Язык мой, друг мой...

Скажите, кто не переживает за сохранность русского языка, не болеет душой за его благополучие? Разброс «болельщиков»  здесь огромен: от Жириновского, который при всем своем клоунстве, тем не менее, каким-то образом формулирует подспудные желания немалой части российского общества, до  русскоязычных иммигрантов   во многих  странах. И внутри этого спектра мнения самые разные – от «запретить и не пущать» до «да пускай  жывет как хочит, на то он и МРЯ – могучий русский язык!»

Эти злободневные заметки начнем с  того, что нам ближе, - с нас самих. 

«Мы должны сохранять  чистоту русского языка! - уверял меня один читатель, когда видел в нашей газете слово Foreclosure  или, того хуже, русскими буквами, «крайм». – Это, если хотите, наша миссия!» Так  строгие родители не разрешают своему «дитяти» водиться с ребятами из соседнего двора, чтобы не нахватался какой заразы.

Сразу захотелось возразить, что нам никто не давал такого поручения - «сохранять чистоту», и мы сами не подписывались под подобным обязательством!  Сохранять богатство – да!  Изымать из  расщелин времени забытые прекрасные глаголы и волнующие своей поэтикой прилагательные – трижды да! Не гнушаться при этом некоторыми новейшими веяниями - почему бы нет? Но борьбу за «чистоту» оставим дуэньям с  оттопыренными мизинцами. 

Конечно, это шутка, но если серьезно, то  потуги сохранить языковую «праведность»  нереальны, да к тому же еще  и  забавны своим наивным желанием идти наперекор  времени и обстоятельствам. 

Впрочем, единственную пользу  из таких попыток удается  извлечь:  можно с точностью до  нескольких  лет определять время и «волну» приезда.

Послереволюционное поколение говорили: « Папенька изволили откушать», чем умиляли слушателей из другой эпохи и другой страны обитания.  

Поколение, чья молодость и профессиональная работа со словом пришлись на советские семидесятые, характеризуются тяготением к словосочетаниям «слагаемые успеха» и  «молодой задор», а также дикой  боязнью личного  местоимения «я» - оно считалось нескромным и заменялось безличным глаголом: подумалось, захотелось,  думается. 

Речь жителя метрополии конца девяностых вы без труда распознаете по отметинам «как бы» и «да?» Последнее  завершало почти любую фразу и, хоть и сопровождалось вопросительной интонацией, означало утверждение. Русские эмигранты так часто заканчивали свои фразы этим «да», что оно вошло в американский сленг – означает какую-то странность, с которой в разговор лучше не соваться.

Но даже без этой эмигрантской самоконсервации – можно  ли «сохранить чистоту русского языка»? Эту сомнительную задачу может поставить перед собой только тот, кто не очень хорошо  понимает природу языка.

Мы часто слышим, что язык – это живой организм. Но что это означает? Вот врачи например, уверяют, что если организму нужен кальций, он его возьмет – из зубов, из волос, но пополнит нехватку. Точно так и с языком.  Недостающее - восполняет. В чем же нехватка у русского языка?

Во-первых, нахождение в течение многих десятков лет за «железным занавесом» предохранило язык от естественных  заимствований. А те, что проникали, выжигались каленым железом как зловредные симптомы  «преклонения  перед  Западом».

Во-вторых, язык был лишен множества назывных существительных - это то, чем богат английский: бессчетное количество предметов, явлений и результатов  их взаимодействия имеют  конкретные названия. В русском  вы найдете много описательных слов, но недостаточно конкретных, назывных. Попробуйте перевести на русский слова appointment, entitlement,  и вы поймете о чем речь. 

Да тот же упомянутый выше foreclosure. Означает  это слово по словарной трактовке  «лишение права выкупа заложенного имущества». Непонятно и общо? Хорошо, скажите так: «угроза потери дома из-за того, что  сумма кредита оказалась больше  сегодняшней стоимости недвижимости». Длинновато... Тогда  напишите «foreclosure» – и забудьте об этом! Станет понятно и пользы больше. А то будет как с одной бабушкой. Она долго искала в американских магазинах аммиак из какого-то «русского» совета, а оказалось, что здесь это  «аммония». 

Но главный вызов времени не в этом. Тут мы плавно переходим на российское поле. Вызов  - в новых технологиях, которые весь мир с благодарностью берет вместе с языком авторов, т.е. Америки.  Так же как латынь была языком  католи-

ческого христианства, как итальянский звучал как язык музыкального мира, так английский язык – это язык  компьютерной эры, и ничего с этим поделать нельзя.  Да и не нужно. 

Недавно прочла забавный рассказик, в котором приведен «волапюк» русского компьютерщика. Там надо было «поэкслюдать тулзы» и «залогать ворку» - обхохочешься!  Не от хорошей жизни они, бедолаги,  так говорят – от безысходности. Некоторые российские компьютерные компании в патриотическом порыве перевели  термины на русский.  Получилось еще хуже. Все эти  «откройте папку», «выберете опцию настройки», «нажмите клавишу предпочтений»... мрак! Надо в уме перевести это на английский, чтобы понять, о чем идет речь!  Чем быстрее  русский язык впитает в себя новшества, тем быстрее  запустится  в России этот вожделенный прогресс «а-ля Сколково» и иже с ним.

Согласна, очень смешно и  даже нелепо звучат русские окончания у английских терминов. Но так формируются все новообразования, поэтому по-русски мы говорим  «телеграммы» и «туалеты», «шоколадки» и «рюкзаки», «кухни», «галстуки», «лейтенанты», «цивилизация», «цивильный»,  - это все иностранные слова с русскими суффиксами и окончаниями. Тут просто  чья возьмет: или это все еще будет «волапюк»,  или термин войдет в русский язык, и появится, например, глагол «гуглать» - в англоязычном мире он появился, и никто не  закатывает по этому поводу истерики. You  have to google this – так говорят даже дикторы американского телевидения. Название компании GOOGLE стало глаголом, который олицетворяет новую  эру в поиске информации. Он  оказался незаменяем и потому востребован. (Хорошо еще, что компания YAHOO  не вышла на тот же уровень!) 

С технологическими терминами, кажется, все ясно. Но лингвистов пугают какие-то сумасшедшие темпы появления неологизмов, пугает связанная с ними (или не с ними?) безграмотность, пугает уголовная «феня», вползающая во все сферы жизни. Это уже совершенно другая история.

Язык – он ведь как зеркало. Отражает то, что в обществе происходит. Бороться с жаргоном административными мерами – это все равно что зеркало лишний раз протереть, чтобы отражение «покрасивше» было. Криминальный мир обосновался на вершине российского общества, ножки свесил и диктует. И если «успешные» и «крутые» говорят «забить стрелку», то и молодая поросль  будет  так говорить. Се ля ви. 

Недавно прочла «Крестьянин и тинейджер» - книгу Андрея Дмитриева, получившую в этом году  премию «Русский Букер» («Тинейджер» обозначился в названии, но не в словаре. В словаре русского языка только-только появилось слови «пейджер»! В то время,  как это устройство уже  пятнадцать лет, как выброшено и напрочь всеми забыто. Но официальные словари – дело медленное, с ними трудно, а без них – совсем плохо. В России ведь как: нет в словаре – значит употребление незаконно, можно и по шее от начальства схлопотать!)

Так вот, в повести Дмитриева  уехавший в город сельский мужичок усиленно входит в реальность через новояз. Письма его на деревню другу и словесные извержения-монологи  восхитительны: поток неглубокого сознания через «новомодные словечки» вскрывает всплески драматизма и  даже трагизма.

«Тут Вова умолкал, мрачнел и, оглянувшись, принимался вновь выкрикивать своими новыми словами непонятное: о жизни гребаной, в которой утром клево, вечером – голимо, и о туфте, которую тебе любой убогий крендель берется впарить по пять раз на дню, и о совковых чмо в отстое (“...ты бы попробовал оформить регистрацию, ты бы побегал сам за всеми ксивами и подписями: без этой лажи весь твой бизнес вне закона, тут нары светят или крыша неподъемная, без вариантов, а то и от бычар книфт под микитки!..”), и о пинцете полном, который должен был настать – и он настал! – после того как все эти крутые вместе с лузерами гуляли по буфету, скупая пачками эти туфтовые бумажки гэкэо, и облажались с ног до головы ...с чем мы их всех и поздравляем: пинцет, трындец и обостратушки!»...

Поначалу показалось, что Дмитриев замахнулся на новую тему – на изучение роли слова в современных условиях.  Ведь оно, сегодняшнее,   воплощает в себе  саму «мерзость запустения» и одновременно преодолевает ее, втискивая юнцов и тех,  кто уже постарше, в мир  техногенных и иных преобразований. Но автор тему не осилил и забросил на корню. А жаль...

Между тем,  в Российскую Госдуму  внесен законопроект, позволяющий штрафовать граждан на сумму от 2 тыс. до 2,5 тыс. рублей за употребление иностранных слов, если в русском языке есть общеупотребительные аналоги.  

Предложенные группой депутатов от ЛДПР во главе с Владимиром Жириновским поправки в закон «О государственном языке РФ» «в части защиты русского языка» предполагают наложение санкций  в том случае, если нарушение норм современного русского языка произойдет при публичном  распространении  информации».

Вот это нам знакомо! Каленым железом! А также поганой метлой! (Кстати, уберите из своего меморандума  слова «санкции», «информации», «публичное» да и несколько сотен других).

Читателям будет интересно узнать, что  не  только в России это происходит. В Польше тоже есть одна организация - Академия языка называется. Тоже любит «каленым железом повыжечь все иностранное.  Я прочла недавно, что баскетбол, который во всем мире баскетбол, в Польше надо называть  кошекувкой. А футбол - это пилку ножна. А автомобилист ездит на самоходе. Точнее, даже на самохуде. Каждому слову, пришедшему из другого языка, патриоты-академики придумывают польский аналог. Они тоже борются за «сохранность»,  а на самом деле  поступают как самые настоящие языковые костоломы и мародеры...  

Потому что язык в этих случаях  не богатеет, как представляет себе доморощенное языкознание,  а беднеет.

Впрочем, как мы уже убедились, языковый организм  недостающее – возьмет. Он  будет впитывать, ассимилировать, русифицировать  иностранные слова и будет делать это гораздо быстрее, чем чиновники от языка  внесут то или иное слово в словарь. Так что тем, кто привык  свое словотворчество  с опаской проверять по Ожегову или по Далю с Розенталем, - трудновато придется:  им нужно будет ходить по нехоженому полю неологизмов. И самому день за днем заниматься словотворчеством - отделять зерна от плевел.