Стиль – не стальные оковы,
но подвижные рамки.
Нина Аловерт.
Наш нью-йоркский художник Эдуард Беккерман стал одним из участников масштабной выставки в одном из крупнейших музеев мира – в знаменитом Русском музее в Санкт-Петербурге. Выставка эта – «Коллаж в ХХ веке» – стала подлинным событием российской культурной жизни. Для Беккермана высокая честь быть представленным в залах музея, почитающегося цитаделью русского искусства, случайностью не была, «счастливый случай скоропреходящ». Еще двенадцать лет тому назад, в 1994 году, в Мраморном дворце Русского музея в Питере, вызвав большой интерес и знатоков, и широкой публики, прошла персональная выставка молодого художника, названная им обещающе «Хранители души». Что имело подоплеку актуальности в той обстановке потерянности, неопределенности, взвинченности – душу не загубить, охранить, грязью и жестокостью, не залить было, наверное, самым важным. На что и откликнулись чутко художники. Беккерман – одним их первых, причем сделал это очень убедительно, темпераментно, экспрессивно. «Для Беккермана непосредственность эмоционального импульса действительно важна, - писал тогда заведующий отделом современного искусства Государственного Русского музея доктор искусствоведения Александр Боровский, - ему необходимо, не расплескав, донести переживания до зрителя, сообщить ему испытываемое художником волнение...»[!]
С особым глубинным волнением, со спонтанно откуда-то свыше открывшимся знанием писал позднее Беккерман своего Христа.
Я стою в тесной студии художника перед поразительным этим живым полотном потрясенная. Потому что картина эта – огромной эмоциональной силы и глубоко проникновенная в душу, высочайшего уровня – и композиционно, и колористически, и философски. Поражает некий повелительный эффект: работа художника заставляет вглядеться, вчувствоваться, не позволяет отойти, отвести глаза. Не отпускает.
Полотно, которое я вижу, - авторская копия. Оригинал был приобретен Русским музеем и находится в постоянной его экспозиции. За исключением тех трех лет (с 2000 по 2002 год), когда вместе с собранием лучших разно вековых образов Спасителя путешествовал по свету. Эта передвижная выставка была посвящена двухтысячелетию христианства.
Беккерман показал не «безобидного юродивого», не кроткого целителя, но человека сильной воли, цельного, самостоятельно мыслящего, честного и чистого. Страдающего. И страдание его порядка не телесного: не ржавые гвозди, пронзившие ладони и ступни, не жалящий терновый венец терзают его. Мучает распятого Христа мысль о самом страшном человеческом преступлении – предательстве.
Кого из нас не коснулось ледяным своим дыханием предательство, особо болезненное, если предал любимый, близкий человек. Говорят же: «Друзья бывают преданные тебе, предавшие тебя и преданные тобой». На ком из нас не лежит грех пусть маленького, но предательства? «Один из вас предаст меня». Предсказание Учителя сбылось: Иуда, любимый ученик, предал и продал. И скорбит спаситель о несовершенстве рода человеческого. И верит, что, пройдя все испытания, люди придут к свету. Удивительно, как сумел художник отобразить твердость духа Христа, его доброту, жертвенность, ум, его многоталантливость.
Свет души, неспособный предать – главный стержень многосложного образа, глубоко психологичного, притягательного и драматичного. Если судить по этому полотну, в импульсивности художника никак не упрекнешь. Продуманность, философская углубленность, некий эффект присутствия. А он дорого то стоит.
По-другому воспринимается серия «Ангелы». При всей декоративности это работы серьезные, представляющие и посланников Божьих, и ангелов падших как некий метафизический аналог наших добрых дел, достойных поступков и злых, порой преступных помыслов и деяний.
Что еще отличает беккермановских ангелов? Безусловная театральность. Наверное, именно поэтому приглашен был художник в Линкольн Центр для участия в оформлении постановки «Медея». И это не последняя ипостась творчества Беккермана, он еще и график, и скульптор, и «предметник», и коллажист и инсталлятор. Но что характерно, в любой работе легко угадываются его манера, его мысль, его стиль, рамки которого у настоящего мастера всегда подвижны. «Эти перемены, - продолжает Нина Аловерт, - логическая потребность поступательного движения искусства». Что особенно четко проявилось в прошлом, кровавом, по сути своей, мультиреволюционном столетии. Век победы всяческих – социальной, технической, поведенческой, мировоззренческой – революций, диктата техники, вытеснения духовности заставил людей фетишизировать многие вещи, очеловечивая их. А искусство реагирует на все быстро, точно, улавливая и отражая любые, а тем более глобальные изменения, требуя конкретики, которую и дало предметное искусство.
«Здравствуй, новый мир вещей», - писал Казимир Малевич. Разумеется, этот вид искусства, которое метафорически могло рассказать о многом (конечно, если художник по-настоящему талантлив и наделен богатым воображением), на родине соцреализма был запрещен и поносим всячески. Оттого мы его не знали, как вообще не знали искусство модернизма во всем его объеме, новизне, революционности и духовности. Да, да, я не оговорилась – духовности, эмоциональности, экспрессии, выразительности. И обязательно – соответствии запросам, проблемам, психологическим и политическим особенностям сегодняшнего дня и живущего сегодня человека.
Эдуарда Беккермана называют классическим модернистом. Он знает и понимает современное искусство во всех его извивах, шагает с ним в ногу, но главное – идет он в ногу со временем. Бунтарским, изменчивым, подчас жестоким. И почти всегда – непредсказуемым. Может, поэтому во все времена люди преклонялись перед пророками, перед теми, кто мог объяснить настоящее и высветить будущее. И вот у Беккермана появляется новая серия – «Пророки», симбиоз искусства предметного и скульптуры, рожденные матушкой - природой дерево и камень, не идолы – живые, мудрые, очень добрые, людям себя посвятившие провидцы. Неколебимо, каменно, убежденно защищающие свои идеи и свои дела. Художник – с его особым видением – сумел осознать всю огромность личности, особость, духовную силу таких людей, без которых жестокая, на крови замешенная история человечества была бы еще более трудной и немилосердной. Одна из скульптурных композиций Беккермана, три его пророка – упрямые, несгибаемые, надежные – в Русском музее в нынешней выставке «Коллаж ХХ века».
А у нас в Нью-Йорке, в Челси, в галерее «Интер-арт» увидела я совсем другие, абсолютно оригинальные, на этот раз – живописные работы, где имя мастера угадывалось по идейной наполненности, обнаженности чувств и стилю. Тому самому, что динамично сдвигает и раздвигает свои рамки, иногда даже форму рамки меняет. «Сны». Беккерман стал исповедовать сюрреализм, да еще в соединении с экспрессионизмом и символизмом тоже? Это попытка познать себя, в многокрасочных его снах еще и тщание познать внутренний мир (свой, мой, твой?), и понимание его непознанности, особый дух отрицания, овладение секретом пространства. Как у Бродского:
Вглядись в пространство!
В его одинаковое убранство
Поблизости и вдалеке! В упрямство,
С каким, независимо от размера,
Зелень и голубая сфера
Сохраняют колер. Это почти что вера.
Колористика «Снов» поэтично и ярка, в взлетающих, рвущихся из мира иллюзий фигурах, стремительность, чувственность и – неугасающая надежда на то, что мечты сбудутся. А еще поразительная пластика. Утекающая, перетекающая, особенная. Может, восходит она к прошлому художника, к тем годам, когда учился Беккерман в балетной школе Большого театра, потом танцевал в театре Джорджа Баланчина. Но судьба распорядилась иначе, как говорится, подставила ножку, увлеченность искусством Беккерман, закончив уже в Нью-Йорке высшую художественную школу, превратил в профессию. И не ошибся: и художник он настоящий. Думающий. Самобытный. Талантливый.
Комментарии (Всего: 1)
http://www.gkatsov.com/articles/articles_bekkerman.html