Общество камерной музыки Линкольн-центра открыло сезон концертом, который назывался «Русские романтики» и в программе которого были исполнены Квартет Антона Аренского, «Песни и пляски смерти» Модеста Мусоргского и Трио «Памяти великого художника» П.И.Чайковского.
В этом году выступления Общества камерной музыки (ОКМ) проходят не в Зале им. Алисы Талли, как обычно, а в помещении Нью-Йоркского общества за этическую культуру, которое расположено буквально в квартале от Линкольн-центра и представляет практически идеальную площадку для такого рода концертов.
Программа вечера была составлена с большим, хотя и не радостным, смыслом – главной её темой стала смерть. Перед началом концерта на сцену вышла одна из двух директоров ОКМ Ву Хан и объявила, что вечер посвящается памяти недавно скончавшегося Мстислава Ростроповича, которого она считает своим учителем. Соответствующим образом была подобрана и программа.
Квартет Аренского для скрипки, виолы и двух виолончелей известен не только таким необычным составом инструментов (вторая виолончель вместо второй скрипки), но и тем, что он посвящён памяти Петра Ильича Чайковского. Написанное как раз к первой годовщине смерти великого русского композитора, произведение это по-своему трогательное, но в значительной степени вторичное. Аренский использовал в нём мелодию песни Чайковского «Легенда» из цикла «Шестнадцать детских песен» (Сочинение 54), а также мелодию из православной панихиды и гимна «Славься» (его, кстати, использовали ещё Бетховен в своём втором Разумовском квартете и Мусоргский в сцене коронации оперы «Борис Годуновa»).
Завершил первое отделение вокальный цикл Мусоргского на стихи его друга Арсения Голенищева-Кутузова «Песни и пляски смерти». Это мощнейшее произведение, настоящую эпическую панораму разгула сил зла и тьмы могут петь певцы с самыми разными голосами. Широко известны исполнения его такими музыкантами, как Галина Вишневская (сопрано), Дмитрий Хворостовский (баритон), Сергей Ларин (тенор), Марианна Липовчек (меццо-сопрано), Ева Подлещ (контральто), Ирина Архипова (меццо-сопрано), Фёдор Шаляпин и Борис Кристофф (басы). Традицию двух последних гениев вокала попытался продолжить выступавший в этот вечер Моррис Робинсон. Обладатель полноценного, глубокого, местами довольно выразительного баса, он, однако, не справился с текстом. И дело даже не в том, что пел он с сильным акцентом, убивавшим для меня весь накал музыки Мусоргского (в конце концов русский язык действительно очень сложен и невозможно предположить, что певец будет серьёзно учить его и овладевать всеми секретами труднейшей фонетики ради одного концерта), но Робинсон в своём исполнении очень сильно искажал мелодику фраз. Несколько раз он даже разбивал их в неправильных местах, теряя при этом рифму, что на определённом уровне профессионализма уже совсем недопустимо. Смысловая нагрузка его интерпретации, естественно, тоже получилась не только недостаточно оригинальной, но и просто не всегда (извините за тавтологию) осмысленной. Впрочем, эти недостатки скрашивались красотой и силой его неподдельно оперного баса.
После небольшого перерыва началось второе отделение, которое состояло из одного Трио Чайковского. Что и не мудрено, учитывая, что продолжительность этого красивейшего, многопланового, отчасти похожего на симфонию произведения составляет почти 50 минут. Как явствует из названия («Памяти великого художника»), Пётр Ильич посвятил своё единственное трио памяти своего наставника и друга Николая Рубинштейна (того самого, который основал Московскую консерваторию). Отношения у них при жизни Рубинштейна были непростыми. Так, например, известно, как яростно спорили они во время подготовки Первого фортепианного концерта Чайковского, в котором Рубинштейн солировал. Но смерть своего учителя Чайковский переживал очень болезненно и все свои чувства сумел с характерной для него яркостью и силой выразить в посвященном ему сочинении, эмоциональный накал которого прекрасно передали исполнители: уже упоминавшаяся Ву Хан (фортепиано), Джозеф Свенсен (скрипка) и Ральф Киршбаум (виолончель). Иногда они даже слишком увлекались драматизмом музыки, забывая, что громкость вовсе необязательно является синонимом выразительности, но это искупалось их несомненной искренностью и вовлечённостью, которую я, по правде сказать, иногда ценю куда выше, чем механистичный профессионализм.
Это, как я уже говорил, был первый концерт Общества камерной музыки в этом сезоне. А программа на грядущий год у ОКМ очень и очень амбициозная. В ней и выступление Петербургского струнного квартета, и вечера, посвящённые творчеству Габриеля Форе, Моцарта и Рахманинова, и концерт Струнного квартета им. Св. Лаврентия, и целый фестиваль барочной музыки, в рамках которого будут исполняться Бранденбургские концерты и «Искусство фуги» Баха, и такое эпическое произведение, как гайдновские «Семь последних слов Спасителя на кресте», и многое-многое другое. Для любителей классической музыки это будет настоящий, непрекращающийся праздник длиной в целый сезон.