тайна светоносного Пармиджанино

Культура

В палитре красок, знать,
секрет благополучья.
 Гармония цветов –
как музыка добра.
Эдуардас Межелайтис

 Его не зря называли и продолжают называть королём торжествующего света и властителем светотени. И хотя почти пять столетий отделяют нас от того времени, когда в Северной Италии жил и работал Джироламо Франческо Маццола по прозвищу Пармиджанино, потому что родом был он из Пармы, прекрасного города, доставшегося Италии от этрусков, а оттого славящегося особенным своим колоритом, своими зодчими и художниками тоже. Пармиджанино оставил Италии и миру богатейшее наследие – самобытнейшие рисунки, полотна, фрески – в родной Парме, Риме, Болонье, Касальмаджоре, маленьком городке, где на лесах, делая в соборе новую роспись, он умер в 37 лет. Роковая для гениев цифра! Художник будто предчувствовал свою раннюю смерть, так трагичен и так прекрасен последний рисованный его в полной мере исповедальный автопортрет.
 Аналитичность, проникновенность свойственны были Пармиджанино, как говорится, от младых ногтей. В венском Музее истории искусства я поражённо стояла перед живописным автопортретом художника. Себя, двадцатилетнего, написал он как бы отображённым в выпуклом зеркале: несоразмерно большая рука, означенная и назначенная быть оружием его и орудием (ведь рука порой будто движется подсознанием)  на всю короткую жизнь, годы которой, смысл которой и подвиг которой уже скрыт там – в зазеркалье и отражён только в глазах мастера. Да, уже мастера. В 20 лет. Этот ранний, по сути провидческий автопортрет считается программным шедевром эмилианского маньеризма, столпом которого наравне с Бронзино, Челлини, Понтекорво был Пармиджанино. Он изобразил себя в совершенном соответствии с законами оптики, в искусном, реальном и иллюзионистском сжатии визуальных планов, в изощрённой форме утверждая неустойчивость и трагические диссонансы бытия, сложность внутреннего мира личности. Острота художественного решения, присущая маньеристам, особенно ярко проявлена у Пармиджанино в сверхталантливой его портретной живописи, а более всего – в гениальной «Антее».
 И вот сейчас представилась нам счастливая возможность увидеть «Антею»! И для этого не нужно даже лететь в Неаполь (что было бы, согласитесь, совсем недурно), чтобы побывать в музее ди Каподимонте, где навечно поселилась прекрасная эта юная дама. Сейчас она гостит у нас в Нью-Йорке в музее Фрик Коллекшн, который мы не раз посещали и о котором много и подробно беседовали, так что сегодня мы сможем сосредоточиться на шедевре Пармиджанино. Одном? – спросите вы. Да, это выставка одной картины, но какой! На протяжении полутысячелетия считается Антея, наравне с рафаэлевыми Сикстинской мадонной и Форнариной, идеалом женской красоты. Но не только. Ещё и истинной прелести, перед которой хочется склониться, и чистоты, непостижимым образом спаянной с зовущей привлекательностью. Пармиджанино достиг полного успеха в передаче одухотворённости и психологического напряжения, без фона, добавляющего экспрессии и помогающего подчеркнуть те или иные черты характера модели. Удивляет строгость композиции картины, абсолютная строгость – несмотря на кипящую эмоциональность, на бурную внутреннюю жизнь внешне сдержанной молодой женщины. Соединить всё это в одном произведении действительно мог только гений.
 Стенд с картиной-гостьей помещён в центральном восьмиугольном музейном зале, где царствуют такие признанные красавицы, как «Фрэнсис Дакомб» и «Мисс Бейкер» Гейнсборо и «Леди де Клейнбрассил» Ван Дейка. Чопорным англичанкам пришлось пальму первенства уступить прекрасной в своей простоте и милой грации итальянке. В эстетическом лексиконе Ренессанса «грация» - очень ёмкое понятие со множеством смысловых оттенков. Это отнюдь не только изящество или даже красота. Грацию определяли как «нечто живое и духовное, влитое сияющим лучом Бога в души людей, в формы тел и звуки», как врождённое, дарованное небом чувство изящного и способность поступать в соответствии с этим чувством. Может, именно это и есть то самое главное, что хотел показать художник в своей Антее?
 Так кто же она? Знатная дама? Об этом, казалось бы, говорит её туалет, который многократно, вплоть до наших дней послужил калькой для линий кроя, цветовых решений, гармонии аксессуаров сначала живописцев, а потом дизайнеров одежды. Тёмно-жёлтое атласное платье с полоской в цвет, узорчатый коричневый широкий ворот и перчатки, наброшенная на правое плечо мягкая шкурка кажущейся почти живой куницы, сжимающей в пасти крупного плетения золотую цепь, скромные, без камня серьги тусклого золота. Несколько смущает пусть и богато расшитый тонкого шёлка фартук. Левая рука скромным жестом указывает на полнеющий живот. Беременность или просто дань времени, когда впалые животы и тощие фигуры не приветствовались? Вопрос? Не самый главный. На главный – кто же такая Антея, имя ли это реальной женщины (тогда, кто она) или плод фантазии художника – однозначного ответа нет, хотя предположений было множество. Ходила даже такая версия – наподобие того, что Мона Лиза – это зашифрованный портрет самого Леонардо: дескать, в прекрасную эту, художником из черт разных женщин синтезированную оболочку, Пармиджанино вложил свой характер, свой непокой, свои мысли и чувства, свои раздумья о мире. Похоже? И говорили ещё, что большое влияние на строй женских портретов Пармиджанино оказали любовная лирика Петрарки и образ его Лауры.
 Но вот полтора столетия спустя после того, как Пармиджанино в1534 году написал упоительную свою картину, в историко-искусствоведческом трактате появились сведения, что это портрет любовницы мастера, дорогой римской куртизанки по имени Антея, связь с которой художника именно в эти годы прослежена исследователями. Знать, сильно любил тридцатилетний мастер свою модель, если захотел и сумел, раскрыв тайники души, написать её столь возвышенно – чистой, разумной и полной несказанного очарования. А, может, действительно, духовно и нравственно – это он? «Если поэт говорит, что он может возжечь в сердцах человеческих любовь.., то художник может сделать это с куда большей силой». Так сказал (и доказал) великий Леонардо да Винчи в знаменитом трактате о живописи. «Антея» Пармиджанино – тоже подтверждение этих слов.
 Смотреть на творение Великого Пармца, как при жизни ещё называли Пармиджанино современники, — наслаждение превеликое. Так же,, как и пройтись по роскошным залам дворца Фрика, который справедливо называют музеем шедевров. Музей находится в Манхэттене, на углу 5-й авеню и 70-й улицы. Поезд метро 6 до остановки «68-я улица». Небезынтересное сообщение: по воскресеньям, с 11 до 1 часа дня, вход бесплатный. Экспозиция «Антеи» продлится до 27 апреля, но жизнь показала, что откладывать ничего не стоит, так что поспешите.