Он сидел в дальнем углу парка и рассеянно перелистывал книгу. Зря брал. Не идет ничего в голову. Каждый раз, он не так, как хотелось, поговорит с дочерью, ему становится не по себе.
Дочь позвонила утром:
- Папа, у меня сегодня встреча неподалеку от тебя, так что я к тебе заскочу.
- Буду очень рад, пообедаем, поболтаем.
- Слушай, когда мне будет столько, сколько тебе, я с утра до вечера буду обедать, болтать. А сейчас я человек занятой...
У него вдруг закололо сердце и стало трудно дышать. Осторожно положил трубку и пошел за валидолом. Почему она стала такой? Была милой стеснительная девочой, которую он ласково называл Елочкой. Родилась Лена в новогоднюю ночь. Они были у друзей на даче, как вдруг у жены на три недели раньше начались схватки. Еле успели довезти до местной больницы. Жена рожала, а он ходил по лесу, окружавшему больницу, смотрел на освещенное окно родильного отделения и ждал, крутя в руке пушистую еловую веточку.
Девочку назвали Леной. Она росла на редкость спокойным, послушным ребенком, ее никогда не наказывали - не за что было. Дружила только с хорошими детьми, прекрасно училась. Но что-то в ее характере настораживало его покойную жену.
- Знаешь, - говорила она ему, - мне кажется, нашей девочке не хватает эмоциональности. Она никогда особо не переживает и не радуется. У нее всего в меру. Ну хоть бы когда-нибудь что-нибудь оспорила, разозлилась, заявила, что кто-то не прав.... Ведь у нее и близких друзей-то нет. Приятелей много, а друзей, которым можно душу открыть...
Он с женой не соглашался:
– Слушай, если уж в такой, как наша, искать недостатки...
У жены было больше времени заниматься воспитанием дочки: здоровье было неважное, пришлось даже оставить работу. А он всю жизнь протрубил в одном и том же институте. Сначала преподавателем, потом зав. кафедрой, потом проректором по науке. Как пошутил один из его друзей: «Такая большая жизнь и всего три должности». Они очень дружно жили с женой. Да с ней и нельзя было плохо жить, ведь она была таким светлым человеко... Очень горевал, когда она умерла, и больше не женился, хотя, конечно, мог это сделать не один раз. Мог, но не смог.
Когда дочь решила уехать в Америку, он долго не мог понять, зачем.
- Папа, я еду туда, где смогу реализоваться, где мой сын сможет иметь обеспеченное будущее, где его не заберут в армию и не пошлют в Чечню, я отчаянно этого боюсь.
И она реализовалась. Уехала в Америку. Разошлась там с мужем. Трудно понять, почему. Ведь вроде хорошо жили. Муж отличный парень, умница, работяга.
“Папа, я знаю, что он хороший, но это, увы, не все. Он до сих пор не может отличить Гогена от Ван Гога...” Эту строку из ее письма он запомнил. Когда она сама Гогена успела-то полюбить?
Да, дочь реализовалась. Занимается торговлей недвижимостью, и весьма успешно. У нее два офиса: на севере штата и на юге.
Три с лишним года он без них прожил и понял, что больше не выдержит. Все очень, очень изменилось с тех пор, как он остался один. Ему некуда было спешить, его никто не ждал, хотя по-прежнему навещали друзья, родственники. Опустела квартира, опустели улицы... Он чувствовал, что теряет почву под ногами. Ничего не оставалось, как перебраться к дочери и внуку.
После шумной неугомонной Москвы он долго не мог привыкнуть к своей квартирке в доме на тихой и зеленой улице провинциального американского города. Дочь предложила поселиться в ее доме, но он отказался.
- Я ведь буду совершенно один. Ты - на работе, а Вадик появится только на каникулы. Там, где ты живешь, один дом от другого на полкилометра отстоит, слова сказать не с кем. Позволь мне пожить среди людей. Тут я буду, по крайней мере, говорить на двух языках. (Он хорошо знал английский, в молодые годы для заработка успешно занимался переводами).
- Пожалуй, ты прав, - сказала дочь и сняла ему квартиру в том доме, где жила первое время после приезда в Америку.
Проходили дни, складываясь в недели, месяцы. Он начал привыкать к беззаботной и безработной, как он ее шутливо называл, жизни, привык слышать вокруг себя английскую речь.
Когда его спрашивали, что ему больше всего нравится в Америке, ни минуты не колеблясь, отвечал: «Библиотека нашего города». После того, как однажды зашел туда просто так, из любопытства, стал постоянным посетителем. Был потрясен возможностями, которые предоставляет читателям библиотека маленького американского города. Он мог работать на хорошем компьютере, мог заказать любую, редкую книгу, мог задать любой вопрос и получить квалифицированный ответ... Однажды он час просидел, наблюдая за детишками, пришедшими послушать сказки, которые им рассказывала милая девушка с длинной русой косой, волонтер. Она была чем-то похожа на дочь, только его дочь вряд ли стала бы рассказывать детям сказки «за так».
- А почему ты думаешь, что я не могла бы быть волонтером? – сказала дочь, когда он ей рассказал о девушке из библиотеки.
- Да очень уж ты, доченька, другая. Там, в Москве, может быть, и занималась бы...
- Просто я не имею ни минуты свободной, ты же видишь, папа. Мы как бы поменялись ролями. Там ты был на виду, был всем нужен, а здесь...
- Продолжай, что же ты остановилась. Значит, если человек, как ты говоришь, не на виду, так он уже никто? То-то ты и ко мне по-другому стала относиться. А что, если когда-нибудь твой сын...
Она не дала ему закончить фразу.
- Слушай, у меня нет времени заглядывать в будущее. Мне нужно его строить. Понимаешь? И чем скорей я его построю, тем лучше. А сантименты я оставила в Москве. Да, я другая. Там я была Елочка, экономист планового отдела. Работала 10 лет, но даже мою фамилию мало кто знал - Елочка и все. А здесь я - Хелен Розен, хозяйка успешной фирмы.
Он посмотрел на эту красивую, уверенную в себе, но такую далекую от него женщину, изо всех сил стараясь унять боль, как обручем стянувшую голову.
Там, в Москве, они вместе ходили в театр, ездили семьей в Крым, сообща отмечали все праздники. Ей нравилось бывать в его компании, с его друзьями. Иногда, когда он засиживался в кабинете допоздна, она тихонько входила и обнимала его за плечи. Но все это было там, а здесь...
Дочь уехала, и он долго стоял у окна, не зажигая света, не отвечая на телефонные звонки, хотя знал, что наверняка звонят соседи, его новые приятели – харьковчане, ленинградцы, приглашают прогуляться. Звонки прекратились. Потом кто-то робко постучал в дверь.
- Можно? - За дверью стояла хорошенькая темнокожая девочка лет семи, его соседка. – Я ищу свою кошку. Такая рыжая пушистая. Она как-то забежала и к вам, вот я и пришла спросить.
- Заходи, Бекки. Кошки у меня нет, но если не спешишь, можешь посидеть немного. Хочешь конфету?
- Я посижу, только сначала скажу маме, что я у вас.
С тех пор не проходило дня, чтобы Бекки к нему не заглядывала. Они болтали обо всем на свете и, конечно, о ее школе. У девочки были нелады с арифметикой, и он предложил с ней позаниматься.
Однажды Синди, мать девочки, пришла к нему с большой картонной коробкой.
- Владимир, я так рада. Учительница сказала, что за последнее время Бекки стала хорошо успевать по математике. И читать она стала гораздо лучше. Я не знаю, как вас благодарить. У меня есть бабушка. Она старенькая, ей 80 лет. Когда она узнала, что это вы помогли Бекки, она испекла для вас яблочный пирог. Спасибо вам большое.
В тот вечер они долго сидели втроем. Бекки играла с кошкой, а Синди рассказывала о своей жизни. О том, как училась в школе, как в 16 лет родила Бекки. – Это я потом поумнела, поняла, что надо сначала учиться, получить специальность, а уж потом заводить ребенка. Но там, где я жила, все дети росли без отцов. Многие мои подруги повыходили замуж, уже имея ребенка. Моя мать работает помощницей медсестры, и она так хотела, чтобы я получила специальность, чтобы я вышла замуж. Она помогла мне окончить школу, сидела с малышкой, работая в ночную смену. Я хотела бы учиться дальше, но мать себя неважно чувствует, ей стало трудно мне помогать.
- А кем ты хочешь стать?
- Учительницей. Я очень люблю детей и думаю, что у меня это получится.
- Конечно, получится. Ты ведь такая молодая. Я уверен, что ты должна учиться. Я подумаю, как тебе можно помочь.
- Владимир, у меня не было отца и вы первый человек, который так со мной говорит. Я завидую вашей дочке, у нее замечательный отец!
Однажды Синди позвонила ему: «Владимир, мне очень неудобно просить вас... мне надо быть на работе. Должна была прийти мать, но она заболела... Не могла бы я привести к вам девочку на пару часов? Она будет себя хорошо вести. Я просто не знаю, как мне быть.
- Синди, я сам зайду к вам и побуду с девочкой. Она хороший ребенок, и мы с ней отлично ладим.
Он сидел у постели засыпающей девочки и задумчиво глядел в плотную темноту за окном. Когда-то вот так же он сидел у постели дочери и рассказывал ей на ночь сказки. Потом он сидел и у кроватки внука, тоже рассказывая ему сказки. Жена даже называла его «наш сказочник». А иногда он и песни пел. Время, как оно неуловимо, как неудержимо!
Внезапно на его колено легла теплая детская ручка.
- Владимир, ты можешь спеть песенку, которую ты пел дочке, когда она была маленькая?
- Я не помню колыбельных песен... А впрочем, я спою тебе одну. Эта песня про маленькую елочку, которая росла в лесу. Она была такая же стройная и красивая, как ты. И на нее падал снег. Он откашлялся и сначала тихо и неуверенно, а потом погромче запел: «В лесу родилась елочка, в лесу она росла...».
За окном моросил нудный осенний дождь, на далеком парквее нетерпеливо гудели машины. А маленькой темнокожей девочке снился невиданный русский заснеженный лес, точно такой, какой был нарисован на картине, висевшей в комнате соседа.
Поздно ночью в его квартире раздался телефонный звонок.
- Папа, где ты был? Я тебе весь вечер звонила, уж не знала, что и думать. У тебя все в порядке? Знаешь, я хотела тебе сказать... я только хотела тебе сказать, что я... очень тебя люблю, папа!