что человек нуждается в скорейшей консультации врачей и систематическом лечении. Но помощь эта получена не была: Америка - свободная страна, в которой не желающий лечиться просто не лечится, а доказать, что больной может быть опасен для себя и окружающих, необычайно трудно.
Помню, как сама пыталась госпитализировать несчастного шизофреника, который после короткого периода ремиссии впал в агрессию и ярость, начав угрожать обитателям и персоналу специального дома-интерната, где проживал. Со мной, социальным работником, он отказался беседовать наотрез, заявив, что его единственный достойный собеседник - Бог. Я, понятно, не дотягивала...
Приехавший на «скорой» угрюмый парамедик задал пару отрывистых вопросов мне и медсестре, потом заговорил с больным - и через минуту выдал блистательный вердикт: «Видите, он говорит, что госпиталь ему не нужен! А вдруг вы пытаетесь свести с ним свои личные счеты?» И пока мы с Мэри-Дэниел перечисляли тому обалдую в униформе диагностические критерии и доказывали степень опасности пациента для окружающих (а сам пациент, набирая скорость, уже бочком-бочком отходил от машины, норовя улизнуть в ближайший переулок...), подоспела полиция.
Мы  знаем эту похвальную особенность оказания американской скорой помощи: полиция и пожарные приезжают в любом случае. Молодой полицейский оказался вполне адекватным, не чета безграмотному, обчитавшемуся инструкций парамедику - наш разговор занял не более минуты, и наконец больной был увезен в направлении ближайшего госпиталя.
Увидев его на улице буквально через неделю - госпитальные врачи были явными либералами, - в переулок должна была нырять уже я...
Что же происходит в нашем обществе - естественно, самом лучшем из всех возможных? Под сенью демократии в цвету идиотической свободы частично подлеченные психические больные по соображениям гуманности переводятся из больниц в так называемые «manors» - центры с проживанием и присмотром. Режим там полусвободный: можешь гулять, даже выходить в город, только принимай лекарства, как предписано.
Принимают - но не все. А потом бесконтрольные недолеченные сталкивают на рельсы здоровых и нормальных. Дальше начинается разбирательство, кто за что отвечал, кто не проследил за неподчинением больного предписаниям врача, но смерть, реальную смерть ни в чем не виновных людей за скобки не вынесешь...  
Какой диагноз был поставлен несчастному Сергею тогда, при первой психиатрической госпитализации, сказать сейчас практически невозможно: конфиденциальную информацию госпитали не выдают. Мы имеем дело с результатом - самым прискорбным, какой возможен.
Американский корреспондент написал о некоем негативном изменении в жизни, которое -  теоретически - могло повлечь за собой вспышку необъяснимой ярости: после долгих лет ожидания компания, в которой трудился Сергей, выплатила ему компенсацию, и он тут же лишился положенной по Медикейду помощи по дому. Это уже чистый Ломоносов: если где чего прибудет - стало быть, где-то непременно отнимется.
Тоже американская специфика: один лишний заработанный доллар может ввергнуть в пучину трудностей, неведомых получателям бенефитов по бедности.   
К слову сказать, у людей здоровых весьма разная способность переживать стрессы:  есть те, кто безумно боится озадачить ближних, «нагрузить» собой, и даже большие беды, даже реальные несчастья такие индивидуумы переносят с минимумом драматических средств выражения эмоций.
Есть и другие, готовые сделать слона не то что из мухи - из амебы: любая царапающая мелочь для них равна катастрофе, в которой безусловно и неоспоримо виноваты окружающие.
И есть третьи - люди с заболеваниями психики, которые довольно часто не могут контролировать свои действия и поступки. Какие страшные картины рисует их пораженное сознание, известно только им самим.
У таких любой стресс, настоящий или кажущийся, может вызвать приступ неконтролируемого гнева, жертвой которого могут стать самые близкие и любимые.
Широким массам вроде как известно, что душевные недуги есть, существуют и при этом, естественно, не заказываются, но обывательская злость и невежество часто делают ментальных больных изгоями. И проблема усугубляется зачастую до неразрешимой: сколько я знаю реально нездоровых людей, которые отказывались идти к психотерапевту или психиатру даже для первичного осмотра только потому, что это якобы позорно. И продолжали мучить себя и родных, оставаясь в состоянии, которого никому пожелаешь - живя во мраке своего аутичного воображения, видя белый свет в кривом зеркале болезненного восприятия.
Налицо две острейшие проблемы: индифферентность или бессилие близких, не могущих или не желающих добиться того, чтобы ментально больной получал медицинскую помощь, и глупенькая американская вольница, дающая душевнобольным людям право жить среди себе не подобных, то есть здоровых.
Сколько еще трагедий должно произойти, чтобы законодатели спохватились, чтобы у рядовых граждан расширились горизонты необходимого знания и поднялась планка ответственности за тех, у кого нарушено душевное равновесие?   
Не знаю более мерзкого жеста, чем крутить пальцем у виска, обозначая некое тайное знание об умственных способностях и эмоциональной стабильности ближнего. Это как ржать над калекой, как передразнивать заику, как отпускать загробные шуточки в доме умершего.
Хуже насмешек  - безразличие и непонимание того, что кому дано больше, с того и спрос соответствующий. 
То, что случилось, - случилось. Смириться неимоверно трудно - ну, что нам теперь делать с этой бедой...