Сюжеты длЯ небольшой жизни и после

Культура

Этот форум всегда совпадает с четкой отметкой года: осень, конец праздникам лета, пляжной беззаботности и иллюзиям радостей, которым якобы не суждено кончаться. Кончаются, и тут киногурманам - подарок, хмельной кубок сентября. Ежегодная повторяемость события не делает палитры Нью-Йоркского международного кинофестиваля бледнее. Раз и навсегда набравший высоту полета, он держит ее. В его активе - только настоящее кино, вульгарная массовка категорически исключается.
Можно поискать эпитеты - кино авторское, элитарное, некассовое, можно не искать, потому что кто-нибудь въедливый тут же прицепится: кассовые фильмы кто-то же создает - значит, они тоже авторские - и т.д. Ограничимся краткой формулировкой: авторство, исключающее нивелировку мысли и воображения, - вот что такое ленты, представляемые осенью в Нью-Йорке. При отсутствии красной дорожки, призов и гламурной атрибутики звезд небесных на фестивале - бессчетно, достаточно назвать имена режиссеров, чьи работы будут демонстрироваться на экране нынешнего года: Джулиан Шнабель, Уэс Андерсон, Катрин Брейа, Клод Шаброль, Тодд Хейнс, Сидни Люмет, Эрик Ромер...
У форума нынешнего года (двадцать восемь художественных фильмов, ряд ретроспектив, экспериментальные ленты молодых и дерзких режиссеров) нет на первый взгляд заданной тематической направленности. Но это лишь на первый...
Пресс-просмотр начался с фильма Джулиана Шнабеля «Водолазный колокол и бабочка» (The Diving Bell and The Butterfly). При первых кадрах кое-кто напрягся, вспоминая материалы бюллетеня:  документальное кино? А почему не анонсировано как таковое? Отрывочные голоса, расплывчатое изображение, камера пьяно перемещается с предмета на предмет, не фокусируясь. За кадром голос человека, мучительно вспоминающего, что с ним случилось, тщетно пытающегося спросить: где я, что со мной? И с ужасом осознающего: не слышат. Обширный инсульт чудом не убил его, но парализовал полностью, отняв все физические способности, кроме единственной - открывать и закрывать непострадавший глаз (омертвевший второй пришлось зашить). 
Это не документальное повествование, но и не залихватски придуманный сценарий - это художественно изложенная история подлинной жизни. Подлинной и полной, яркой, замершей на взлете: реальная личность Жан-Доминик Боби (совершенно несравненный в новой роли Мэтью Амальрик) был преуспевающим редактором парижского журнала мод «Elle». Его знали как остроумца, эстета, светского щеголя, женолюба. Вопрос собственного физического здоровья энергичного сорокадвухлетнего мужчину практически не занимал - занимал собственный успех в обществе, где все было, что называется, крепко схвачено. Но традиционно хотелось от бытия еще и еще. Жену свою Селин (Эммануэль Сайнер) он благополучно предал, с новой подругой Аньес (Агата де ла Фонтен) тоже решил расстаться, не желая приноравливаться к ее странностям.
Жан-Доминик не был записным злодеем, потерявшим душу по причине богатства и успеха: не так все просто в этой жизни. Он продолжал видеть своих детей в назначенные судьей «папины дни», любя их по-настоящему, он оставался преданным престарелому отцу (великолепный в своей возвышенной старости легендарный Макс фон Сидов). Но и с любимыми отпрысками, и с запертым в четырех стенах немощным отцом Жан-Доминик расставался всякий раз спокойно - а нередко, по ситуации, когда к богемным радостям Парижа звала труба, и торопливо... Что здесь необычного? Ничего. Было бы странным, если бы баловень судьбы просыпался с мыслью: ох, пора бы о душе подумать, ах, как хорошо, что я не болею, что ничего не случилось... 0но случается без предупреждения.
Конечно, поняв, что впереди - плен собственной оболочки, парализованный хотел умереть. Но, к счастью, при нем оказалась команда самоотверженных: жена, не бросившая, несмотря на предательство, любимая женщина, не бросившая, несмотря на предательство, девушки-логопеды Генриетта и Мари, одержимые профессиональной манией совершить безнадежное - сохранить функцию связи больного с внешним миром. А кроме зрячего глаза, у Жана-Доминика осталась абсолютно не пострадавшая память, к которой подключилось воображение. И бессловесный неподвижный инвалид, освоив простую, хотя и муторную методику диктовки (ему по порядку называют буквы алфавита - и когда доходят до нужной, он моргает один раз), начинает создавать книгу. О жизни, о ее парадоксах, о красоте, которой не замечаешь на вечном бегу, о чуде сохранения главного в кладовых памяти. Буква за буквой - слово, слово за словом - предложение, в час по чайной ложке, ассистентка Клод (Энн Косиньи) плачет от переутомления и радости, что дело идет... Книга вышла. Сам по себе факт ее создания был чудом. Создатель скончался через десять дней после выхода тиража.
Фильм тяжелый, медлительный, подробный. Мэтью Амальрик в новой роли безжалостен к себе: без оглядки на собственную кинематографичную внешность, он демонстрирует полное уродство (вытаращенный единственный глаз, повисшая губа, перекривленное лицо, обезображенное дурацкой шапкой, напяленной неким доброжелателем). Самое поразительное и страшное - неподвижность. Динамичнейший из актеров репетировал ее с мукой и ангельским долготерпением.   

Фильм японца Масаюки Суо «Да я этого не делал!» («I Just Didn’t Do It!”) был вторым потрясением первого дня пресс-просмотра. Молодой человек Теппей (Рио Казе, известный зрителям по фильму Клинта Иствуда «Письма с острова Иво-Джима») оказался жертвой бездоказательного обвинения в сексуальных приставаниях к школьнице в набитом вагоне метро. Парню было совсем не до приставаний: он опаздывал на рабочее интервью, забыл взять свое резюме, его костюм оказался зажатым дверьми вагона и он тщетно пытался высвободиться, боясь, что ткань порвется... Запуганная дурочка в школьной форме, которой приставание, вполне возможно, просто померещилось (она уже была до этого жертвой «фроттеристов»), схватила Теппея за руку на остановке - и эта ее храбрость заменила презумпцию невиновности. Более двух часов перед зрителем разворачивается чистого вида «Процесс» Кафки, перенесенный на современную японскую почву: тюрьма, звери-надзиратели, вопящие следователи - и абсолютно беспомощный адвокат, который предлагает обвиняемому признаться и заплатить маленький штраф - только бы не доводить дело до суда. Действие обрастает невероятным количеством деталей, оно длится с мучительными подробностями,  такую медлительность можно было бы назвать медитативной, когда бы она не обжигала каждое мгновение: да Теппей не делал этого! И каждый раз кажется, что мрак тотального абсурда рассеется: вот появляется новый адвокат, разумный, квалифицированный, да и лицо судьи внушает доверие - но слушания затягиваются, погрязая в невероятном количестве бумаг и юридических подробностей, не переводимых ни на один человеческий язык. И нормальный судья сменяется желчным садистом...
«Пусть десять виновных избегут наказания - только бы не страдал ни один безвинный!» - эта библейская мудрость, вынесенная в эпиграф к фильму, остается благим пожеланием человечества самому себе.
Наивный зритель может задаться вопросом: что, в цивилизованной Японии действительно такая жуткая система охраны правопорядка? Специалисты по уголовному праву, не сомневаюсь, могут найти точный ответ, неспециалисты утешатся расхожим: ну, не может же быть так беспросветно худо везде! Но серое здание Верховного суда Страны восходящего солнца, куда направилась апелляция Теппея,  выглядит абсолютно безликим и нехарактерным - как тысячи подобных. И герой, прошедший все круги ада, чудом не потерявший рассудка и в итоге все-таки осужденный, делает неутешительный экзистенциально-горький вывод: справедливость отыскивается не в зале суда.

Тематически внешне не связанные, эти два фильма поднимают один безжалостный общий вопрос: как быть с непредсказуемостью жизни? И не отвечают на него, поскольку ответа иного, кроме как жить набело, нет. Оптимизма это не прибавляет, но никто и не гарантировал нам, что существование в лучшем из миров - вещь легкая и беспроблемная. 

После таких откровений о мироустройстве зрителю просто необходима компенсация в виде комедии. И она следует: фильм Уэса Андерсона «Дарджелин Лимитед» (The Darjeeling Limited) упаковывает нас вместе с тремя героями в экзотического вида поезд -  начинается путешествие по пряной расцвеченной Индии. Да, в титрах значится комедия. Но вначале три брата Френсис (Оуэн Уилсон), Питер (Адриен Броди) и Джек (Джейсон Шварцман), год друг с другом не разговаривавшие, очень серьезно, некомедийно переругаются из-за тысячи мелочей вроде дурацких снадобий из сомнительной индийской аптеки (а вдруг яды?), из-за места в купе, из-за распределения ролей: старший непременно хочет быть начальником, держать при себе документы младших, заказывать им блюда в ресторане, знать о каждом телефонном звонке, который делается на станциях следования. Хорошее начало для путешествия с заданной высокой целью: очистить свои души и воссоединиться по-семейному!
Но делать что-то с собой ой как пора, поскольку каждый уже успел сделать со своей жизнью максимум разного. Питер собрался разводиться - в результате чертыхается, узнав, что жена беременна, Джек бегает от своей мрачной возлюбленной по всему земному шару, боясь себя связать. О личной жизни старшего, Френсиса, который является на посадку весь в бинтах и пластыре после недавней аварии, ничего не известно. Но наличие в природе существа, которое сумело бы вытерпеть все его фокусы, занудство и стремление быть боссом при любых обстоятельствах, вызывает глубокое сомнение.
В этой комедии много смешного - и много узнаваемо невеселого. Почему для воссоединения с родными надо тащиться в чертову даль, волочь неподъемные рыжего цвета чемоданы через пустыню, любоваться чужой расцвеченной экзотикой, которая ни уму, ни сердцу - сувенирная размалевка, маскарад?
Закатанное в пластик расписание путешествий по святым местам не приближает несчастных туристов ни к какой «святости»: они злы, раздражены, мир ни на каких широтах не оправдывает ожиданий, дайте другой глобус... Чемоданы не выбросишь - как не избавишься в одночасье от груза собственных привычек и заскоков. И даже столкновение с трагедией (братья вытаскивают из реки тонущих местных мальчуганов, одного из них спасти не удается) не ведет ни к какому просветлению: мимо них идет чужая жизнь, к превратностям их собственной отношения не имеющая. Они продолжают упорно двигаться вперед: предстоит  встреча с собственной мамой (великолепная в своей храбрости быть вечно некрасивой и никогда не стареющая Анжелика Хьюстон). Но мама, живущая в монастыре, видеть сыновей не хочет: ей некогда, нужно делать добро местным сироткам. Добро заметное, красивое, возвышенное, инсценированное, костюмированное... Вопрос о причинах моральной покалеченности ее собственных детей становится заведомо риторическим.
В фильме есть еще один персонаж - бессловесный папа героев (Билл Мюррей). В самом начале он бежит за неким поездом с таким же тяжеленным чемоданом в руках, какие потом потащат незнамо зачем его дети. Он не успевает нагнать локомотив: скорость не та, да и груз тяжел. У папы доброе лицо, на нем старомодная шляпа - он по кроткому виду своему не может быть плохим папой, но на него невозможно опереться, потому что его уже нет. В забытом богом индийском захолустье сыновья пытаются забрать из мастерской отцовскую машину, оставленную им на ремонт незадолго до смерти. Словно ухватиться за папину руку - более не за что. И чужая экзотика не помогла.
Герои андерсоновских фильмов всегда рефлексируют, всегда ищут высокой духовности, не вполне понимая, что к заученному ритуалу она вряд ли имеет отношение. Но - ищут. К концу комедийного фильма персонажам положено обрести награду - иначе жанровые каноны нарушатся. Наши герои - помешанный на контролировании других Фрэнк, эгоцентричный Питер, комедийно-напыщенный Джек -  вроде как ничего подобного не заслужили. И все же их страдания не придуманы, а отчаянный шаг в финале - выбрасывание чертовых чемоданов, чтобы нагнать поезд - показывает, что мальчики повзрослели. Махонькое игрушечное такси,  которое везет их к вокзалу, и поезд, на котором трое возвращаются из своего экзотического путешествия, - красного цвета. В Индии он означает возрождение.
В этом фильме полностью отсутствуют элементы дешевого смеха вроде торта в морду или юморка ниже пояса. Он умен, детали отточены, слова и цитаты стоят каждая строго на своем месте: высокая комедия!

Зритель отсмеялся - и снова кипящее безумие... Когда у Сидни Люмета, легендарного оскароносного режиссера, спросили, на какую жанровую полочку он ставит свой новый фильм  «Пока дьявол узнает, что ты мертв» (Before the Devil Knows You are Dead), лукавый восьмидесятитрехлетний старик поразил журналистов точностью характеристики: «В мелодраме главное - история,  в драме - характеры...» - и не ответил до конца.
Его фильм можно отнести к драме, мелодраме, трагедии, триллеру с элементами «саспенс» (фильм беспокойства, тревоги, незавершенности) в равной мере.
Главный герой Энди (Филип Сеймур Хоффман), преждевременно обрюзгший брокер некой финансовой фирмы, улыбчивый и тихий, тяжелый наркоман, мается от невозможности зажить такой жизнью, какой хочется. Той самой райской, которая наступает в заоблачной выси, пока рогатый с хвостом не понял, что тебя пора тащить в преисподнюю! Доставшаяся ему явно случайно красавица жена Джина (Мариса Томей) бегает тайком к его младшему брату Хэнку (Итан Хок) - существу, тоже замордованному жизнью и измученному безденежьем. Но он, в отличие от старшего, любит Джину и находит ее привлекательной не только эпизодически (у Энди взлет страсти приключается только во время отпуска, когда удается расслабиться). Опутанный долгами, хорошо приложившийся к деньгам своей фирмы, Энди уговаривает брата совершить «легкое» преступление - ограбить загородный ювелирный магазин. Заминка, однако, не только в том, что Итан никогда не грабил: магазин принадлежит их собственным папе и маме. На ужас всполошившегося младшего старший отвечает цифровой выкладкой: когда все удастся, а оно удастся, у тебя будет столько-то...
Чего следует опасаться в жизни? Ножа, летящего кирпича, внезапной болезни? И того, и другого, и третьего - и преисподней человеческой души, в которой намешано подчас такого, чего не придумает ни одна многомудрая голова.
Отчего у мамы-показушницы из комедии Уэса Андерсона выросли невротичные инфантильные дети - понятно. Но как у добропорядочных родителей, всю жизнь работавших на семью, получился выродок, не ответит никто. Правда, отец, старый Чарльз (Альфред Финни) в разговоре с Энди пытается извиниться за свою малоэмоциональность, за неумение выражать чувства достаточным количеством слов. Но сдержанность родителя не должна быть механизмом запуска беды: вот ведь мама Фрэнка, Питера и Джека как раз говорит красиво. 
Восьмидесятитрехлетний режиссер полон несокрушимой жизненной энергии и решимости снимать, перелопачивать груду тяжелых семейных историй, выискивая драгоценные крупицы редких пород - человеческих характеров, которые не разгадываются и не повторяются.

Фильмы нью-йоркского международного фестиваля не отвечают на вопросы - они их ставят. Это - драгоценная мета.