«И гений–парадоксов друг»

Культура

Когда произносят «великий голландец», сразу понятно – речь идёт о Рембрандте. Хотя Голландия подарила миру немало художников замечательных, страну свою и искусство прославивших.

Гениальность Рембрандта Харменса ван Рейна не только в им открытом и им воплощённом светотеневом эффекте. Не только в потрясающем мастерстве, в неожиданной, всегда драматичной правде и психологической образности его полотен, рисунков и гравюр. Но и в тончайшем искусстве передачи чувств и переживаний своих героев. К тому же был он выдающимся педагогом – ведь не каждый, даже очень талантливый и самобытный художник смог выпестовать такую плеяду замечательных учеников и  создать собственную школу.

Обширнейшая и чрезвычайно интересная экспозиция, открывшаяся на днях в нью-йоркском музее Фрика (в знаменитом Frick Collection), посвящена именно этой неисчерпаемой теме и названа со всей определённостью: «Рембрандт и его школа». Причём, что ещё больше увеличивает интерес к бесценному собранию, представлены нам не только хранимые в фриковских запасниках и скрытые от зрителя гравюры и рисунки самого великого мастера, но и знаменитая, самая крупная в Европе (богаче, чем в Лувре, Британском музее или Дрезденской галерее) коллекция Лугта.

Голландский историк искусства Фриц Йоханнес Лугт и жена его Якоба Клевер были фанатичными коллекционерами. Потому и собрали более 30 тысяч гравюр и 7 тысяч рисунков старых мастеров, а в их числе и лучшие образцы графики Рембрандта и художников рембрандтовской школы, которые сейчас прибыли  в Нью-Йорк.

Генри Клэй Фрик тоже был коллекционером фанатичным. «Человек, сделавший себя сам», как говорят американцы о том, кто, начав с нуля, стал выдающимся финансистом, промышленником, предпринимателем, инженером, Фрик, благодаря собственному упорству, таланту и идееспособности, стал и первым, и вторым, и третьим, да вдобавок – одним из крупнейших в Америке собирателей шедевров европейского искусства. На профессиональном уровне.

В великолепном его дворце, который завещал он превратить в общедоступный музей, собраны работы, в большинстве своём причисляемые к шедеврам. А среди них конечно же драгоценнейшие холсты Рембрандта.
Кстати, сам художник тоже был страстным коллекционером: собирал картины, гравюры, редкое оружие, экзотические костюмы и ткани. Они помогали ему, в своё время единственному, делать антураж сюжетных полотен приближённым к эпохе, которую они отображали.

Первым вожделенным приобретением ликующего Фрика был «Портрет молодого художника», за бешеные, по тем временам, деньги им купленный. В его подлинности на протяжении четырёх сотен лет ни один знаток не усомнился. И только 40 лет спустя после смерти коллекционера, в 60-х уже годах прошлого века, было установлено: принадлежит он кисти одного из анонимных, но безусловно талантливых подражателей великого художника. Остальные три «рембрандта» – несомненно подлинники. Это невероятно динамичный, целеустремлённый «Польский всадник». Один из ранних портретов Рембрандта – «Николас Рутс». Это был первый проданный Рембрандтом живописный портрет. В этом же зале с 1906 года был и недавно после реставрации на привычное место возвратился один из самых знаменитых, поистине потрясающий автопортрет великого мастера.
Это самый большой из шестидесяти с лишним автопортретов Рембрандта. Писал его художник, когда было ему 52. Пару лет тому назад больно ударило его  банкротство, оправиться от которого ещё не удалось. Но главное: хоть прошли годы после двух страшных утрат, когда похоронил он нежно любимую свою Саскию и боготворимую мать, тень неизбывного горя – в его тёмных глазах, в плотно сжатых губах.

Один из его современников, взглянув на автопортрет мастера, повторил строку забытого древнего поэта: «Я царь. Хоть царствую лишь только над собою!» И действительно, золотой отблеск, чьи тональные вариации великолепны, – на одеждах художника; меховая накидка – будто царская мантия; резную палку держит он, словно скипетр, да и сама фронтальная поза – как на парадных портретах королей. Но руки! Натруженные руки, часами не выпускавшие кисть. Умевшие творить! И лицо творца. Лицо человека, познавшего мир, познавшего людей и познавшего себя.

В ряду гравюр из коллекции Лугта несколько рембрандтовских автопортретов. Начал художник  свой «самоотчёт» ещё в пору творческой одержимости рисунком и гравированием. Вот на миниатюре он: двадцатичетырёхлетний, лохматый, именно одержимый. Чем? Да искусством, конечно. Он смело глядит в будущее, он уверен в себе!

Потом, год за годом, автопортреты. 1633 – грустный, недовольный собой. 1634 – снова уверенность, в руке старинная сабля. Он готов победить весь мир! Да что мир, он победил Саскию ван Эйленбург, в которую влюблён был страстно.

Череда автопортретов продолжается: 1635 – весёлый, заряженный оптимизмом; 1636 – с Саскией. Тихая любящая женщина, а он дерзкий, в шляпе с лихо заломленными полями, радостный. Это год создания гениальной «Данаи», воспевающей, не идеализируя фигуру и формы, красоту, обаяние и сексуальность женщины.

И 1639 – на подоконник облокотился красивый, пышноволосый, серьёзный, многого достигший, влюблённый в жизнь человек, наверняка художник. Хоть он и  сомневается в чём-то, но сомнения свои от самого себя пытается скрыть, потому что полон оптимизма. На нём широкий берет, который вот уже две сотни лет зовут рембрандтовским. В этом году он создал и знаменитый автопортрет с Саскией на коленях, который мы видели в Эрмитаже. Апофеоз любви и жизнелюбия.

Но гравюра 1648-го... Ему кажется, что молодость позади. Он в отчаянии, он устал от потерь. Поверил вдруг, что бессилен это отчаяние унять. И даже здесь, в пучине горя и столь не свойственного ему неверия в себя, – искра надежды. И конечно же острое желание схватить кисть. Он продолжает делать своё дело, а искусство его, обострённое личными бедами, становится более лиричным, согретым истинной симпатией и уважением к людям.

Уже давно свет у Рембрандта превратился в одно из главных средств усиления выразительности, глубокого и всестороннего раскрытия внутреннего содержания произведения и характера персонажей. Но что поражает - и в чём был он первооткрывателем - точно так же «работает» свет в его графике: «Женщина, опершаяся на подоконник»; тяжко задумавшийся «Присевший старик» –  поразительная размытость теней; эротичнейшая «Женщина, расчёсывающая волосы»; очень интимный выполненный пером пейзаж с мельницей – он ведь был сыном мельника... Очень взволнованный, тоже пером нарисовал художник больную Саскию в задвинутой в альков кровати с пологом. Остро ощущаются её страдания, которые подчёркивают равнодушие служанки, удобно устроившейся в кресле. Не упущена ни одна деталь. Рисунок полон трагизма.

Портретист Рембрандт был сверхгениальный. Графические его портреты столь же выразительны и глубоко психологичны, как и живописные. Впечатление, что те, кто был его моделью, открывали ему и душу свою, и сердце. Несколько гравюр-шедевров в собрании самого Фрика: это изумительные портреты-характеристики его земляков Клеменса де Йонге и Яна Лутмы, поражающий добротой и жертвенностью Св. Франциск – идентифицировать модель художника не удалось. Что уж говорить о рембрандтовском Христе. Здесь и зажигающий силой веры Христос Проповедующий, но особенно – в сцене явления Христа народу не только Сын Божий, но просто человек: художник так и назвал гениальную эту гравюру “Homo Ecce”. Человек. Такой, какой он есть.

Интересно, как по своему настроению перекликается с образом Спасителя образ Титуса, единственного из четверых детей Рембрандта и Саскии оставшегося в живых сына художника, умного, тонко чувствующего, доброго и преданного, любимого им исступлённо и изображённого многократно. Тот графический портрет, который представлен на нынешней выставке, не был эскизом живописного, он имеет совершенно самостоятельное значение (как и в хрестоматийном случае с «Возвращением блудного сына»), но в нём та же отцовская любовь и то же безграничное почитание сына как личности.

И ещё один портрет, в ином аспекте повторенный в красках: это мать Рембрандта. Любимая и любящая. Честная и преданная. Достойная всяческого уважения. Символ материнской любви и женской в материнстве растворённости. Священный для Рембрандта образ.

У Лугта в его коллекции есть поэтичнейший рембрандтовский рисунок – убогая хижина на опушке леса. Так и кажется, что вот-вот появится тот бедняк, что в ней живёт. Может, даже старик со старухой? Полтора десятка лет спустя, по следам учителя, изменив немного композицию, сделал свой рисунок ученик мастера Ламберт Доомер. Отлично сделал. Вот только мощной энергетики работ Рембрандта, увы, нет. Достичь фантастического её уровня так никому и не удалось. Даже его ученикам, да и другим художникам его Школы.

Учеников у Рембрандта было много. Работы лучших Лугт старался найти и присоединить к своей коллекции. Дивная, сексуальнейшая ню Говерта Флинка; поэтичный, очень подробный панорамный ландшафт Филипса Конинка; подросток, неумело пытающийся раскурить трубку, Гербранда ван дер Ээкхоута; милая, но очень усталая вышивальщица – рисунок сангиной Николаса Маеса; интереснейшая композиция «Смерть Святой Девы» Самуэля ван Хоогстратена, который многие годы не только учился у мастера, но и позировал ему. Карел Фабрициус, Якоб Пинас, Питер Ластман, Константин ван Ренессе... Всё это ученики великого Рембрандта, сами ставшие знаменитыми.

На руках не покинувшего учителя и в нищете ученика своего Корнелиса Сейтхоффа, ставшего мужем  дочери Корнелии, которую родила мастеру невенчанная его жена Хендрикье Стоффельс, Рембрандт умер. Похоронен великий художник на средства, собранные еврейской общиной Амстердама, – ведь дом его стоял в еврейском квартале. Эти же почитавшие Рембрандта соседи позаботились о надгробном камне, не дав могиле гения затеряться.

Такую выставку пропустить нельзя. А музей Фрика находится в Манхэттене на углу 5й авеню и 70й улицы (поезд метро «6» до 68 Street).