гДЕ СОКРОВИЩА ЭМИРА?

Учкудук в переводе с узбекского означает три колодца. Но летом 1955 года я не знал этого. Я просто искал на моей топокарте точку с таким названием в центре Кызылкума. Кончался второй день марша нашей маленькой колонны. Сгрузившись с платформ на станции Кызыл-Орда, мы двигались почти строго на юго-запад. Мы - это рекогносцировочный отряд на двух автомобилях: Додж 3/4 и Студебеккер – лучшие по проходимости в те времена машины Советской Армии. Отряду была поставлена суперсложная задача: пересечь Кызылкум и Каракумы и выйти в район Ашхабада. Двигаться приходилось в условиях бездорожья. Имевшиеся на топокарте грунтовки, как правило, с местностью не совпадали, были засыпаны бродячими барханами.
Своего рода ориентирами являлись лишь редкие колодцы и сардобы, построенные еще задолго до революции и стоявшие нерушимо. Сардобы представляли собой бассейны, облицованные камнем или жженым кирпичом, в которые стекала вода скудных зимних дождей. Над ними были сооружены прочные куполообразные перекрытия, видные издалека.
К тому времени я имел почти семилетний опыт такого рода странствий по азиатским пустыням и вел свою маленькую колонну уверенно, виляя между барханами от колодца к колодцу, от сардобы к сардобе, ориентируясь по карте и компасу. А к исходу второго дня мы должны были выйти к ферме Учкудук.
Как это всегда происходит в пустыне, темень опустилась мгновенно, а фермы мы так и не видели. Пришлось применить так называемую «звездочку» - прием опытных офицеров. Для его реализации требовались спиртовой компас и карта. Компас такой у меня был – дарёный, трофейный. Определив азимут на Учкудук по карте, в направлении этого азимута я засек ту звездочку на небосклоне, которая оказалась на ребре козырька фуражки. Поскольку спиртовой компас позволял не учитывать поправку на магнитную массу автомобиля, повел людей за собой, держа направление на звездочку и сверяясь со спидометром.
Когда, согласно расчетам, Учкудук должен был оказаться рядом, остановил колонну на такыре – пустынном солончаке, который, если придерживаться представлений старожилов, гласил: «Днем ищи сверху, а ночью – снизу». Я лег на землю и стал оглядываться кругом. И точно – вдалеке на фоне неба темнели несколько прямоугольных сооружений. Это были колодцы и мазанки фермы Учкудук.
ГУБЕРНАТОР КыЗыЛКУМа
У фермы нас встретила свора волкодавов, которых с трудом отогнали от машин проснувшиеся хозяева. Но их не смутил наш поздний «визит»: по обычаям Востока, тут же разожгли очаг, зарезали барана и стали готовить плов. А перед этим напоили нас чаем с лепешками. Чему мы все были очень рады, особенно если учесть, что в течение двух суток питались армейским сухим пайком. Меня с офицерами заведующий фермой Атаджан позвал к себе в мазанку. Познакомились, удивились тому, что он вполне прилично изъяснялся по-русски. То, что в тот вечер рассказал заведующий, удивило нас не меньше.
Атаджан назвал себя «губернатором Кызылкума», потому что его ферма находилась в центре пустыни, содержала много голов скота, он знал русский и пользовался большим авторитетом «от Сырдарьи до Зеравшана», - как сказал сам «губернатор». То, что хозяин фермы назвал себя губернатором, было для нас необычно. Но еще более удивительным оказался рассказ Атаджана об Учкудуке. По его словам, на территории самой фермы да в округе (на расстоянии 200 км) нужно не овец пасти, а золото искать.
“Это хорошо знал последний бухарский эмир Саид-Мухамед-Алим хан, - сказал «губернатор Кызылкума», - его рабы здесь добывали большие самородки. А когда эмир решил бежать в Афганистан, его сарбазы (солдаты) перебили всех рабов и засыпали ямы, где они копали золото. А потом пустыня замела все, и на том месте теперь такие же барханы, как везде. Но рабы эмира добывали не только золото, но и драгоценные камни, - продолжал Атаджан. - Правда, не здесь, в Кызылкуме, а за рекой Зеравшан, в предгорьях Памира. Там у него было несколько рудников, которые давали алмазы, изумруды, бирюзу и другие камни. И когда он собрался уходить из Бухары, то и там приказал всех рабов убить, а рудники засыпать. И это было исполнено. А когда красные пошли на Бухару, Саид-Алим хан собрал три каравана по сто лошадей в каждом. Два каравана везли золото, а один, где был сам эмир, – драгоценные камни. И все караваны ушли в Афганистан. Ну и зажил там Саид-Алим хан припеваючи. А где его рабы добывали золото и алмазы, никто так и не узнал. И сегодня никто не знает”, - завершил свой рассказ «губернатор Кызылкума».
Меня очень заинтересовало все, о чем он рассказал, и я это даже записал вкратце в свою заветную тетрадь – толстую, добротную, сделанную еще в довоенное время. Несмотря на солидный вес, я таскал ее во всех странствиях, записывая самое интересное из того, что встречалось в пути. Она и сейчас со мной здесь, в Америке.
ПРОПАВШИЕ КАРАВАНЫ
Через два года после посещения Учкудука по делам службы я приехал в Бухару и выбрал время для посещения Арка – цитадели, где находился в свое время дворец эмира Саид–Алим хана. Его разрушили еще в 20-е годы прошлого века, после падения эмирского режима. Остался только тронный зал, построенный 500 лет тому назад. А сам Арк представляет собой большую крепость на холме. Она была сооружена еще в начале нашей эры, ее разрушали и вновь восстанавливали. Когда же я там был, Арк все еще выглядел, как настоящее фортификационное сооружение восточного типа с высоченными стенами – до 20 метров – и всего одними воротами.
Внутри же было множество всяких построек и несколько мечетей с минаретами. С самого высокого минарета во времена эмиров сбрасывали в мешках осужденных на такую смерть, в основном – женщин. Об этом да и о многом другом рассказал мне Исматулла Юнусов, историк, возглавлявший тогда археологическую лабораторию, которая располагалась в цитадели. Мы с ним долго беседовали, я передал ему рассказ «губернатора Кызылкума», спросил, правда ли все это.
Исматулла ответил, что история эта правдива, но далеко не вся. Хоть и прошло с тех пор почти 40 лет, до сих пор ищут рудники, где рабы эмира добывали золотые самородки и драгоценные камни. До войны искали и после нее. Но найти не могут. Из достоверных источников известно, что добыча проводилась крайне примитивными способами. Есть сведения, что в хранилищах Арка эмир держал огромные сокровища. Это были слитки из высокопробного золота и драгоценные камни. По оценкам специалистов - сказал историк - не менее 10 тонн золота и неизвестное количество драгоценностей было у Саида Алима хана летом 1920 года. Однако вскоре эмир решил бежать, опасаясь наступления красных войск в Средней Азии. Большевики шли из Ташкента и из Туркмении и не скрывали своей ближайшей цели: захват Бухары. Вот Алим хан и убежал, но перед этим вывез все свои сокровища.
То, что рассказал мне Исматулла, захватило меня настолько, что, скажем, «Остров сокровищ» Стивенсона показался мне не столь увлекательным. Естественно, я записал его рассказ в свою заветную тетрадь.
Поскольку большевики шли с севера и запада, оставался только один путь для вывоза сокровищ – на восток. Тем более что этот маршрут проходил по территории Бухарского эмирата, который в те времена состоял из южного Узбекистана и всего нынешнего Таджикистана, вплоть до границы с Китаем. Так что, даже не выходя за пределы эмирата, можно было вывезти золото в Афганистан. Именно это эмир и решил сделать.
Алим хан вызвал топчибаши (командующий артиллерией Арка) Калапуша и приказал ему сформировать караван из пятидесяти лошадей, погрузить на него половину золотых слитков из сокровищницы и с отрядом охраны пробиться в Гиссар к Пянджу, а далее – в Афганистан, ну а там ждать его в городе Мазари-Шарифе. Такой же приказ получил и другой приближенный эмира - диванбеги (глава кабинета) Рагим-ходжа. Только маршруты у них были разные, хотя конечный пункт – один. Выйти из Бухары они должны были с недельным интервалом.
Кроме того, Калапуш и Рагим-ходжа получили приказ спрятать сокровища, если не удастся прорваться за Пяндж. Места, где их необходимо спрятать, были точно определены эмиром. В случае, если дело примет такой оборот, он приказал перебить погонщиков и отравить охрану. Вернуться в Бухару могли только командиры обоих “золотых” караванов.
В конце августа 1920 года ночью из Бухары вышел караван топчибаши Калапуша, а через неделю двинулся в путь и диванбеги Рагим-ходжа. Каждый из этих караванов вез на лошадиных вьюках более пяти тонн золотых слитков. И тот, и другой благополучно миновали Каршинскую степь и направились в сторону Гиссарского хребта. Но в его предгорьях посланные вперед лазутчики донесли, что маршруты перекрыты отрядами красной кавалерии. И придворные эмира решили не рисковать, а спрятать клады там, где приказал эмир. Так они и поступили. Скорее всего, они использовали для этого пещеры или заброшенные подземные водоводы-кяризы, которых в предгорьях великое множество. После этого сарбазы перебили всех погонщиков, а на обратном пути Калапуш и Рагим-ходжа подсыпали в котлы с чаем яд, отравив всех сарбазов.
Они вернулись в Бухару в одиночестве, как и приказал Алим хан. Сначала топчибаши, а через несколько дней – диванбеги. Доложили эмиру о случившемся, отдали точный план местности, где были спрятаны слитки. Саид-Алим хан милостиво принял своих придворных, поблагодарил за точно выполненный приказ и щедро наградил. Но из Арка не вышел ни тот, ни другой. Они были отравлены во время торжественного ужина. Поскольку вернулись не вместе, то и погибли поодиночке. Не хотел эмир, чтобы кто-нибудь, кроме него, знал места, где спрятан огромный клад - 700 пудов золота.
Третий караван он повел сам. Золота в нем не было, но десять лошадей несли вьюки с драгоценными камнями. И Саид-Алим хан уж учел опыт предыдущих караванов, так как двигался практически тем же маршрутом: на Гиссар, а оттуда – через Пяндж в Афганистан. Эмир известил своего наместника в Восточной Бухаре Холдорбека, который правил в Душанбе, чтобы тот с отрядом отборных всадников встречал его в предгорьях Памира, а потом провел мимо красноармейских засад к Пянджу. Они переправились через мелкую в это время года речку и двинулись в Кабул, куда и пришли в октябре 1920 года.
Здесь эмир обосновался по-княжески. Приобрел большую усадьбу, обнесенную высоким дувалом. Да и Холдорбек, и его сарбазы устроились неплохо: эмир оплачивал их содержание. Они нужны были ему для того, чтобы вывезти спрятанные в Гиссаре сокровища. Они пытались это осуществить на протяжении более десяти лет, вплоть до 1931 года. Саид-Алим хан оплачивал все действия отрядов басмачей, в составе которых были его доверенные люди. Их главная задача состояла в том, чтобы найти и перевезти клад, однако сделать этого никто не смог.
Клад не нашли и большевики, знавшие о его существовании, хотя у чекистов Ташкента и Бухары для этого было больше возможностей, чем у басмачей эмира. А сам Саид-Алим хан прожил в Кабуле более 23 лет. Он отнюдь не бедствовал, жил на широкую ногу. Видимо, тех сокровищ, которые он вывез сам, вполне хватило вплоть до его кончины в мае 1943 года.
Как ни странно, но поиски сокровищ эмира бухарского не прекращались и в советские времена. Десять тонн золотых слитков - весьма заманчивая добыча не только для одиноких авантюристов, но и для такой мощной системы, как Советы. Вместе с частями Советской Армии в начале 80-х годов в Кабул заявилась специальная группа КГБ, которая занялась интенсивными поисками родственников и приближенных Саид-Алим хана. Группа перерыла все архивы, обыскала бывшую резиденцию эмира. Однако успеха не добилась. Да и сегодня, после краха СССР, клад так и не нашли
ЗОЛОТАЯ ПУСТЫНЯ
В начале 80-х, после увольнения в запас, был я разъездным корреспондентом журнала «Партийная жизнь» («Партия турмуши» по-узбекски). Вызывает как-то главный редактор Сагатов и дает мне задание - отправиться в город Зарафшан на тамошний горнорудный комбинат и сделать материал о генеральном директоре и о постановке партийно -просветительной работы среди его тружеников.
Надо сказать, что о Зарафшане в те времена достоверных данных в открытой печати не было. Очень осторожно говорилось в редакционных коридорах о добыче там золота и (тш-тш-тш!) урана. В общем, объекты и города там были закрытыми, праздношатающиеся в них не допускались. Впрочем, когда я, как и полагалось, представился первому секретарю Самаркандского обкома, который был заранее извещен о цели моей командировки, никаких проблем и формальностей преодолевать не пришлось.
На поезде я добрался до Навои, где уже ждал на «Волге» секретарь парткома Зарафшанского горнорудного комбината, который меня туда и привез по шоссе, которое , к моему удивлению, оказалось вполне приличным. Впрочем, удивляться приходилось на каждом шагу, потому что я - хоть и давненько - но в этих местах бывал и помнил их как пустыню: пески да солончаки, безводье да адский зной.
А Зарафшан оказался вполне современным городом: сплошные пятиэтажки, ни одной мазанки, росли деревья, дороги были бетонированными. Вот уж чего не ждал и чему бы никогда не поверил! Но еще больше поразил сам рудник Мурунтау в пяти километрах от города. Он представлял собой колоссальный карьер глубиной почти 400 м, откуда самосвалы непрерывным потоком везли содержащую золото руду. Золота в ней было немного: 2-3 процента, но добыча открытым способом позволяла добиваться низкой себестоимости. Как сказал мне партийный секретарь, рудник дал первый золотой слиток в 1969 году. После этого были открыты и другие золотоносные площади. Центральные Каракумы в сущности представляют собой огромные пространства, где золото можно копать почти везде.
Я тут же припомнил марш через две пустыни в 50-е годы, колодцы Учкудук, фантастические рассказы «губернатора Кызылкума» и стал расспрашивать у секретаря, не нашли ли геологи рудники бухарского эмира, в которых его рабы добывали золотые самородки. Но секретарь ни о чем таком никогда не слышал и посоветовал мне обратиться в местный геологоразведочный трест.
Я нашел время для посещения этого весьма представительного учреждения. Как корреспондента партийного журнала меня принял главный инженер треста. После обычных общих фраз я стал расспрашивать его о том, правда ли то, что у эмира были рудники, где добывали золотые самородки? Инженер ответил, что такие сведения есть, их достоверность проверяли много лет самые различные организации, в том числе и чекисты.
Все, что сумели установить - это реальность существования и функционирования таких приисков в начале ХХ века. Но их поиски не увенчались успехом, как и поиски копей, где добывались драгоценные камни, даже алмазы. “Хотя, - сказал главный инженер, - месторождения изумрудов, бирюзы и других драгкамней обнаружены еще в 70-е годы и сегодня их разработка налажена, они все же не являются заброшенными копями эмира, здесь камни другие - они мельче, и добывать их труднее. А алмазов так и не нашли, хотя многие признаки подтверждают, что есть в горах Кугитанга кимберлитовые выходы.
В те времена из окон часто доносились звуки шлягера «Учкудук», который исполнял узбекский ансамбль «Ялла»:
Учкудук, три колодца,
Защити, защити нас от солнца.
Ты в пустыне спасательный круг,
Учкудук, Учкудук, Учкудук!
Эта песня всегда напоминала мне странствия по Кызылкуму тридцателетней давности. И вдруг я оказался в непосредственной близости от тех самых трех колодцев - ведь до них от Зарафшана было менее 100 км. Захотелось взглянуть на места былых приключений. Но когда я стал расспрашивать местное начальство, мне вежливо объяснили, что туда так просто не проедешь – там добывают уран и без разрешения в Учкудук не пускают. Да и колодцев тех давно уже нет, построен город, где живут более 20 тысяч работников урановых рудников. После таких объяснений Учкудук и его «губернатор» потеряли весь флёр романтики, и ехать туда расхотелось. Да и «губернатора» наверняка уже не было в тех местах, а может, и в живых.
Недавно довелось мне встретить человека, весьма осведомленного о золотых разработках в Кызылкуме. Там, оказывается, уже десять лет функционирует узбекско-американский концерн «Зарафшан – Нью-Монт», добывающий более 10 тонн золота в год на карьере Мурунтау. А сам карьер углубился в грунт Кызылкума более чем на полкилометра. Добывают в Кугитанге и драгоценные камни.
Однако заветных алмазных и изумрудных копей эмира так и не нашли. И самородных золотых рудников – тоже. И клады его не найдены по сей день. Хотя и в наши дни их поиски ведутся активно. Найдут ли?