“Овеянная Черноморским ветром...”

Валентина ТЫРМОС, Яков ВЕРХОВСКИЙ

 

Продолжение. Начало в предыдущем номере

 

Итак - 21 апреля 1776 года...

 

Запомним эту дату! Через девять месяцев после этого счастливого дня (или ночи!) императрица Екатерина II родила еще одного ребенка - сына, которого нарекли Иосиф Сабир. Обратите внимание на фамилию “Сабир” - это “слово-перевертыш”. При обратном прочтении оно звучит как “Рибас”.

 

Дерибас никогда не отказывался от своего сына. Но то, что матерью мальчика является императрица, тщательно скрывалось.

 

Мы почерпнули эту интересную информацию из работ известного одесского краеведа Анатолия Горбатюка, а он, в свою очередь, пользовался случайно попавшей в его руки уникальной рукописью ныне покойного протоирея Берлинского Воскресенского кафедрального собора Сергея Положенского, кстати, видимо, одного из потомков Дерибаса.

 

В этой рукописи приводится примечательный разговор, состоявшийся в 1790 году между Дерибасом и Потемкиным. Дерибас просит принять на военную службу своего 13-летнего сына Иосифа Сабира. Потемкин интересуется матерью отрока. И Дерибас, ничуть не смущаясь, отвечает: “Мать Иосифа императрица Екатерина!”.

 

Говорят, что светлейшего князя чуть удар не хватил.

 

Не знал он этого что ли?

 

Положенский считает, что материнство Екатерины скрывали, поскольку опасались ревности жены Дерибаса - Анастасии.

 

Но, видимо это неверно. Камер-фрейлина императрицы Анастасия, 36-летняя старая дева, которую Екатерина выдала замуж за Дерибаса 27 мая 1776 года - всего через месяц после того памятного бала в честь дня рождения, просто не могла не знать о любви этих двух.

 

Об этой любви знали все! А уж Анастасия, которую современники характеризуют, как очень хитрую, много повидавшую на своем веку особу - кладезь всех дворцовых сплетен и слухов - несомненно, была в курсе. Но вряд ли имела право ревновать.

 

Дерибас никогда не жил с ней под одной крышей, а после принятия им обета рыцарства их отношения и вовсе стали формальными. Ведь Рыцарь Справедливости Мальтийского ордена давал обет целомудрия и посему не только не мог быть женат, но и не имел права держать в своем доме женщину - родственницу или невольницу - моложе пятидесяти лет. Кстати сказать, на любовь вне брака и вне стен дома этот обет не распространялся.

 

Так, почему же все-таки материнство Екатерины скрывалось?

 

Осмелимся высказать предположение. В июне 1775-го Екатерина, как сказано, родила дочь от Потемкина, а в феврале 1777- сына от Дерибаса. Двое детей за два года от двух разных мужчин, ни один из которых не являлся ее официальным мужем...

 

Неудобно! И перед собственным народом и перед всем просвещенным миром, к которому императрица, считавшая себя ученицей самого Вольтера, желала принадлежать. Тем более неудобно, что отец ее сына, чужестранец, на 22 года младше ее. Так что, ничего не поделаешь, Сабира пришлось скрыть.

 

А любовь? Любовь - это совсем другое дело. Любовь можно простить. Ведь простили же ей десятка два официальных фаворитов, и не счесть, сколько тайных?

 

Екатерина была великой во всем, и милость ее к людям, которых любила, не знала предела.

 

 

 

“Екатерина, следует сказать,

 

Хоть нравом и была непостоянна,

 

Любовников умела поднимать

 

Почти до императорского сана.

 

Избранник августейший, так сказать,

 

Был только по обряду невенчанный

 

И, наслаждаясь жизнью без забот,

 

О жале забывал, вкушая мед”.

 

 

 

И Дерибаса она осыпает подарками - жалует ему имение в Полоцкой губернии и 800 душ крестьян, становиться крестной матерью двух его дочерей, дарит шпагу, украшенную брильянтами, присваивает чины и награждает орденами.

 

 

 

“Лукавые заморские послы

 

Осведомлялись - кто сей отрок новый,

 

Который пробирается в орлы,

 

(Намек на бывшего фаворита Григория Орлова!)

 

Которому уже почти готовы

 

И должности, и пышные хвалы,

 

И награждений дождь многорублевый,

 

И ордена, и ленты, и к тому ж

 

Дарения десятков тысяч душ.

 

Она была щедра, любовь такая

 

Всегда щедра!..”.

 

 

 

Но... пришло время, и, как это часто бывало у Екатерины, страсть ее к неотразимому Дон Жуану погасла. Вместе с тем, хотя фавориты всякие разные - официальные и не официальные - сменяли один другого, дружеское расположение (или любовь?) ее к Дерибасу оставалась неизменной. По словам внучатного племянника нашего героя, даже в последние годы жизни императрицы Дерибас все еще принадлежал к числу ее самых близких друзей и, бывая в Петербурге, непременно присутствовал за ее столом на интимных обедах и ужинах.

 

Но еще до этого печального времени Екатерина сделала Дерибасу самый дорогой свой, действительно царский подарок: она подарила ему... город!

 

27 мая 1794 года.

 

В этот день вышел Высочайший указ императрицы, в котором предписывалось Гаджибею быть городом:

 

“Уважая выгодное положение Гаджибея при Черном море и сопряженные с оным многия пользы, повеливаем мы нужным устроить тамо военную гавань купно с пристанью для купеческих судов...”.

 

“Главным устроителем” города назначался генерал-майор Иосиф Дерибас и он же для этой цели получал из царской казны 26 тысяч рублей золотом.

 

27 мая 1794 года.

 

Самый счастливый день жизни Дерибаса и самый печальный день...

 

Ведь именно в этот день, 18 лет назад - 27 мая 1776-го - всего через месяц после того памятного бала в честь дня рождения императрицы, 25-летний Хосе де Рибас, только что прибывший в Петербург, вынужден был жениться на вздорной женщине, с которой едва был знаком*.

 

Похоже, что ни Дерибас, ни Екатерина не забыли эту печальную дату. Похоже, что императрица подарила Дерибасу город именно в этот день, чтобы “замолить” свой тогдашний грех - вымолить прощение у отданного на заклание прекрасного юноши, который пошел на ненавистную ему женитьбу только ради нее, Екатерины, чтобы погасить слухи о ее “запретной” любви.

 

С тех пор прошло 18 лет. Он жил все эти годы так, как хотел.

 

Сражался и побеждал. Любил многих женщин. Не зря же именно его выбрал Байрон на роль Дон Жуана?

 

По-своему любил Екатерину, да и она по-своему любила его.

 

И вот теперь Высочайший указ превратил этот день, 27 мая, в самый счастливый день его жизни: Гаджибею быть городом!

 

Гаджибей...

 

В ночь на 14 сентября 1789 года Дерибас с горсткой преданных ему запорожских казаков штурмом взял эту турецкую крепость.

 

Хиленькая, надо прямо сказать, была крепостица. Мрачные развалины замка на обрывистом морском берегу, несколько домиков, разбросанных по голой степи, кофейня грека Аспариди, где можно выпить чарку кипрского вина, и гарем турецкого коменданта крепости Ахмет-паши.

 

Гарем, как видно, особенно пришелся по вкусу победителям (рыцарям и не рыцарям!) - ведь не случайно при археологических раскопках одесские краеведы нашли на месте, где был гарем, железную поясную пряжку от штанов солдата (или офицера?) доблестной российской армии.

 

Крепостица то хиленькая, но... расположение: у самого-самого синего Черного моря!

 

Значение Хаджибея для России можно сравнить только со значением Петербурга. Император всероссийский Петр I основал Петербург и открыл для России окно в Европу, а он, Дерибас, на месте Хаджибея построит город и даст ей выход на Черное море.

 

 

 

“Здесь будет город заложен...

 

Природой здесь нам суждено

 

В Европу прорубить окно;

 

Ногою твердой стать при море.

 

Сюда по новым им волнам

 

Все флаги в гости будут к нам...”.

 

А.С.Пушкин “Медный всадник”.

 

Именно так! Именно так! Ногою твердой стать при море.

 

Гордости Дерибаса нет предела. Он верит, что новый город прославит его в веках, и только не знает, что этот город, вкупе с подаренным ему императрицей Мальтийским крестом, станут причиной его трагической ранней смерти.

 

22 августа 1794 года. В этот знаменательный день с благословения Митрополита Екатеринославского и Таврического Гавриила генерал-майор Иосиф Дерибас, заложив медный “пятак” с вензелем императрицы Екатерины II под кирпичный фундамент дома князя Волконского - первого дома нового города, опорожнил бокал вина и тут же с размаху разбил его о камни - на счастье!

 

Так родился наш город, имя которому О-дес-с-а!

 

Говорят, что это ласковое женское имя выбрала сама матушка Екатерина в честь героя древнегреческих мифов хитроумного Одиссея, посетившего в своих долгих странствиях эти края.

 

И тогда же, в жарком августе 1794-го были заложены фундаменты малого и большого мола, набережной, таможни, карантина, госпиталя...

 

Из ничего создавался город! Но у судьбы свои жестокие законы, и она, поскупившись, отмерила Дерибасу для счастья созидания чуть больше двух лет.

 

В ноябре 1796-го умерла императрица Екатерина II.

 

Императором стал ее сын Павел.

 

Мать и сын... Величественная почти гениальная мать и щупленький инфантильный, а многие считают, что даже слабоумный, сын. Павел ненавидел мать, узурпировавшую, фактически его престол после убийства отца Петра III, в чем он тоже, и не без основания, подозревал Екатерину. И, теперь, дождавшись ее смерти и став, наконец, в 42 года российским императором, с каким-то дьявольским удовольствием разрушал все, что имело к ней какое-нибудь отношение, все, что она любила, все, что было ею создано.

 

Так он сразу же обратил свой недобрый взор на Одессу и на Дерибаса.

 

Обделенный материнской любовью, изгнанный из Петербурга в Гатчину, Павел мучительно ревновал Екатерину к этому, своему ровеснику, годившемуся императрице в сыновья. В Дерибасе его бесило все, все то, что не было дано ему, Павлу, все то, что привлекало императрицу: и красивое лицо, и гордая осанка, и уверенность в себе, и, наверное, невероятный подарок Екатерины - сияющий восьмиконечный Мальтийский крест на груди.

 

Так что, вскоре, после вступления на престол, 26 декабря 1796 года, император упраздняет созданную императрицей Комиссию строения южных крепостей и одесского порта и снимает с поста главного устроителя нового города Дерибаса.

 

А 10 января следующего 1797 года по приказу императора Дерибас покидает Одессу и на подаренном в свое время матушкой Екатериной знаменитом ее дорожном возке, “украшенным црицыным гербом”, едет в Петербург. Едет навстречу своей смерти!

 

Нет, нет, он, конечно, пока не знает об этом. Напротив - настроен по боевому. Ведь его имя дон Хосе де Рибас!

 

Всю жизнь он преданно служил России. Он покоритель Измаила и многих других больших и малых вражеских крепостей. Кавалер российских орденов. Сама императрица Екатерина Великая пожаловала ему Большой крест Мальтийского ордена.

 

И еще, и еще, и еще. Павел, так его, перетак (Дерибас при всей его утонченности был непревзойденным мастером нецензурной солдатской лексики!), заплатит за все нанесенные ему обиды.

 

Подумаешь, император, так его, перетак!

 

Если возможно было убрать с дороги императора Петра III, то почему бы не сделать это с его слабоумным сыном?

 

По прибытии в Петербург, Дерибас начинает смертельную игру - заговор, и назовем уже вещи своими именами, заговор по убийству императора Павла I. К осуществлению своего плана он привлекает нескольких абсолютно надежных и преданных людей - близких друзей.

 

В первую очередь генерал-майора Никиту Петровича Панина, родного племянника незабвенного графа Никиты Ивановича Панина, бывшего в течение многих лет наставником цесаревича Павла, и, кстати, одним из участников убийства Петра III, а также генерала от кавалерии хитрейшего графа фон дер Палена - военного губернатора Петербурга. Оба они без колебаний выразили желание участвовать в убийстве императора.

 

Все шло отлично, и вдруг...

 

И вдруг, неожиданно, без всякой видимой причины отношение Павла к Дерибасу меняется. Бывшему любовнику императрицы возвращены все регалии, присвоены новые титулы и даже, как будто бы взамен на отобранную Одессу, поручено строительство укреплений Кронштадта.

 

В то же время изменилось отношение императора и к Одессе. В январе 1800-го Павел возвратил городу все дарованные Екатериной, а затем отобранные им льготы и выделил из казны еще 250 тысяч рублей золотом.

 

Любопытно, что эта сумма почти в десять раз больше той, дарованной в свое время Екатериной - значит, несчастный Павел, даже став императором, все еще продолжает “состязаться” со своей покойной великой матерью.

 

Но почему же, все-таки император изменил свое отношение к Одессе?

 

Более 200 лет одесситы рассказывают байку о том, как им удалось “растопить железное сердце императора” с помощью необычного подарка: в Петербург к царскому столу был отправлен ящик импортных “апельсиновых фруктов”.

 

Ну, не смешно ли это?

 

Что бы там ни говорили, но император Павел I был достаточно образованным человеком. Он владел многими иностранными языками, прекрасно говорил на немецком, и французском, выезжал за границу. Однажды, под именем графа Северного, он более двух лет провел в Европе. Посетил Францию и Германию, Австрию, Швейцарию, Швецию. Польшу, проехал всю Италию. В Париже вместе с супругой обедал за столом короля Людовика XVI, а в Венеции в его честь был устроен карнавал на площади Сан-Марко.

 

Так неужели за все это время во дворцах королей и дожей ни разу не пробовал он апельсин?

 

Ну, хорошо, допустим. А как же тогда все эти иностранные послы, аккредитованные в Петербурге? Как же все эти гонцы, мчавшиеся со всех концов Европы? Неужели ни один из них никогда не привозил в холодную Россию “к царскому столу” экзотические плоды цитрусов? Ведь привезти апельсины из Италии было значительно быстрее и легче, чем из Одессы - две тысячи километров, по бездорожью.

 

Нет, нет красивая “оранжевая” байка, к сожалению, не выдерживает проверки логикой. Неожиданная милость императора имеет иные серьезные и глубокие причины.

 

 

 

 Продолжение следует

 

 

 

“Секрет”

 

 

 

 

 

 (velelens.livejournal.com)

 

 

 

 

 

=ПОДПИСЬ К ФОТО=

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

goran878 Лена

 

 

 

“ОВЕЯННАЯ ЧЕРНОМОРСКИМ ВЕТРОМ...” + goran878

 

 

 

=ВРЕЗ= Продолжаем публикацию глав из новой книги “Город “Антонеску”

 

 

 

Валентина ТЫРМОС, Яков ВЕРХОВСКИЙ

 

 

 

Вернемся на тридцать лет назад, в 1760 год.

 

 

 

Цесаревичу Павлу исполнилось 6 лет. Вместо мамок и бабок, к нему приставлен воспитатель - блестящий российский дипломат граф Никита Иванович Панин. Человек исключительно умный и образованный, большой знаток литературы, истории, философии, Панин был, как и многие просвещенные люди того времени, масоном. И так уж случилось, что цесаревич с самого раннего возраста жил в атмосфере мистики, легенд о Святой земле, древнем граде Иерусалиме, Крестовых походах и благородных рыцарях - духовной предтече масонов.

 

 

 

Один из младших воспитателей Павла однажды сделал в своем дневнике такую запись: “Читал Его Высочеству историю ордена Мальтийских кавалеров. Изволили потом забавляться... представляя себя кавалерами Мальтийскими...”.

 

 

 

Цесаревичу было в те дни уже 11 лет и, играя “в рыцарей”, он даже прилаживал себе на грудь сделанный из бумаги восьмиконечный Мальтийский Крест. А книга, о которой шла речь - это “История ордена Святого Иоанна Иерусалимского”, изданная в 1724 году аббатом Верто.

 

 

 

С течением времени детское увлечение Павла не прошло, как это часто бывает, а только усилилось. Он окружал себя атрибутами Мальтийского ордена и даже приказал построить в парке Гатчинского дворца на Длинном острове некое подобие храма - круглую беседку, названную им “Темпл” и содержащую набор странных архитектурных элементов, понятный только посвященным. И можно представить себе, как бесил его Мальтийский Крест, подаренный Екатериной, не ему, мечтавшему об этом кресте с детства, а Дерибасу.

 

 

 

Однако, в те дни, когда униженный императором Дерибас прибыл в Петербург и занялся организацией заговора, сам император уже не думал ни о старых обидах на мать, ни о мести ее любовнику. Он был близок, как никогда, к осуществлению своей детской мечты: он сам был недавно посвящен в рыцари, и со дня на день должен был стать протектором Мальтийского ордена.

 

 

 

Это знаковое событие произошло 29 ноября 1797 года, когда в Петербург прибыл, собственной персоной, чрезвычайный посол ордена граф Джулио де Лита. Парадный экипаж посла, окруженный гвардейцами, торжественно проследовал по запруженным народом улицам столицы в Зимний дворец. В тронном зале дворца на золоченном троне Екатерины восседал император Павел I, с древней российской короной на голове. У ног его стояли придворные и высшее православное духовенство во главе с митрополитом Гавриилом. Граф де Лита вошел в зал в сопровождении трех уважаемых кавалеров ордена. Они несли на парчовых подушках часть десницы Святого Иоанна, Большой Мальтийский Крест на золотой цепи и рыцарскую кольчугу. Сделав три глубоких поклона, граф произнес приветственную речь на французском и передал императору просьбу Главного капитула стать покровителем ордена. Павел поблагодарил посла за оказанную ему честь и... взяв дрожащими руками с парчовой подушки цепь с Мальтийским Крестом, надел ее на себя.

 

 

 

Свершилось! Теперь у него на груди будет вечно сиять вожделенный восьмиконечный Мальтийский Крест.

 

 

 

Павел с радостью включился в необычайно притягательную для него игру Мальтийских рыцарей и часто участвовал в их средневековых ритуалах в бывшем дворце графа Воронцова на Садовой. А в ноябре 1798-го, после того, как по пути в Египет Наполеон высадился на Мальте и выгнал рыцарей с острова, Главный капитул нашел прибежище в России, и российский император был провозглашен 70-м Великим Магистром ордена.

 

 

 

Теперь Павел часто встречался с Рыцарем Справедливости Дерибасом. Теперь он видел в Дерибасе не чужестранца - любовника своей матери, не юношу, отнимавшего у него когда-то материнскую любовь, но благородного рыцаря Мальтийского ордена, овеянного славой боев с неверными. Он мог часами слушать его рассказы о морских сражениях, об осаде вражеских крепостей, о блистательных победах и непереносимых поражениях, о жизни и смерти. Он осыпал своего нового друга милостями и, в конце концов, 8 мая 1799-го, пожаловал ему чин полного адмирала.

 

 

 

А как же заговор? Как же подготовка к убийству?

 

 

 

Подготовка к убийству продвигалась медленно, или, можно сказать, совсем не продвигалась. И, самое удивительное, что именно Дерибас делал все возможное, чтобы запущенная им самим адская машина убийства застопорилась.

 

 

 

А, впрочем, что же здесь удивительного?

 

 

 

Ведь Дерибас был Рыцарем Справедливости, одним из главных обетов которого, кроме “безбрачия” и “бедности”, был обет “послушания и подчинения”.

 

 

 

Мог ли Дерибас нарушить этот обет?

 

 

 

Мог ли он поднять руку на Великого Магистра?

 

 

 

Нет, и еще раз, нет! Убийство императора нужно было предотвратить. Великого Магистра нужно было спасти!

 

 

 

И это должен был сделать он - Рыцарь Справедливости...

 

 

 

Вот почему Дерибас делал все возможное, чтобы адская машина убийства застопорилась. Но это никак не устраивало заговорщиков, особенно молодых амбициозных генералов Панина и Палена. Дело осложнялось тем, что в заговоре был замешен английский посол сэр Уайтворт: в Лондоне не только знали о готовящемся убийстве, но и способствовали ему, снабжая заговорщиков золотом. И это еще не все: в убийстве императора, как оказалось, были заинтересованы масоны, давние друзья, возлагавшие на Павла большие надежды и разочарованные в своих ожиданиях.

 

 

 

Убийство императора давно бы произошло, если бы...

 

 

 

Если бы заговорщикам не мешал Дерибас.

 

 

 

Между тем, император, как видно, узнал о заговоре. Но, будучи уверен, что все его нити в руках Рыцаря Справедливости, не опасался и даже позволял себе шутить. Известно, что 2 ноября 1800 года Павел, забавляясь, поинтересовался у Палена на утреннем докладе, известно ли ему, губернатору Петербурга, о существовании “заговора”. Пален побелел, но, не утратив самообладания, отшутился. Однако дело явно шло к развязке - заговорщики были преданы, и преданы, скорее всего, Дерибасом.

 

 

 

К тому же, 12 ноября 1800 года Дерибас назначен был личным докладчиком императора по делам Адмиралтейства и мог входить к нему кабинет любое время. Так что судьба Дерибаса была решена.

 

 

 

30 ноября 1800 года Дерибас внезапно... заболел.

 

 

 

Вроде, ничего серьезного, так легкое недомогание, но...

 

 

 

Но, через два дня, 2 декабря 1800 года в пятом часу утра этот 49-летний, полный сил человек скончался.

 

 

 

Сегодня можно с уверенностью сказать - Дерибаса убили.

 

 

 

Скорее всего, отравили: присланный Паленым его личный лекарь потчевал Дерибаса всякими микстурами, а сам граф двое суток не отходил от постели “больного друга”.

 

 

 

Итак, смертельная игра, затеянная Дерибасом, закончилась для него самого смертью.

 

 

 

ОДЕССА СТАНОВИТСЯ ОДЕССОЙ

 

 

 

Дерибаса не стало. Одесса осиротела.

 

 

 

И кто знает, как сложилась бы судьба нашего города, и наша собственная судьба, если бы 9 марта 1803 года в Одессу неожиданно не прибыл... градоначальник. Вот тебе раз!

 

 

 

Но давайте уж все по порядку...

 

 

 

Дерибаса не стало. И теперь ничто не мешало заговорщикам осуществить то, чудовищное, что было задумано когда-то оскорбленным Рыцарем Справедливости, и им же впоследствии с риском для собственной жизни, приостановлено.

 

 

 

Около трех месяцев ушло на подготовку, и в темную ночь, с 11 на 12 марта 1801 года, российский император Павел I был убит.

 

 

 

Часы пробили двенадцать, и с их последним ударом несколько самых близких Павлу людей вошли в его спальню в Михайловском замке и просто забили императора насмерть. По одной из версий, последний смертельный удар был нанесен ему тяжелой золотой табакеркой в висок, по другой - его придушили подушкой.

 

 

 

Весть о кончине Павла принес его сыну и наследнику цесаревичу Александру под утро Никита Петрович Панин. В этот ранний час 23-летний наследник, знавший (или не знавший!) о готовящемся убийстве, почему-то не спал, и даже не готовился ко сну - сидел в одиночестве в своем кабинете и горько плакал. Панин не ожидал, видимо, увидеть такую картину, и позволил себе повысить голос на наследника: “Извольте править!”, - выкрикнул он фальцетом.

 

 

 

Александр вытер слезы и стал “править”. И правил в течение следующих 25 лет совсем неплохо. Воспитанный своей великой бабкой Александр I возобновил многие ее начинания, и в частности, принял решение ускорить строительство Одессы. С этой благой целью он назначил градоначальника - своего давнего знакомца, французского эмигранта, графа де Ришелье*.

 

 

 

Что так? Неужели перевились все российские сановники (сегодня сказали бы “функционеры”), алчущие высоких назначений?

 

 

 

Нет, конечно. Но Одесса - две тысячи километров от Петербурга, глухомань, бескультурье, ни балов, ни “маскератов”, да и жалование не ахти...

 

 

 

Кому захочется? Желающих не было...

 

 

 

А Ришелье? Ну, это сегодня он выглядит таким блистательным и хрестоматийным - еще бы глава величайшего государства Европы - премьер-министр правительства короля Людовика XVIII!

 

 

 

А тогда, в 1803-м? Безвестный камергер погибшего на эшафоте Людовика XVI, бежавший из истекающей кровью Франции.

 

 

 

Да, конечно, аристократ, из очень древнего и знатного рода, потомок легендарного кардинала де Ришелье. Да, конечно, владелец огромного родового поместья и, наверное, очень богатый человек. Но все это там - во Франции.

 

 

 

А здесь, в России? Ни родственников, ни друзей, ни крыши над головой - гол, как сокол. Хорошо еще, что молодой император Александр I, товарищ по службе в Кирасирском лейб-гвардии полку в Гатчине, предложил ему пост градоначальника.

 

 

 

Он, конечно, слышал об этом городе-порте на Черном море.

 

 

 

И с основателем его, покойным адмиралом Дерибасом, был знаком - служил под его началом в 1790-м под Измаилом. Так что, возможность стать градоначальником Одессы, в каком-то смысле, наследником Дерибаса, таила в себе некоторую привлекательность. И Ришелье поехал в Одессу.

 

 

 

Нет, конечно, не так, как когда-то путешествовал Дерибас - в удобном спальном возке императрицы Екатерины, на собственных отличных лошадях, с огромным багажом, многочисленными слугами и преданными адъютантами. У Ришелье в те дни не было ни собственного экипажа, ни слуг, ни адъютантов. Он поехал один, с одним потрепанным чемоданчиком, на почтовых.

 

 

 

Итак, 9 марта 1803 года, после долгого изнурительного пути, первый градоначальник города - Арман Эммануэль де Виньеро дю Плесси, граф де Шиньон, герцог де Ришелье - прибыл в Одессу.

 

 

 

Непокорная каштановая шевелюра, черные, немного печальные глаза, благородный овал смуглого лица, нос с горбинкой, своенравный изгиб губ - он был красив, этот высокий 37-летний француз, в удивительно чистом русском языке которого так неожиданно звучало грассирующее “эр-р”.

 

 

 

В тот мартовский день, когда почтовая карета привезла Ришелье в Одессу и остановилась на покрытом толстым слоем грязи пустыре, считавшемся центральной площадью города, картина, представшая его глазам, поразила герцога. Круто сбегающий к морю голый скалистый обрыв, несколько сот жалких жилых строений и сооруженная наспех “от монарших щедрот” маленькая деревянная церквушка Николая Мирликийского... а дальше, на север, до самого горизонта - бескрайняя степь. Нет, не такой Ришелье представлял себе Одессу. Не такой она виделась ему в мечтах, в полудреме изнурительного пути под скрип колес раздолбанной почтовой кареты. Герцог был потрясен. Куда занесла его судьба?

 

 

 

И тут, наверное, произошло чудо!

 

 

 

В ту самую первую минуту, когда Ришелье, распахнув дверцу кареты, спрыгнул в жидкую грязь пустыря, это гиблое, на первый взгляд, место, покорило герцога. В ту самую первую минуту, когда глазам его явилась необозримая бирюзовая даль моря, а обласканного весенним солнцем лица коснулся ветер, напоенный ароматом степных трав, Ришелье полюбил это гиблое место. И, кажется, что именно в ту, самую первую, минуту он принял решение сделать это гиблое место “жемчужиной”.

 

 

 

Итак, 9 марта 1803 года герцог де Ришелье прибыл в Одессу.

 

 

 

Пришлось начинать все с нуля, и, прежде всего, позаботиться о крыше над головой. Дюк, как фамильярно стали звать его одесситы (да и мы с детства привыкли так его называть), с большим трудом нашел себе хиленький одноэтажный домишко, который станет “дворцом градоначальника”.

 

 

 

Во “дворце”, несмотря на малые его размеры, Ришелье жил не один. Здесь в пяти тесных комнатах разместились (не очень, правда, понятно, как?) несколько прибывших вскоре в Одессу иностранных послов, три адъютанта и выживший из ума глухой старик аббат Лабдан - воспитатель герцога, которого, Ришелье любил, как отца.

 

 

 

Женщин не было в этом странном доме, точно так же, как не было их некогда в доме Дерибаса. Жена Ришелье, уродливая горбунья Розалина-Сабина де Рошешуар, с которой когда-то в 16 неполных лет он был обвенчан, жила в Париже, а связей с другими дамами (света и полусвета) у него, видимо, не было.

 

 

 

Почему? История об этом деликатно умалчивает.

 

 

 

Промолчим и мы.

 

 

 

Все свое время Дюк отдавал городу, его жителям и многочисленным гостям - купцам и вояжерам, которые со всех концов стали стекаться в Одессу, когда слава об этом городе и его необыкновенном градоначальнике облетела Европу.

 

 

 

Дюк был действительно необыкновенным человеком. День его был расписан до мелочей - по утрам он принимал посетителей, объезжал город и порт, заглядывал в острог, заходил в мелочные лавки, останавливал на улице прохожих и расспрашивал их о житье-бытье, а по вечерам сиживал в “кофейном заведении” и посещал вечеринки в частных домах. Иногда он и сам “давал балы и маскераты”. В этом ему помогал неистощимый на выдумки один из его адъютантов, брат горбуньи-жены - граф Луи де Рошешуар.

 

 

 

Но, самым главным делом его было, конечно, строительство города и порта. И вот уже по плану, начертанному мастерской рукой соратника Дерибаса военного инженера полковника Франца де Волана, проложены первые прямые широкие, открытые всем ветрам улицы - Дворянская и Гимназическая, та, которая будет названа Дерибасовской, и станет, по меткому выражению Жаботинского, “королевой всех улиц мира”. И вот уже Тираспольская застроена зерновыми складами и хлебными магазинами, на Ремесленной поселились приглашенные из Германии немцы-ремесленники, а в окрестностях города, на землях, купленных Дюком у графа Потоцкого, основаны первые поселения немцев-колонистов - Гросс и Кляйн Либенталь.

 

 

 

И вот уже на месте того самого пустыря, на котором когда-то остановилась привезшая Дюка в Одессу почтовая карета, красуется Соборная площадь - “Соборка” нашего детства. А вместо маленькой деревянной церквушки Николая Мирликийского, радует глаз красавец Преображенский со